Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy". Страница 109

Сальваторе усмехнулся. Он не мог посмотреть Локвуду в глаза. Хотел бы, но не мог.

Потому что лгал ему. Потому что к Елене он прикасался при любой возможности, потому что избил ее, поцеловал ее, унижал ее и уничтожал. Потому что он чувствовал себя отвратительно: после всей помощи Локвуда так к нему относиться было бесчеловечно.

Доберман извратил их дружбу. Обесценил ее.

— Совсем свободен, — с особым ударением на «совсем» произнес Локвуд, внимательно глядя на молчаливого и депрессивного собеседника. — Мы квиты. Ты мне больше ничего не должен.

Деймон даже не дернулся. Он продолжал выпускать дым из легких, устремляясь сквозь Вселенную в поисках чего-то…

Мчась подальше от Венеры, от той планеты, которая вызывает неприятные ассоциации, на которой хотелось бы оказаться прямо сейчас, в эту самую минуту.

— Ты так сильно любишь ее? — он выдыхает дым и Елену из своих легких. Из-за нее они у него смолой наполнились. Из-за нее он теперь тоже чувствовал себя опороченным: предал дружбу. Ту самую, которую воспевали поэты минувших веков. — Раз забываешь мне все?

— Люблю, — без колебаний ответил Локвуд. — Ты тоже ведь совершал необдуманные поступки ради Джоа. Так ведь?

Так. Мальчик Тайлер полюбил. Впервые. Сильно.

Паршивый расклад обстоятельств.

— А что же ты сказал ей насчет…

— Ничего, — быстро перебил Локвуд. Для гулявшего всю ночь он слишком трезво мыслил. Или чувства, и правда, не позволяли ему расслабляться? — Она не простит мне.

Сальваторе усмехнулся, опустив взгляд и сделав очередную затяжку. Он зажал сигарету между пальцами еще крепче и все же решился посмотреть на друга. Тот выглядел потрепано и потеряно, но он был вполне доволен и счастлив.

И кто сказал, что неведенье — лучше?

— Тебе не нравится Джоанна. Мне же не нравится твоя Мальвина. Эта девочка с двойным дном, я тебе слово даю.

— А кого останавливают отрицательные качества, Доберман? — Локвуд поднялся. Свою мысль он донес Сальваторе. Больше его тут ничего не держало. — Ведь если бы так было, то не было бы и боли в любви. Не было бы и самой любви. Мы же мазохисты: чем больше боли, тем сильнее чувства. Нам это нравится.

Им это нравится. Елене это нравится: смешивать ненависть с агонией, упиваться отрицательной энергетикой, насыщаться ею досыта и пьяной падать в осколки действительности. Деймону это нравится: смешивать страсть с презрением, упиваться запретностью, насыщаться ею досыта и пьяным падать в объятия этой девочки, с бархатной кожей и стройными ногами.

Сальваторе снова затянулся. Он не выражал черноту своей души посредством внешней атрибутики: он не скрывал питавшую его изнутри чернь. Именно поэтому он и не любил Хэллоуин.

— Мы квиты, — утвердительно произнес Локвуд, протягивая руку. Сальваторе пожал ее. С уверенностью и непоколебимостью, отмечая про себя, что лгать близким очень просто. Очень просто жать им руки, смотря в глаза и недоговаривать про свершенные за их спинами грехи. Очень просто недоговаривать, затыкая совесть сигаретным дымом и первоклассным пойлом.

— Нам стоит убираться отсюда, — он затушил сигарету, кинул деньги бармену. — Скоро начнет светать.

Чуть позже они шли по парку. Их молчание разбавлялось сигаретным дымом, шуршанием опавшей листвы и ложью. Доберман уже и не помнил, когда в последний раз отрывался на полную мощь с Локвудом. Когда развлекался вообще: с драками, кровью, алкоголем и адреналином.

Елена внесла в его жизнь степенность и ложь. Он внес в ее жизнь буйство и бешенную энергетику. Равноценный обмен. Тайлер внес в его жизнь поддержку и дружбу. Он в его — предательство и ложь. Подло.

Локвуд засунул руки в карманы и, сделав глубокий вдох, обратил взгляд вперед: в пустоту аллей, в лабиринтах которых он так часто блуждал.

— Слышал о событиях в Мексике? — Тайлер Локвуд еще умел глубоко дышать, разговаривать на отвлеченные темы и смотреть вперед. Он еще был жив. Черт возьми, он был еще жив в этот вечер! Даже после страсти с Еленой. Даже после скандала с Бонни. Он был жив.

— Да, — Доберману хотелось курить, но он понимал, что такое запредельное количество сигарет в течение суток — уже перебор.

Навстречу шла молодежь: разрисованная и разряженная, с бутылками виски в руках, с сигаретами между пальцами. Парни и девушки громко смеялись, шутили и были навеселе. Тайлер бы наверняка примкнул к ним, если бы не его мрачный спутник. Хэллоуин ведь продолжался. Хэллоуин вообще-то никогда и не прекращается. Черноту душу ведь никто не прячет. Просто выражают ее раз в год, а в остальном же…

— США хотят вмешаться в дела «Безотцовщины», — безынтересно произнес Сальваторе. На самом деле, ему было плевать на политическую ситуацию в Мексике. Он вынужден был поддерживать этот разговор, чтобы делать вид, что ничего сверхъестественного не произошло, что все так же, как было раньше. — Собираются прекратить шествия и митинги…

— Уроды, — выругался Локвуд, словно обозлившись на Сальваторе за эту информацию. — Не прекратить они собираются митинги, а взять Мексику под свое крыло.

— Тебе-то что? — получилось апатично и не так взволнованно. Доберман старался не думать о Елене, о том, что вот именно на этом месте, при выходе, он спас ее от тех ублюдков в первый раз. Увидел ее полуобнаженной в первый раз. Курить захотелось еще сильнее, чем раньше.

— А то, что мексиканцам и так доставалось от нас постоянно, а теперь вот ее будут на международной арене растерзывать коршуны-супердержавы!

— А как же патриотизм? — Деймон впервые взглянул на друга без сомнений и внутренних терзаний. Политические настроения не были характерны для Локвуда. Для этого ребенка были интересны тусовки, девушки, аферы — процесс, в общем.

Но результат — результат был интересен, хотя раньше вообще значения не имел. Сейчас же Сальваторе видел перемену в своем давнишнем друге, постепенно приходя к выводу, что осень влияет не только на его жизнь.

— Патриотизм! — патетично произнес Локвуд, вытаскивая руки из карманов и впоследствии широко ими жестикулируя. — Что такое патриотизм в наше время, дружище? Чувство патриотизма нам прививают либо на День Благодарения, либо когда надо захватить чужие земли. Мол: «Поможем собратьям! Приютим их! Мы же американцы — демократы и либералы мира сего!». Чувство патриотизма нам прививают ни учителя истории, ни родители, а политики, когда тем нужны деньги, власть и роскошь! Чувство патриотизма нам прививают, когда надо идти лить кровь на чужбине, пока толстые дяди забивают в свои кошельки награбленные деньги!

Сальваторе остановился на полдороге, не в силах отвести взгляда от Локвуда.

От нового Локвуда, который сейчас не просто высказывал отношение к серьезной проблеме, не просто интересовался результатом, а болезненно реагировал на происходящее.

Но даже не это страшило и удивляло Добермана. Его поражало другое: то, что сейчас озвучивал Локвуд, может, и можно назвать инакомыслием, но в случае военного положения Тайлера обвинят в контрреволюции и измене родине.

Тайлера! Этого паренька, и мухи никогда не обидевшего.

— Ты что, совсем перепил? — прищурившись, произнес Сальваторе, вглядываясь в глаза Локвуда. В глаза нового Локвуда, которого видела Бонни, но о котором ни малейшего понятия не имел Сальваторе, знавший его не первый год. — Ты понимаешь ЧТО сейчас говоришь?!

— Более чем, — спокойно без пафоса ответил Локвуд. — Есть такое понятие как суверенитет государства.

Сальваторе быстро сократил расстояние между собой и своим другом. Его сердце отбивало ровный ритм, но Деймон ощущал каждый удар. Он был рад тому, что не только у него есть секреты и темные стороны его души. Но его пугало изменение в сознании Тайлера.

Свободолюбивых людей общество не любит. А такие как Локвуд свое мнение выражают всегда открыто. Тут же важен процесс: не важно что будет за его слова, важно донести мысль, которая так или иначе может повлиять на результат. На результат его жизни. Чьих-то взглядов. Чьих-то судеб.