Тайна старого фонтана - Фокс Виктория. Страница 10

Таким будет каждый выходной. Впервые за долгое время я чувствую себя на своем месте. Как будто есть маленький шанс, что все закончится хорошо.

Неожиданно я слышу стук, как от падения. Но, судя по звуку, нечто не упало, его… тащили. Будто тяжелое кресло двигали по дощатому полу.

Мне становится не по себе. Присев на корточки, я прислушиваюсь, реагируя на каждый шорох, как кошка. Замок полон странных скрипов, лабиринт пустых коридоров усиливает эффект, и я вспоминаю, как несколько часов назад в бальном зале мне почудилось, что кто-то произнес мое имя.

Но вдруг я слышу его снова. Тот же звук, но на этот раз громче.

Я поднимаю глаза на растрескавшийся темный камень на потолке и слышу звук в третий раз — теперь я уверена, что он раздается сверху. На чердаке кто-то есть.

Оглядываюсь, почти уверенная, что сейчас же буду застигнута Адалиной и выдворена прочь за нарушение второго правила, но коридор пуст. В окно бьется пчела — чем ближе ее полосатое тельце к стеклу, тем громче жужжание.

Я медленно поворачиваюсь к двери в конце коридора. Никто туда не ходит, твоя работа должна заканчиваться здесь. Но Адалина ничего не сказала о других людях. Если кто-то все же пошел, моя ли это работа — сообщить о нарушении?

Делаю шаг вперед. Низкая дверь, сужающаяся кверху, похожа на проход в церкви. Тот, кто пользовался ею, должен быть совсем небольшого роста. Вдруг всплывают в памяти заброшенные больничные кровати. Я прижимаю ухо к двери и слушаю.

Больше никаких звуков, ничего не роняют и не тащат, но я уверена в том, что слышала. Нажимаю на ржавую ручку — на ладони остается рыжее пятно, но дверь не поддается. Недоумевая, как что-то такое небольшое может быть таким неприступным, наваливаюсь на нее изо всех сил. Это не дает ничего, кроме ощущения холода на плече, коснувшемся дерева. Трясу замок, пытаясь не производить шума, но уже знаю: он не поддастся.

Не переживай, Адалина, это привратник со своей работой справляется.

Нагнувшись, я замечаю каплевидную заслонку. Нехотя она подвигается, обнажая замочную скважину. Я прижимаю к ней глаз. Лицо обдает холодом и затхлым запахом старья. Ничего не рассмотреть. Кто бы там ни был, его не видно в темноте.

В темноте. В тишине. В ожидании. Я тоже подожду.

Не окликаю, чтобы не услышала Адалина. Тревога расходится по телу, как зябь по залитому лунным светом озеру, и, если из-за двери раздастся ответ, мне не станет спокойнее, но вопреки здравому смыслу меня тянет к чему-то или кому-то там. Я уверена, что тот звук не сулил добра.

Вернув заслонку на место, я иду назад.

Ближе к лестнице я уже бегу со всех ног.

Глава девятая

Вивьен, Лос-Анджелес, 1976 год

Мужчину, превращавшего все вокруг в золото, звали Джонни Лэйнг. Он представился с интонацией человека, привыкшего к тому, что все вокруг знают его имя, и Вивьен смутилась оттого, что слышала его впервые.

— Все в порядке, — сказал Джонни, он смотрел на нее, как лиса на открытую дверь курятника. — Я не думал, что ты в курсе, кто я. Это одна из многих вещей, которые мне в тебе нравятся, Вивьен. Ты… как бы это выразить? Неискушенная. Невинная. Нетронутая.

Нетронутой Вивьен считала себя в последнюю очередь, уж об этом ее отец позаботился. Но то, что Джонни так считал, ей нравилось. Он был умен и успешен, и если ему казалось, что в ней осталась капля чистоты, может, так и было. Он рассказал, чем зарабатывает на жизнь: «Я работаю в индустрии кино и могу узнать будущую звезду с первого взгляда». А Вивьен думала только одно: «Я сплю. Это сон». Вот ответ на ее отчаянные молитвы — бам! — он стоит прямо перед ней. Невозможно поверить, но это реальность.

Он повел ее поужинать в ресторан в центре и поведал о своих планах: проект тот и этот, она идеально подходит для любого. Это что, правда так легко? Или через пару часов она проснется и поймет, что все это ей приснилось? Неожиданно для себя Вивьен рассказала ему о своей жизни: о Гилберте, о порках, о побеге, обо всех демонах своего прошлого, которые изувечили ее и сделали уязвимой. Она была готова к тому, что рассказ не приведет его в восторг, что он скажет собирать вещи и ехать в Клермонт, как положено хорошей девочке. Но Джонни обращался с ней не как с девочкой, но как с королевой. Он был добрым, щедрым и волнующим. И, вопреки ожиданиям Вивьен, он держал слово.

Следующим утром роскошная машина остановилась у дверей ее захудалого жилища. Во второй раз Вивьен собрала свои пожитки в старую сумку и приготовилась отправиться в новый, неведомый мир. Голливуд. Главный приз.

Последовавшие за этим недели и месяцы были как ураган. У Вивьен едва ли было время подумать. Если Джонни не напоминал, что нужно спать и есть, чтобы сохранить ее «выдающуюся» красоту, она забывала об этом. Ежедневные фотосъемки, интервью для журналов, поздние завтраки с сильными мира сего, кастинги и прослушивания. Джонни не давал ни минуты отдыха. Он снял для нее роскошную квартиру на пляже, но ей было некогда бывать там. Она обедала в лучших кафе, ее гардероб был куплен в самых дорогих магазинах, она знакомилась с главными воротилами бизнеса — все это было как манна небесная. Конечно, не с тех небес, к которым взывал Гилберт Локхарт. Если бы отец увидел, кем стала его невинная, истерзанная ремнем маленькая девочка, и если бы знал, что ей приходилось делать раньше… Пошел ты к черту, папочка, — думала она. — С тобой покончено.

Это случилось незадолго до того, как имя Вивьен Локхарт зазвучало в Голливуде отовсюду. Дни в салоне «Лалик» казались другим миром, длинным и высоким трамплином, с которого она боялась никогда не прыгнуть. Джонни был ее спасителем: он толкнул ее в бирюзовую воду. Она не знала, как его благодарить, не только за обещание карьеры, но и за то, что вернул веру в людей. Она не доверяла никому, пока не появился он, друг, которого она так ждала, показавший ей, что добро так же реально и неотвратимо, как и зло. Подвоха быть не могло. Джонни увидел в ней искру и разжег костер. Понемногу ее душа начала исцеляться. Она открылась миру, полная надежд.

Вивьен рождалась заново. Охваченная благоговейным страхом, она входила в стеклянные двери здания, где Джонни и его партнеры сколачивали состояния. «КИНОКОМПАНИЯ „ЛЭЙНГ ФЭРМАУНТ“», — гласила вывеска. И она благодарила каждую звезду во вселенной за ее существование.

Однажды Джонни принес новость.

— Барт Сандерсон хочет с тобой встретиться, — объявил он, появившись без предупреждения на пороге ее квартиры как-то вечером.

Джонни редко бывал взволнован, но Барт был из высшей лиги. Работа с таким известным режиссером сделала бы Вивьен звездой. Джонни знал это, и она знала. Они тяжело трудились ради этого, собирая воедино все куски головоломки. Джонни говорил, что это как проектировать гоночную машину — собираешь, настраиваешь, полируешь, а дальше нужна лишь трасса, по которой она понесется. Барт был такой трассой.

— Я заеду за тобой завтра, — сказал он, сжимая ее руку.

* * *

И хотя она всем телом дрожала от страха, на самом деле это не так уж сильно отличалось от ее работы в «Лалик». Не переставать улыбаться, говорить правильные вещи, добиваться правильной реакции. Барт и участники его съемочной группы были ночным кошмаром для нее, но, когда Вивьен немного освоилась со своей ролью девушки из трущоб, которая добивается успеха, она поняла, что перестала играть. В этом не было необходимости. Она была той девушкой.

Когда Барт позвонил на следующий день, Вивьен была вне себя. Сидя в залитом солнцем офисе Джонни, она наблюдала, как тот снимает трубку.

Их глаза встретились. Он странно смотрел на нее, невозможно было прочесть его мысли.

Она застыла в кресле.

— Не взяли, да? — спросила она тихо.

Ничего, шансы были мизерными. Роль, скорее всего, достанется Аве или Фэй. Они для нее годятся. А она просто выскочка. Чего она не ожидала, так это: