Пленница гарема - Уолч Джанет. Страница 42

Но это ждало нас впереди. А тем временем в непредсказуемой политике равновесие сил изменилось, или, другими словами, союзники поменялись местами: Россия объявила себя нашим врагом, султан разорвал отношения с Британией, а Бонапарт снова стал нашим другом. Как и прежде, султан сменил везиров, понизил в должностях лояльных к России и Британии советников и повысил тех, кто был благосклонно настроен к Франции.

— Несмотря на враждебность, проявленную к султану за пределами империи сначала со стороны России, потом Франции и, наконец, Британии, кто мог бы предсказать, что самая большая опасность ему грозила дома? — говорил я, складывая одежду Накшидиль перед поездкой. — С другой стороны, — продолжил я, — совсем не обязательно, что раз Селим не раз переодевался то в моряка, то в торговца и отправлялся в город, чтобы прислушаться к людским сплетням, то ему следовало бы знать, что произойдет, когда он прикажет янычарам надеть униформу Армии нового порядка.

— Но ведь янычары должны были бы гордиться тем, что стали частью столь современной армии, — сказала Накшидиль.

— Как бы то ни было, они воспользовались этим приказом, чтобы оправдать свои действия.

— Честно говоря, я думаю, что в этом большую роль сыграли улемы. Они ведь так давно проповедуют ненависть к Западу.

— И экономика находится в плачевном состоянии, — заметил я. — Высокие налоги, нехватка продовольствия, обесценивание денег — люди видят причину всех бед в склонности Селима к европейским замашкам. Особенно янычары: им выплачивают недостаточное жалованье, и уже два года, как они не получают его вовремя. Янычары недовольны.

— Думаю, приказ надеть униформу армии, которую готовят европейцы, стал последней каплей, переполнившей чашу, — заключила Накшидиль.

— Да, но не забывайте об Айше. Она уже спланировала это. Помните ее предупреждение, когда вы несколько лет назад ходили к ней в гости. А ее дружба с Мухаммедом Ракимом и улемами? Она добивалась лишь одного — скорее посадить Мустафу на трон. Айша сделает все, чтобы он стал султаном.

Восстание началось в феврале 1807 года, когда британский флот вошел в гавань Стамбула. Казалось, британцы так обеспокоились тем, что мы возобновили союз с Францией, что прислали в наш порт семь линейных кораблей [80]. Они подумали, что это станет препятствием для нашей дружбы с французами. Поскольку корабли представляли угрозу для Топкапы, султан приказал своим солдатам укрепить волнолом [81]. Британцы отступили перед нашими пушками, и город вздохнул с облегчением. Но ненадолго. Из-за русского контроля над Румынией прекратились поставки в столицу пшеницы и других зерновых культур, а так как русские корабли еще и блокировали Дарданеллы, нам не удавалось доставить в столицу и другое продовольствие. Султан хотел, чтобы янычары и помогали ему воевать с российской армией, и были оснащены по последнему слову военной техники.

В мае 1807 года янычары получили приказ: их будут готовить так же, как Армию нового порядка. Группа офицеров из Армии нового порядка во главе с эмиссаром султана прибыла в один форт на Черном море и приказала, чтобы находившиеся там солдаты надели униформы западного образца. Янычары пришли в бешенство и взбунтовались. Они напали на эмиссара султана, убили офицеров Армии нового порядка, приехавших готовить их, и даже учинили расправу над некоторыми своими командирами. Зная, что в другие гарнизоны тоже направлены такие группы, они дали сигнал убивать и их.

Чтобы утихомирить янычар, султан согласился отослать солдат Армии нового порядка в казармы и не выпускать их оттуда. Но это лишь развязало руки восставшим. Сотни янычар покинули свои форты и направились в Стамбул. Два дня спустя они уже собрались в городе, к ним присоединились учащиеся из медресе. Пока простой люд прятался от страха, янычары составили список требований, главным из которых было убрать советников Селима, настроенных на реформы.

Однако следующим утром шейх-уль-ислам, подстрекаемый Айшой, пошел еще дальше. Он издал фетву [82], требующую свергнуть Селима с трона. Янычари двинулись к Топкапе, словно тигры, готовые наброситься на жертву. Когда они оказались у внешних ворот, мы слышали их крики. «Султан — Мустафа, султан — Мустафа!» — орали они, празднуя свою победу и требуя свергнуть Селима. Голоса бунтовщиков становились еще громче, когда те шли по дворам. Девушки были так напуганы, что многие спрятались под кровать. Но дворцу пронесся слух, будто Ахмед-бей, секретарь султана, убит, и не успел я опомниться, как ко мне прибежал главный чернокожий евнух и сообщил, что Селиму принесли голову Ахмед-бея и Накшидиль лучше спрятаться.

— Где Махмуд? — вскрикнула она, когда я рассказал ей о том, что случилось. Накшидиль тогда было уже тридцать один год.

— Он все еще в Клетке.

— Янычары придут за ним. Скажи им, что они могут забрать меня. Пусть делают со мной все, что хотят. Но не отдавай им Махмуда.

— Билал-ага поклялся, что с ним ничего не случится.

— А что будет с Селимом? Его казнят? — По ее лицу катились слезы.

— Янычары, шейх-уль-ислам и три заместителя везиров вручили ему фетву. Они обвинили Селима в том, что его действия нарушают законы ислама. Они заявили, что он не состоялся как султан, ибо не смог произвести ни одного наследника. Увидев фетву, Селим понял, что у него нет выбора.

— Как нам спасти его? Что мы можем сделать? — спросила Накшидиль, обхватывая себя руками.

— Он достаточно умен и знает, что пользуется популярностью у многих людей. Он хороший человек. Когда ему объявили, что он низложен и Мустафа станет султаном, он лишь ответил: «Да умножит Бог дни его жизни». Селиму разрешат жить в Клетке вместе с Махмудом.

— Слава богу. Если Махмуд и Селим вне опасности, мне станет легче дышать.

Я уставился в пол.

— Что случилось?

— Накшидиль, мне не хотелось говорить вам об этом. Но вы же знаете, что после того, как Мустафа взойдет на трон, Айша станет валиде-султана. Завтра она вернется из Старого дворца, но уже издала приказ. Мне жаль, но вас отправляют во Дворец слез.

Мне ничего не оставалось делать, как уложить вещи Накшидиль. За последние годы ей выдали лишь несколько новых нарядов, а старые со временем износились. У нее еще осталось немного драгоценностей. Я осторожно завернул их в ткани, стараясь не повредить камни. Накшидиль наблюдала за мной, пока я любовно держал в руке нитку изумрудов.

— Тюльпан, они твои, — сказала она.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу, чтобы ты взял их. В Старом дворце они мне не понадобятся.

— Но ведь они стоят целое состояние.

— Это мой подарок. Ты много лет был так добр ко мне.

— Вы уже делали мне подарки, — возражал я, — жемчужину, пояс, кольцо с рубином.

— Ты мне дал больше, чем они стоят, — сказала она. — Ты даже представить не можешь, как много это для меня значит.

Я улыбнулся.

— А я благодарен вам за дружбу, — ответил я.

— Ах, — вздохнула она, — я поняла, что настоящая дружба в этом дворце встречается столь же редко, что и бабочка в декабре. Тюльпан, я знала, что могу тебе доверять, даже если я не желала слышать, что ты говорил. Теперь, перед отъездом, мне хочется, чтобы это осталось тебе в память обо мне.

Я прикусил губу, чтобы сдержать слезы. Никто мне никогда не делал таких подарков.

— Я уверен, что вы очень скоро вернетесь в Топкапу, — сказал я. — Эти изумруды будут ждать вас.

Накшидиль положила ладонь мне на руку.

— Древняя пословица верна: «Ты сохранишь то, что отдаешь». Я подарила тебе эти изумруды, но сохраню гораздо больше. Да, мы скоро увидимся, иншалла [83].

Мы обнялись, и я почувствовал, как она дрожит. Но мы смогли увидеться раньше, чем я думал. На следующий день я получил известие, что меня тоже отсылают в Старый дворец.