Дань кровью (Роман) - Юнак Виктор. Страница 39

— Замуж девке пора. А то иссохнет вся от своей маеты, кто тогда на нее позарится?

— Да, и я так думаю, — согласилась мать.

— Этой же осенью и сыграем свадьбу. Жених у меня на примете есть, — решительным тоном произнес Андрия.

Эти слова как ножом резанули Зорицу. Из глаз ее брызнули слезы. И она, уже не сдерживаясь и рыдая, выбежала из дому. Ноги сами понесли ее к лесу, в гору. Память вела ее по едва заметной тропинке, память же и вывела ее на тот самый луг. По дороге она успокоилась, слезы высохли и в душе ее родилась решимость. Решимость больше не прятаться, а в открытую подойти к влахам и о чем-нибудь заговорить с ними, что-нибудь придумать: заблудилась, мол, сбилась с пути. Лишь бы снова видеть эти притягивающие к себе глаза, это удивительно светлое лицо, лишь бы услышать его голос… Однако действительность была к ней немилосердна — на этот раз луг был пуст, ни коз, ни овец, ни пастухов с собаками не было. Только беззаботные бабочки махали своими крылышками, да в небе носились ласточки.

Она устало опустилась в траву, посидела несколько минут, ни о чем не думая. Затем встала и медленно побрела по лугу, думая, что так, может быть, и лучше для нее. Незаметно для себя она снова вернулась в лес и, совсем уже успокоившись, решила идти домой. Но тут до ее слуха донеслись звуки пастушеской свирели и через несколько секунд приятный густой голос запел:

Снова зазвучала свирель. Зорица замерла, но потом стала тихонько, стараясь ничем не выдать себя, пробираться на звук песни. Она никогда не слышала, как поет молодой влах, но всем сердцем почувствовала, что это он — ее Милко.

Зорица уже бежала, боясь, что песня кончится и влах уйдет, а она так и не увидит того, кто пел, и не поглядит в его глаза.

Влюбилась ли она? Она не знала еще, что это такое, но неведомые силы влекли и влекли ее к нему, и, когда зазвучал последний куплет, она уже была совсем рядом и могла видеть лицо поющего — красивое молодое лицо. Да, это был тот самый юноша, которого она видела тогда и о котором все это время думала. Затаив дыхание, Зорица слушала:

Внезапно под ногой Зорицы хрустнула ветка, и пес, которого она не заметила, тотчас навострил уши и зарычал.

— Ты чего, Караман? — Милко опустил свирель и взглянул на пса. — Что ты?

И в этот момент Зорица не выдержала. Испугавшись, бросилась бежать. Овчарка со злобным лаем кинулась за ней. Милко с криком: «Караман, ко мне!» — побежал следом и, выскочив на небольшую лужайку, увидал убегающую девушку, с рассыпавшимися по спине волосами.

Сотни сербских мальчишек, уведенных турками и оказавшихся в Брусе, первой столице Османской империи, не знали еще свою дальнейшую судьбу. Они не плакали, не желая показывать другим свою слабость. Несмотря на общее несчастье, которое обычно сближает незнакомых дотоле людей (не говоря уже о детях), мальчишки чувствовали себя одинокими и брошенными. Хотя они и старались все время держаться вместе, близости не было.

Наконец всех их переписали, дали им новые, мусульманские имена, не спросив даже, как они прозывались на своей родине. Раз они начинали совершенно новую жизнь, прошлое этих мальчишек абсолютно никого не интересовало. Затем их разделили на несколько больших групп. Всех помыли в бане, отобрали и сожгли всю их старую крестьянскую гяурскую одежду и выдали новую — широкие от пояса до колен, а ниже колен плотно облегающие ноги штаны-шальвары, рубашки, хазуки [17], пояса и красные фески с кисточками. Затем всех отправили в янычарскую школу Аджали Огхлан, где и разместили в узких длинных казармах. Там не было ни высоких, привычных для них столов, ни стульев. Все это заменили софры, низкие круглые обеденные столы, и маленькие подушечки для сидения, кошмы и ковры. Учили их и сидеть по-новому, — сначала упасть на колени и, слегка скрестив ноги, опуститься на задранные кверху ступни.

Все это удивляло маленьких пленников. Они не могли понять, что все это значит.

Но вот кто-то из самых пронырливых, а значит, и самых осведомленных ребят пустил слух, что их никто убивать не собирается, иначе зачем все это мытье в бане и переодевание, никто из них не будет делать рабов, иначе их никто бы не держал всех вместе и не учил новому поведению — они предназначены совсем для другого. Они пополнят собою отборнейшее пешее войско турок, из них сделают янычар. Слово «янычар» для тех мальчишек еще ничего не значило, ибо войско это родилось всего лишь несколько лет назад, когда султан Мурат начал взимать с завоеванных православных земель «дань кровью» с тем, чтобы через несколько лет получить, благодаря этой дани, жестоких и беспощадных служителей Аллаха, верных и преданных себе телохранителей. А потому и известие это не вызвало у мальчишек большого волнения. Но очень скоро эти слова подтвердились.

Их собрали всех вместе на большом дворе на задворках мечети. Они сели прямо на землю, подмяв, как их учили, ноги под себя. Перед ними появился высокий грузный турок в большом синем халате и белоснежной чалме. Черные широкие брови сходились у самой переносицы, такая же черная борода делала его и без того смуглое лицо совсем темным и суровым. Турок поднялся на кафедру, воздел руки горе и, повернувшись на восток, провел ими по бороде, произнеся в конце: «Ля иллах иль Аллах! Нет бога, кроме Аллаха!» Только после этого он посмотрел на замерших от страха мальчишек.

— Я, шейх Ибрагим, совершивший хадж в славную Мекку, отныне буду наставлять вас, дети гяуров, и, клянусь вам честью Аллаха, я сделаю из вас настоящих мусульман, верных и преданных защитников достославного падишаха, грозных и неустрашимых воинов-янычар.

— А как же батюшка с матушкой?.. — вырвалось у Ивана, но он тут же в испуге прикусил язык, боясь даже смотреть в сторону шейха.

— Кто это спросил? Как зовут того мальчика, который это спросил?

Страх настолько сковал души мальчишек, что они не посмели молчать.

— Иван, — пробормотал кто-то.

— У подданных падишаха нет таких имен, — зло сверкнул глазами шейх. — Каждому из вас дали новое, мусульманское имя, которое отныне и будет вечным вашим спутником в этой бренной жизни. А ваши неверные, гяурские имена вы можете тотчас же выбросить в яму для нечистот или растоптать ногами, растерев по земле. Итак, как зовут этого мальчика?

— Саид, кажется, — нерешительно произнес Иван, вставая со слезами на глазах.

— Запомни, Саид, и вы все запомните: отныне у вас нету ни отцов, ни матерей, ни братьев, ни сестер. Отцом вашим отныне и вовек является великий падишах Амурат, матерью — непобедимая Оттоманская империя, братом вашим отныне и довеку будет острый ятаган, а сестрой — кривая сабля. Вашим домом будет казарма, вашей верой — ислам. А поэтому вы все для начала должны повторить за мной: «Боже, приди!»

Нестройные голоса мальчишек, сбиваясь и дрожа, повторили слова шейха. Шейх Ибрагим снова сделал обеими руками символическое омовение лица и продолжал:

— Все мы отрекаемся от всего злого. Аллах акбар! Слава Аллаху! Повторите!

И снова нестройный хор повторял за шейхом.