А.А.А.Е. (Роман приключений. Том II) - Иркутов Андрей Дмитриевич. Страница 15
Тяжелые, маслянистые круги сомкнулись над его головой. Далеко от стены над водой показались подозрительные волны, плотные массы каких-то тел и в нос остро ударило гнилью. Дикки, а за ним и Сакаи, нырнули. После них четыре самана спокойно исчезли в воде. Остальных трех съели священные аллигаторы.
Неуклюжие, громадных размеров, спокойно воняя гнилью из огромных зубастых пастей, подплыли они к стене и уверенно поползли на индусов. Саманы не двинулись с места. Смерть в пасти крокодила — священна.
И в то время, как крокодилы не торопясь хрустели костями индусов, Дикки достиг голубого дна арки и ледяной воды.
Вода озера была тепла и нежна, как парное молоко, и совершенно непрозрачна, несмотря на бледный свет сверху. Дикки шел вниз головой, осторожно разгребая сильными ударами воду. И чем ниже он опускался, тем вода становилась холоднее и прозрачнее. Он ясно увидел нежное, зеленовато-голубое глинистое дно и оттолкнулся от него. Его сразу потянуло сильным течением вверх и вытолкнуло из воды на каменную лесенку.
Дикки, спокойный, бодрый, совершенно не чувствуя усталости и недомогания, стал ногами на ступеньки. Скоро показался Сакаи, а за ним и остальные четыре самана.
Ждали десять минут. Затем старый саман сказал:
— Их нет! Такова воля Будды.
Этим дело не кончилось. Для того, чтобы выйти на чистый воздух и пройти к городу с другой стороны, необходимо было миновать городок прокаженных.
Каменистая лесенка вела к коридору, коридор к лазейке, лазейка — в город прокаженных. У многих с ним связаны или тяжелые неприятные воспоминания, или вызванные фантазией жуткие образы, или привитые кинофильмами ужасы. Ничего подобного! Прокаженные — несчастные люди, загнанные в куток и обреченные на смерть. Они не щелкают зубами на попавшего в их логовище здорового человека. Они несчастны. И не жутко делается при переходе через их территорию, а бесконечно жалко.
Шли гуськом. У Дикки сердце разламывалось на ломтики от всего, что он увидел и, когда городок кончился, вздохнул с облегчением, но сохранил в памяти облик скопища прокаженных людей…
Любимым занятием принца Уэльского была верховая езда. Конечно, как британец, он занимался и другим спортом. Но верховая езда!.. С ней он сравнивал наиболее близкие моменты из жизни дорогих сердцу людей.
Уэльский классически сидел в седле и очаровательно вылетал из него. Вылетал довольно часто и с какими последствиями!.. Однажды он починил себе нос и вообще рожу. Стал похож на профессионального боксера после свирепой потасовки. В парламенте сделали запрос: прилично ли наследнику престола ломать шею и красоваться позорным пятном с неприличной рожей во всех иллюстрированных приложениях Америки и Великобритании?
И черт его душу знает! Не то ли принц чувствует, что ему престола, как ушей своих, естественным путем не увидеть, или у него в душе что-то человеческое есть… Принц ответил:
— Парламенту нет никакого дела до моей частной жизни. Я лучше откажусь от престола, но буду делать то, что я хочу.
Последнее происшествие произошло значительно позже описываемых нами событий.
Сейчас принц сидел, надуваясь, в своей величественной яхте и ничего не хотел делать. Он с завистью думал о том, как в метрополии его приятели гоняют собак…
Но на той же яхте любознательный лорд, задававший вопросы Эндрью Ретингему, хохотал и рассказывал девчонкам, в какую дырявую галошу сел принц и как хорошо накрылся зонтиком. Девчонки торжествовали. Мэри тайком пожалела Уэльского. Она по натуре была нежной девочкой, и вовсе не так уже неприятна последняя шалость принца…
Для нас и для наших героев принц потонул в тумане таким же недовольным каким мы его встретили. Он покорно ожидал мук от следующего церемониала.
Замученная Индия желала ему и его собратьям по династии и зверствам хорошей смерти, встряски и… только Ганди и гандисты не противились и отказывались от сотрудничества…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой лейтенант Сесиль что-то находит
Молодой лорд Арчибальд Монгомери Сесиль — пятый месяц в добровольном изгнании на границах Белуджей, Афганистана и Индии, между Кеттой и Келамом. Комфорт офицера его величества всегда остается комфортом. Сесиль устроился великолепно и почти не скучал. Он принял на себя ответственную миссию борьбы с бунтовщиками, и лорд Керзон считал молодого Арчибальда своим личным другом.
Арчибальд Сесиль безукоризненный англосакс. Что из этого следует? У него двести фунтов нервного тела, правильное лицо, холодные, жесткие, серые глаза и прямой, резко очерченный подбородок. Арчи пробивал шиллинг с двадцати шагов из среднего кольта, курил трубку, носил пробковый колониальный шлем, великолепно отутюженные брюки или симпатичные трусы с чулками до колен.
Он насчитывал за своей родословной четыре века и немного меньше четверти века самому себе. Каждый молодой, энергичный англичанин из хорошей семьи имеет мало дела в метрополии и очень много в колониях. Колонии — университет жизни. Он так же необходим, как и колледж, создающий воспитание, положение, знакомства, футбол и греблю.
Основной работой Арчибальда были, как уже сказано выше, революционеры. Он, как большой, жирный паук, устроился в своем логовище и протягивал цепкую паутину от границ к главному шпионскому штабу и к таинственной квартире в Кабуле.
Арчи Сесиль занимал очень важный для британского могущества пост и, надо сказать, исполнял свою работу не только безукоризненно, но и великолепно.
Таких, нужных империи людей британцы ценят, берегут и стараются обставить их работу всевозможнейшим комфортом. И в этом диком уголке, в котором, кажется, невозможна даже мысль об очаровательном гнездышке, мы встречаем прекрасный коттедж.
На стенах холла милые акварели, в столовой охотничьи картины, а в смокинг рум — уютные диваны и все приспособления для курения по всем способам, существующим в мире, всех сортов наркотиков.
Спальня лейтенанта и комната для гимнастики тоже были маленькими шедеврами. Каждое утро, после крепкого сна, час гимнастики, тренировки с мячом, гантель, турник, как и кофе с воздушной почтой, входили в обязательную для исполнения программу дня.
Арчи, в трусиках, влюбленный в свое тело, в каждый мускул, упражнялся на снарядах; после этого, взяв холодный душ, накинул пижаму и с наслаждением принялся за завтрак и прибывшую, как всегда — вовремя, корреспонденцию.
Утро напоминало прохладной свежестью холодящий вкус мангустанов и взывало к сердцу спортсмена-охотника. Арчи попросил слугу, красивого молодого сикха:
— Гавинда, приготовить мне крошку Джекки!
В то славное утро, похожее на золотистую сердцевину мангустана, мысль об охоте пронизывала колониальных офицеров. Вы, конечно, не думаете, что паутинка Арчибальда Сесиля была одинока. Пауки, такие же лощеные и чистые, в белых, немного палевых костюмах, с подбородками, выутюженными бритвой Жиллет, вымытые душистым мылом Пирса, любили джунгли, любили мангровые леса и любили границу.
И если у других пауков паутина не была похожа на рождественский пирог, то она напоминала индийские пагоды. На что бы они ни походили, в каком бы стиле ни выглядывали их окна, во всех было очень уютно и все отвечало вкусам и потребностям джентльменов.
Телефоны, самолеты, слоны поддерживали связь между бритыми пауками, а они, здоровые, молодые, очень красивые, очень сильные и очень подлые, любили хорошие дни проводить вместе, на охоте.
С четырех направлений к самому западному двигались четыре джентльмена на четырех слонах, с четырьмя сэвэджами и в хорошем настроении. Все четверо остановились у коттеджа.
Лейтенант Арчибальд Сесиль, старший сын знаменитого лорда Сесиля, встретил друзей так же спокойно, бодрым пожатием руки, как он это делал у себя, в Лондоне.
Они перекинулись несколькими словами о погоде и о том, что в такое время нельзя заниматься ничем другим, кроме как охотой. Гавинда привел крошку Джекки.