Русская фантастика – 2018. Том 1 (сборник) - Гелприн Майкл. Страница 18

– Виталик попросил меня перепечатать три тетрадки – тот самый ваш курсовик! – воскликнула портье. – Я его родная сестра. Виталик сказал, что он ваш должник и это самое малое, что мы можем для вас сделать!

Личное участие в судьбе студента Шустрикова я не афишировал. Но, вероятно, добро не может быть безликим, и тайное становится явным, хочешь ты сего или нет. По Божьей воле.

– Мы вроде встречались… – улыбнулся я. – Тогда вы были совсем ребенком… Кажется, вас зовут Эвелина?

– Эльвира! Мне тогда было пятнадцать!.. – Портье придвинулась к стойке и шепнула: – Ваш курсовик я запомнила навсегда! Он – шедевр православной литературы!..

– То же самое сказал мой преподаватель – архиепископ Амвросий, – успел ответить я, прежде чем покрылся краской смущения. На расстоянии полуметра от моего лица находилось лицо девушки. Я чувствовал ее нежный запах и ощущал трепет тонкой кожи. Глаза Эльвиры сияли, а ароматные губки подрагивали. Я почувствовал, как у меня под рясой вырастает, так сказать, гормон счастья и замер, пытаясь справиться с греховным проявлением.

– Вот так встреча! Я вас хотела увидеть еще тогда, но вы уехали… – лукаво улыбнулась портье.

Мое смущение она наверняка почувствовала. Я опустил глаза и уперся взглядом прямо в эротичную ложбинку декольте. Ложбинка благоухала и манила ткнуться в нее носом. Это было чересчур! Я глубоко выдохнул, кляня про себя свою самцовую сущность.

«Именем Божьим, заклинаю! Уйди, похоть», – мысленно произнес я несколько раз. Помогло. Сердце стало биться медленней.

– А Виталий где сейчас? – спросил я спокойно.

Портье уловила мою внутреннюю перемену. В ее глазах мелькнуло сожаление.

– Виталик служит в храме на Покровке! – бойко сказала она, отстраняясь.

Повисла пауза. Передавать дежурные приветы было неудобно, а Эльвира расспрашивать далее не спешила. Так мы стояли друг против друга и молчали.

– Сейчас я вас оформлю, – наконец вымолвила портье несколько расстроенно, как мне показалось. Она села и принялась старательно заполнять учетную карточку клиента.

Кровать, тумбочка, стол и два стула. На столе – пустой графин и два стакана. Душ в номере, но туалет общий, в коридоре. Мой номер. Через окно второго этажа виден величественный храм, во дворе его три пасхальных яйца, каждое в полтора человеческих роста. Храм Мартина Исповедника, где мне вскоре начертано было стать предстоятелем. Почему вообще я стал священником?.. Мои родители – обычные учителя, мама преподавала русский язык, отец – историю. Интеллигенты. Пойти по их стопам мне помешала дворовая компания и юношеское представление о грехе как о крутости. Я погряз в воровстве и распутстве. Бог миловал, и в тюрьму я не попал. Зато попал в армию, которая, как родные надеялись, должна была изменить меня в лучшую сторону. И сам я надеялся тоже.

В армии я повзрослел. Вернувшись на гражданку, поступил в институт, на исторический. Я не хотел работать руками, значит, надо было учиться. Но я набил морду декану, который был гомосексуалистом и хотел меня «склеить». Меня без разбирательств вышвырнули из вуза. Я лежал и плевал в потолок, жизнь потеряла смысл. Однажды на улице я увидел, как пять отморозков в разноцветных чулках на головах избивают мужчину в черном платье, с бородой и с крестом на груди. Они свалили бородача на пыльный асфальт и пинали ногами. Яростно, со всей силы и зло!

– Эй, отойдите от мужика! – крикнул я.

Чулочники не вняли. Мне пришлось одного из них оттолкнуть от жертвы. Тогда вся шобла набросилась на меня. Я служил в разведке армейского спецназа, там меня научили драться. Через несколько секунд трое засранцев слабо шевелились на асфальте, а двое убежали. Я помог бородачу подняться и сказал, что за его побои ублюдки заплатили.

– Ты не прав, – слабо улыбнулся бородач. – Они не ублюдки, а хорошие люди, зря ты на них так. И бить не надо было.

– Какого хрена? – не въехал я. – Мне, в смысле, их вернуть обратно?

– Блаженны плачущие, ибо они утешатся [2], – ответил бородач и потерял сознание.

Я вызвал «Скорую помощь» и отвез странную жертву в больницу. Мне было нечего делать и не к чему стремиться, и я чисто ради убиения свободного времени навестил спасенного.

Так свел я знакомство с отцом Филиппом, благочинным протоиереем, то есть главным священником нашего города. Шел он из храма не торопясь, когда из подворотни нарисовалась православная ненависть в лице пятерых громил с чулками на головах и уложила протоирея сначала на асфальт, а потом на больничную койку.

Через две недели Филипп вышел из больницы, а я начал новый путь. Разыскивать чулочников, чтобы извиниться, я все-таки не сподобился, но и ублюдками их называть перестал. Совершил первый подвиг: бросил сквернословить, а немного позже – курить. Филипп мне открыл чудесный, ни на что не похожий, поразительный мир Иисуса Христа. Мир, наполненный добротой, улыбками и любовью к окружающему миру. За последующие два месяца я одолел «Новый Завет», а потом Филипп предложил поступить в семинарию. И лучше в московскую. Я сдал на отлично все вступительные экзамены… Правда, через год пришлось оформить перевод в семинарию Санкт-Петербурга, поближе к враз занедужившим родителям. Но вот я снова в Москве и скоро увижу самого патриарха Алексия…

Я прошелся по номеру, потом достал из сумки «вещи первой необходимости»: зубную щетку, Библию, запасную пару трусов, будильник, икону Спасителя, крем для рук, гребень и стеклянную литровую бутыль с водой. Будильник и икону я поставил на тумбочку, Библию, крем для рук и белье положил в тумбочку, сумку прислонил к тумбочке. Закончив, я выпил полстакана водички, стянул рясу и направился в ванную – омыть тело.

– Слушаю, – ласково произнесла телефонная трубка мужским голосом.

– Добрый день, – сказал я для начала. Получив ответный вербальный жест вежливости, продолжил:

– Меня зовут Борис Радостев. Я священник и хочу записаться на прием к патриарху Алексию.

– По какому вопросу? – нежно шепнула трубка.

Я глубоко выдохнул и произнес, тщательно и веско выговаривая каждое слово:

– Я желаю спасти свой храм постройки первой четверти восемнадцатого века! Его грозят снести наши местные чиновники! Я уже прошел все светские и церковные инстанции!.. Но лишь патриарху под силу разрешить вопрос в пользу Церкви!

Телефонная трубка умолкла на несколько секунд, в ней слышалось задумчивое дыхание.

Сцена разыгрывалась у стойки портье. Минуту назад я спустился сюда и попросил разрешения позвонить по гостиничному стационару. Был 2000 год, и мобильные телефоны были доступны немногим. Эльвира, занятая регистрацией новоприбывшего постояльца, одарила меня милой улыбкой и молча выставила телефон на стойку. Большего внимания я не удостоился.

– Подождите минутку, отец Борис, – попросили, наконец, в трубке. Послышались неясный говор и шуршание бумаг.

Портье положила на стойку учетную карточку и ручку. Сказала приветливо новому постояльцу:

– Распишитесь, добрый молодец!

Приятно смущенный краснорожий дядька чиркнул закорючку и подхватил с пола объемный чемодан без колесиков. Портье подала ключ, подмигнула:

– Номер 204! Надеюсь, вам понравится в сих чертогах!..

– Я тоже надеюсь… – пробормотал дядька, схватил ключ и удалился.

Портье села, но сразу же встала. Поправила кудрявый локон, глянула на меня призывно. Мне показалось, что она хотела ко мне наклониться, но сдержала порыв. Вполне возможно, отрезвленная моим испуганным взглядом.

– Отец Бориска, вам как в рясе, а?.. Не жарко? – лукаво спросила Эльвира, недвусмысленно проиллюстрировав контекст улыбкой с милой ямочкой на щеке. – Меня мучает элементарное любопытство! Брат по данному поводу лишь отшучивается…

Собрав волю в кулак, я решил игнорировать подтекст и отвечать по сути.