Русская фантастика – 2018. Том 1 (сборник) - Гелприн Майкл. Страница 20

– Скажите, пожалуйста, вы возвращаете потерянные вещи? – спросил я на кассе. Поток посетителей схлынул, и кассир с удовольствием разглядывала свои красивые длинные ногти.

– Вы что-то потеряли? – спросила она, не поднимая глаз.

– Нет, нашел и хочу вернуть…

Кассир подняла подведенные очи, лениво провела взглядом по моей руке с раритетом и выдала, зевая:

– У нас пункт питания, гражданин, а не пункт приема потерянных вещей. Вам нужно обратиться в ментуру.

– А где ментура, не подскажете? – вопросил я с надеждой.

– Не подскажу. – Кассир дернула плечиком. – Ни разу не было нужды туда обращаться.

С барменом разговор вышел гораздо короче: он с ходу предложил мне за найденный антиквариат 20 долларов, а когда я отрицательно качнул головой, потерял ко мне интерес.

Дорогу в «ментуру» я разузнавать не стал, так как внезапно меня обуяло любопытство. У широкого края подзорной трубы по периметру шла выбитая надпись. Золотые буквы были вкраплены в красное дерево.

– Грехи Москвы?.. Нет, Мо-ско-ви-и. Грехи Московии?! – удивился я, прочитав по слогам и осознав, что надпись сделана на персидском языке, который я учил с целью концентрации воли и внимания.

Любопытство не оставляло меня. Промелькнула, правда, мысль о малодушии, но я постарался ее не заметить. Как позже выяснилось, малодушия в моих действиях и не было, а был Божий промысел. Я купил пакетик у бармена, завернул в него находку. Вернулся в гостиницу. Элю я не видел, точнее – не увидел, и о ее реакции рассказать не получится. Моя голова была занята найденным прибором.

Я закрыл дверь номера на полный оборот ключа, сел на кровать и рассмотрел прибор, осторожно трогая его длинными пальцами с аккуратными подстриженными ногтями. Я ухаживал за руками, осознавая, что руки священника – важный инструмент Господа. Руками держат Библию, ими причащаются и их дают целовать прихожанам.

– Грехи Московии!.. – вновь пробормотал я, вновь и вновь проводя кончиком указательного пальца по слегка выступающим буквам надписи. – Что это значит?.. Может, ответ внутри?..

Я поднес подзорную трубу к правому глазу и увидел в объективе кипенно-белую стену с ровными рядами окон, завешенных аккуратными черными шторами. В подушечках пальцев ощутил покалывание, словно их проткнули мелкие иголочки. Это было скорее приятное, нежели болезненно.

– Ничего себе ответ! – вскричал я, машинально отдергивая прибор от лица.

И вновь перед глазами гостиничный номер. Неведомая стенка исчезла.

Я совершил ряд тех самых действий, кои совершают люди, узревшие нечто не поддающееся пониманию: потряс головой, сглотнул и выдохнул, тупо посмотрел на находку, огляделся кругом. Вероятно, это рефлексы, заложенные в теле каждого человека на генном уровне. Алгоритм действий прописал, конечно, Бог. Универсальный…

Находка не кусается, но показывает странные вещи. А может, это вполне себе чудо?.. Нельзя про чудо сказать – почему же это чудо. Его можно только принимать как данность и наслаждаться им.

– Попробуем… – с надеждой сказал я и вновь приставил прибор к правому глазу. Опять проступила кипенная стена с множеством окон за черными занавесками. Я приподнял окуляр, устремляя его к потолку… повернул вправо и влево… наклонил к полу – кипенная стена тянулась в окуляре беспрерывно и ровно, как будто объектив застыл неподвижно.

Казалось, что я окружен невидимой стеной!.. В общем, так и было. Встань – и наступишь на окно, недоступное невооруженному глазу. Я действительно встал и сделал неуверенный шаг вперед, глядя в окуляр. Пальцы скользнули по надписи, и… буквы крутанулись вокруг своей оси. Надпись оказалась резным кольцом из металла, скрепляющим части прибора. Послышался негромкий щелчок. Я увидел близко-близко одно из окон, занавеси на нем исчезли, будто убранные невидимой рукой… И вот передо мной комната, посреди коей стоит круглый обеденный стол, покрытый сиреневой скатертью. За ним восседали три человека: мужчина, женщина и сын. Семья!

Комната, по всей видимости, являлась обеденным залом, что подразумевало наличие еще в доме кухни, где еда прежде готовится, очевидно, кухаркой. На столе стояли: торт, вазочка с шоколадными конфетами, маленькая бутылка дорогого вина и кофейник, на углу лежали сигареты и спички.

Картина напоминала идиллию, если не брать во внимание черные шторы, ее оттеняющие. Не сразу я заметил, что все в этой довольно богатой комнате было увешано железными замками и цепями. Телевизор, часы на стене, ковер на полу, шкаф-сервант с бонбоньеркой и даже стулья были соединены со стеной, батареей и полом с помощью железа. Явно чтобы не украли. Странный и дикий гротеск, пока непонятный…

Вовик внешне являлся классическим терпилой: понурый взгляд, таящий слабые остатки былого бунтарства. Сутулые плечи. Немного неуверенные движения – перед собственно движением секундная пауза. Лет ему около тридцати – тридцати трех.

Алиса – это конкретно купчиха. Лет сорок, этакая самодовольная стерва. Повадки и тон голоса под стать барственному взгляду.

Гоша – мальчик лет двенадцати, рассудительный негодяй.

За столом стоял еще один стул, пока пустой. Мужчины уплетали торт за обе щеки, слышалось жадное чавканье. Женщина то нервно постукивала вилкой, то нетерпеливо смотрела на наручные часики, ее кусок торта лежал на фарфоровом блюдце нетронутый. Наконец она сказала резко:

– Гоша, не чавкай!

– Я ем как умею! – тут же отозвался малолетний хам. – А если тебе не нравится мое чавканье, можешь выйти и… жрать где-нибудь в другом месте!..

– Кто дал тебе право мне грубить? – удивилась Алиса. Не медля, она перегнулась через стол и ловко схватила мальчишку за ухо.

– А-ай! – взвизгнул Гоша и предпринял безуспешную попытку вырвать ухо из цепких женских пальцев. – Ах ты!.. А-ай!..

– Проси прощения, сопляк! – с ненавистью сказала Алиса.

– Не буду-у!.. А…

Ухо повернулось еще немного.

Вовик с усилием прогнал испуг из глаз и оттащил женщину:

– Ну довольно!

Алиса пренебрежительно скривила губки и рассмотрела алеющую на руке свежую царапину.

– Маленький негодяй! – бросила она презрительно в сторону Гоши. – Отрастил ногти, как у коня!..

– У коней нет ногтей, дура… – зло ответил пацан, держась за оттянутое ухо. Без слез, сухо.

– Молчи, сволочь! Лучше молчи… – с ленцой протянула Алиса и добавила ехидно: – Вот возьму и выгоню тебя и твоего никчемного папашку на улицу. Тогда выяснится, кто дура!

– Эй, Алиса, а ты это чего? – удивился терпила Вовик. – Мы женаты десять лет! И не надо болтать… ерунду при Георгии. И так у нас не семья, а черт-те что!

– Когда-нибудь я это сделаю! – торжественно изрекла женщина. – Приструни своего долбаного придурка, а сам прикуси язык. Забыл, откуда я вас достала? Я напомню!

Вовик растерянно глянул на Гошу – тот насмешливо ухмыльнулся в ответ. «Что, папка, как она тебя», – так и говорил взгляд мальчишки. Под этим взглядом бунтарские гены десятилетней давности взыграли, и мужчина замотал рассерженной головой, тяжело задышал и громко хлюпнул носом, накручивая себя:

– Ты… ты…

– Мерзавка, – спокойно уронил пацан.

Вовик словно получил команду «старт!».

– Ты… – зарвавшаяся стерва! – Он вскочил и, как каждый неуверенный в себе человек, стал брать криком: – Ты пос-то-ян-но грубишь моему сыну, а меня оскорбляешь и контролируешь! Не сплю ли я с уличной женщиной!.. А сама… не-де-ля-ми пропадаешь в ресторанах и в Греции с волосатыми мужланами! Зачем я на тебе женился? Чтобы быть терпилой?.. Ты… ты… вот ты возьми и оглянись: вот как мы живем целый год благодаря Денису! – Вовик повел дрожащей ручкой кругом, наглядно демонстрируя! – Он… он продает из квартиры ценные вещи! Но ты!.. Ты его до сих пор одеваешь в бутиках – брючки, рубашечки, курточки… А дверные замки не сменила! А я тебе говорил!

Вовик стих так же внезапно, как и вспыхнул. Глянул свысока на злорадно ухмыляющегося Гошу, неловко опустился на свое место и скушал кусочек торта. Словно желая закончить речь, он произнес тоном обиженного ребенка: