По своему обычаю (Формы жизни русского народа) - Гончаренко Екатерина "Редактор". Страница 28

Другой бродяга также обносился в дороге; надо было добыть платье; дело было зимой. Вот он ночью пробрался в дом богатого мужика, вытащил раму и начал шарить. На гвозде он находит рубаху, шапку, хороший полушубок и суконный капот; все это надел на себя; пошарил еще, нашел сундук, который был заперт: он не стал его ломать, поскорее выскочил в окошко и вставил опять раму. Старую свою одежонку и котомку, в которой неприлично уже было идти, он бросил на задворках и пустился по дороге. Увидя наутро покражу, мужик недоумевал сначала, как она сделана, наконец, открыл и, зная, что это какой-нибудь бродяга, пустился с работником за ним в погоню. В нескольких верстах за деревней он встретил вора и, придержав лошадей, поехал шажком за ним и начал разговор:

— Откуда и куда, любезный?

— Иду к родным; мещанин из такого-то города, — говорит бродяга.

— А, а. Вот я смотрю, вы и в дороге, а какая на вас одежда славная.

— Точно так, — говорит бродяга, — у меня везде по дороге завидуют этой одежде. Впрочем, я бы продал ее: говорят, по дороге опасно ходить хорошо одетым. Капотку бы и сбыл да, пожалуй, и полушубок; себе можно купить похуже.

— Тек-с, — замечает крестьянин, — ну, а вот бродни-то у вас больно пообносились, господин мещанин: по-моему, уж не подходящее к такому платью-то.

— Что делать?.. дорога дальняя; надо будет, впрочем, купить сапоги.

— Ну что же! Купите себе и сапоги, как купили полушубок и капот, — заметил мужик. Бродяга встрепетнул от этого намека.

— Ну, братец, — тогда обратился к нему крестьянин, — садись-ка лучше с нами: мы тебя довезем, а ты нам расскажешь, где одежду покупал.

Бродяга почувствовал всю безвыходность своего положения: он был во власти врага. Оставалось повиноваться, и он сел.

— Ловко ты, брат, хватил у меня одежду! — начал снова крестьянин, продолжая ехать вперед, — что же, отчего ты сапог не захватил у меня?

— Да не нашел, дядюшка, — ответил откровенно вор.

— А отчего же в сундук не заглянул? Там сапоги и деньги были.

— Да сук был на замке.

— Сломал бы.

— Я, бедный человек, обносился; что нужно было, взял, а лишнее зачем портить!

— Ну, спасибо! — сказал мужик, — ведь в сундуке-то, только отопри, 16000 денег было!.. а все-таки, я вижу, тебе надо сапоги, — подсмеиваясь, говорил мужик. Бродяга тупо молчал и ожидал взбучки.

— Что же, ты думаешь, я с тобой сделаю?

— Я в твоей воле: бей сколько хочешь, только не убей — отпусти душу на покаяние, — говорил бродяга.

— Ладно, брат, я тебя бить не буду; ты, я вижу, не разбойник и не грабитель; ты меня не много разорил; за это я тебе дам сапоги, а у тебя возьму твои бродни: разувайся!

Бродяга изумился такому великодушию; но крестьянин снял свои сапоги, надел его бродни, подсмеиваясь, что к хорошей одежде и обувь надо хорошую, и затем, отпустив бродягу, повернул назад.

Воровство вызывается необходимостью, но так как бродяги все бедны и все нуждаются, то и воруют все. Если вы будете советовать бродяге не воровать для безопасного прохода, то он вам ответит, что «без воровства пройти невозможно». Иногда бродяги поселяются в деревнях и входят в стачки с плутами из поселенцев, и те подводят их к богатым крестьянам.

Надо заметить, что в Сибири по деревням воровать, как говорят бродяги, труднее, потому что, наученные опытом, сибирские крестьяне осторожнее, а в случае поимки вора настоятельнее в преследовании бродяг, чем российские. Подозрение во всякой краже обрушивается здесь всегда на бродяг; обыкновенно за вором кидаются по дороге; долго его преследуют и часто тут же, в поле, расправляются винтовкой.

Кроме воровства у крестьян, бродяги часто, и даже сплошь и рядом, обворовывают друг друга. Обворовывают сонных, пьяных, больных, а иногда прямо идут на грабеж и убийство. Пустыня, лес, покрывающий все тайной, конечно, много способствует этому. Нужда, деморализация острожного населения, жажда денег, — все это обусловливает преступления даже в среде своих, хотя это порицается и строго наказывается общиной. Воровство неудивительно там, где все воруют. Воры отнимают ворованное же и теми же средствами. Недаром бродяги боятся друг друга в дороге и говорят: «а пуще всего, пуще зверя лютого бойся своего брата».

Вслед за воровством бродяги по своему положению должны часто, волею и неволею, обманывать крестьян. Начинаясь невинными, эти обманы переходят в средства выманивать деньги и преобразовываются в профессию. Бродяги обыкновенно скрывают свое имя, место, откуда и куда они идут, врут крестьянам, сочиняют свои биографии; и это понятно, когда большая часть их из ссыльных и с заводов. Многие идут по фальшивым билетам и паспортам. Как много воров, так много и обманщиков, да, пожалуй, и более, потому что обман безопаснее. В этих случаях профессии их разнообразны до бесконечности: бездна идет под видом странников по святым местам, раскольников, знахарей и лекарей, коновалов, колдунов, ворожей; все они стараются всеми силами выжать копейку. Крайне невежественное, суеверно и нуждающееся в самых необходимых знаниях крестьянство представляет для этого обширное поле. И всеми подобными профессиями бродяги злоупотребляют очень искусно.

Из всех обманщиков и воров занимают важнейшее место делатели фальшивых денег. Делание фальшивых денег принадлежит к самой искусной и прибыльной профессии бродяжества. Начало ее положили сосланные в Сибирь монетчики, часто превосходные техники, граверы и рисовальщики. При делании бумажек, конечно, важен их сбыт. Обыкновенно они сбываются крестьянству по разным захолустным деревням и еще легче инородцам. У купцов и богатых крестьян сбыт этих бумажек сопровождается какой-нибудь торговой операцией; в этом случае важную роль играет невежество и незнание человека, с которым имеют дело. Если легко обмануть ассигнацией безграмотного мужика, то еще легче инородца. Говорят, что киргизы боятся фальшивых денег и, если узнают, что у них оказалась такая ассигнация, то немедленно жгут ее. Это объясняется страшной боязнью русского следствия.

В Сибири страсть к фальшивым деньгам развита не только у торговых людей, отличающихся недобросовестностью наживы и не гнушающихся никакими средствами для этого, но и у простого крестьянства. Она постоянно разжигается бродягами-мастерами, предлагающими ему свои услуги. Крестьяне привыкли к их посещению и радостно их принимают. Бродяги утверждают, что когда они входят в деревни, то мужики первым долгом справляются, нет ли между ними монетчика. Кормя и подавая милостыню бродягам, крестьяне просят их проходом указать тем монетчикам, которые не имеют практики на их деревню или упрашивают нарочно привести таких. Надо заметить, что крестьянство выработало довольно снисходительный взгляд на эту профессию, и хоть считает ее запрещенной законом, но совершенно не понимает, зачем это запрещают выделку бумажек. «И чего это запрещают нам бумажки делать? — говорят крестьяне, — мы бы стали хорошо делать и подати ведь исправно вносить бы начали».

Если богатые изо всех сил добиваются достать фальшивых денег, то бедные имеют к тому еще больше поводов. Вот почему крестьяне считают иногда монетчиков помощниками в их нужде и благодетелями, дают им постоянный приют и выручают их в случае беды. Таким благодетелем в глазах крестьян является известный в тобольской губернии монетчик Кожевников, о котором я приведу несколько рассказов. Он постоянно скрывается по деревням и переходит с места на место, обеспечивая себя этим от убийства, к какому часто прибегают крестьяне в отношении монетчиков. Кожевников известен как искусством хорошо приготовлять бумажки, так и покровительством многим крестьянам, которые действительно заслуживали помощи по бедности. Рассказывается, например, такой случай. В Барнауле ехал подзаводский крестьянин, крайне обедневший вследствие падежа скота; ехал он купить лошадь на сколоченные 15 рублей. На дороге ему встречается старичок и спрашивает сначала о пути, потом о его положении. Крестьянин рассказывает о своем положении. «Гм — говорит старичок, — ты, я вижу, бедный человек; я могу помочь тебе: на тебе на разживу 60 рублей». Мужик изумился и начал спрашивать, кто он такой. Старик откровенно сообщил, что он монетчик. Обязанный мужик просил монетчика посетить его, и они расстались. Действительно, через несколько дней загадочный старик явился к нему и сделал ему еще 50 рублей. Затем начал прощаться. Мужик разохотился и умолял сделать ему еще денег, но монетчик отвечал: «Довольно, братец: куда тебе много! Разживайся с этих». Несмотря ни на какие упрашивания, старичок удалился. Крестьянин сопровождал его, но не мог уследить, и монетчик скрылся на задворках. Это и был Кожевников. В другой раз, рассказывают, он явился на Пасху к одному бедному мужику, у которого нечем было разговеться; он сделал ему 25 рублей, попировал с ним праздник и удалился. Подобными-то поступками и прославился Кожевников, заслужив огромную популярность между крестьянами и титул чуть ли не отца родного.