Почти понарошку (СИ) - Светлая et Jk. Страница 29

- Я почти собирала чемоданы. Я всерьез думала о том, что надо учить немецкий в срочном порядке. Я мечтала, чтобы ты сделал карьеру за границей, чтобы у тебя были неограниченные возможности. А ты отказался – запросто. Даже меня в известность не поставил. А я знала, Гера. Знала про это чертово предложение. Может быть, даже раньше тебя. И я бы сделала немало, чтобы все получилось, но тебе оказалось плевать! Все, что ты мог, это твердить, что любишь меня. Так вот, это я тебя любила. Я – тебя. Потому что готова была отказаться от очень многого, чтобы ты достигнул большего. А все, что сделал ты, это женился через неделю после нашего расставания!

Герману, взирающему на Юлькины прелести в вырезе блузки, было не до смеха. Ее запах проникал в него и будоражил фантазию. Он мысленно сосчитал до десяти, как перед началом операции, заставил себя отвлечься и перевел взгляд на ее лицо.

- А что ты ждала, я сделаю? – полюбопытствовал он.

- Да что угодно, но не это! Ты мог, как Эгембердиев, забухать. Обматерить, за волосы притащить меня обратно. Серенады под окнами орать. А вместо этого ты два месяца изображаешь примерного семьянина с простой деревенской Няшечкой Дуняшекой! Мне вот просто интересно… для справки… если бы ей светило быть женой известного врача из швейцарского нейрохирургического центра, она бы хоть на сотую долю осознала свое везение?

- Я правильно понимаю, что ты осознала собственное невезение, когда тебе не пришлось стать женой… как там ты наговорила? – Герман неопределенно взмахнул рукой перед самым Юлькиным носом.

- Во всяком случае, я в состоянии понять, в чем везение, а в чем нет! В отличие от тебя! Талантливых врачей много, Гера. Но не у всех папа – Валентин Липкович. И вряд ли он хотел бы для тебя подобного!

- При чем здесь отец?

- При всем. Ты думаешь, ты лучше Руслана? Или что по всей стране других спецов нет? Не бывает случайных вещей для таких, как ты, ясно? Их вообще ни для кого не бывает!

- Не ясно! – рявкнул Герман.

- Ну и дурак! Можешь у великого и ужасного уточнить, если не веришь! Это твой отец вбу́хал чертову кучу бабок в оборудование для центра. И это он дал наводку на тебя! Я – знала. И ждала, когда ты скажешь! А потом снежным комом навалилось!

Герман долго молчал, привыкая к мысли о каком-то нелепом заговоре, творившемся за его спиной. С отцом было все ясно. Его понятия о должном и обязательном всегда шли вразрез с принципами Германа. Желание Юльки оказаться в Швейцарии тоже было объяснимо. Но участие в этом Ивана Александровича оставляло неприятный осадок. И лишь одно примиряло Германа с действительностью – его отказ. Было бы гораздо хуже, если все это стало ему известно уже в Цюрихе.

- Как же вам всем не повезло, - усмехнулся Липкович.

- Не повезло! – Юлька отняла локти от стола и медленно разогнулась. – Черт! Курить хочу… Ты понимаешь, что это все навалилось на меня в один день?.. Еще и беременность эта! И ты не смеешь меня осуждать. Все, что я делала, было ради тебя. Ради нашего будущего. Я хотела, чтобы мы были счастливы.

- Я так и понял, - мрачно сказал Герман и достал из стола сигареты и зажигалку.

Юлька взяла пачку, покрутила ее в пальцах и хрипловато проговорила:

- Вот теперь, наверное, все. Остальное – чушь. Было сказано в порыве. Поэтому мои запасные шмотки будут валяться в твоем нижнем ящике. Я заслужила.

С этими словами она таки бросила сигареты ему в руки и вышла из кабинета, запахивая на ходу халат.

***

Вторую половину дня Герман напряженно заполнял бумаги, искал в интернет-магазинах несколько монографий, до чего никогда не доходили руки, порывался написать заявление и выпил бессчетное количество кофе.

Домой он явился голодный и взвинченный. Не сумев открыть дверь, зло позвонил. Открыли не сразу. Пришлось звонить повторно. Только тогда замок щелкнул. В темном коридоре он мог видеть только Дашин силуэт. Она отступила на шаг, пропуская его. И, буркнув ему что-то неразборчивое странно скрипучим голосом, скрылась на кухне.

- Какого черта закрылась? – рявкнул Герман ей вслед.

- Не в пещере живу, - голос совершенно определенно был не привычно Дашиным, а каким-то чужим.

- Оно и видно! – он ввалился за ней на кухню и ошарашено оглядел открывшуюся ему картину.

Даша сидела за столом, уронив голову на руки, и задумчивым взглядом изучала стоявшую перед ее лицом бутылку коньяка. Рядом был наполненный, но не тронутый стакан. Судя по всему, она не сделала ни глотка, но намерения были очевидны. Лицо припухшее, заплаканное. А под ногами на полу осколки стекла. Если присмотреться к самому крупному из осколков, вывод напрашивался сам собой – широкое квадратное донышко вариантов не оставляло. Это был стакан из его любимого набора. Даша вяло приподняла голову и по-прежнему скрипуче произнесла:

- Я тут нечаянно разбила… уберу…

- Что случилось? – глядя на осколки, спросил Герман.

- Долго рассказывать.

- Я никуда не тороплюсь, - он отодвинул стул, сел напротив Даши и сделал пару глотков из стакана. – Начинай!

Даша медленно переложила голову на другой локоть. И начала.

Вечерний звонок родителям закончился тем, что с утра ей тупо не дали выспаться. Звонили с восьми часов со своими поздравлениями. Даша искренно любила родной Козелец, но в тот момент готова была проклясть его – ну отчего всем есть дело до того, что она поступила в универ, именно в тот момент, когда у нее разламывается голова после шампанского? А ведь так хотелось, проводив Германа, еще часик-другой поспать, пока есть время.

Но спать уже не получалось. Телефон разрывался от звонков с поздравлениями. Потому она просто лежала, откинувшись на подушках, и вяло размышляла. Размышлялось почему-то о «муже». Тот срок, который она сама себе наметила для того, чтобы от него съехать, подходил к концу. А его отношения с Юлей все еще оставались в мертвой точке. Во всяком случае, ни о каком прогрессе он ей не рассказывал. Правда, Даша была уверена еще и в том, что он мог и просто помалкивать. При всем своем дружелюбии и хорошем отношении к ней он все-таки предпочитал многие вещи держать при себе. Как, собственно, и она. И Даша не могла сказать, что это ей не импонирует. В общем-то, импонировало ей в Германе очень многое. Пожалуй, даже слишком. И как так вышло, что к началу августа он стал центром ее мироздания, она искренно не понимала. Если вдуматься, почти все вертелось вокруг него, и дело было не только в том, чтобы вкусно накормить или стирать и гладить рубашки с халатами. Ей просто нравилось жить с ним в одной квартире, вечерами сидеть в соседнем кресле и смотреть его любимые фильмы, прислушиваться к его настроению – оно обычно звучало громко и зависело от включенной музыки. Когда ему было паршиво, он слушал Gregorian, когда настроение подходило к отметке «удовлетворительно» - переключал на Би Би Кинга. Чуточку развеять тучи над его умной головой помогали домашние кексы с вишнями (спасибо родителям за своевременную доставку ведра ягод, часть которых пошла на варенье, а часть в заморозку) и котлеты по-донбасски. За него ей было искренно обидно. И даже стыдно за все женское племя. После того, как он сгоряча озвучил ей причину своего расставания с бывшей, она всерьез недоумевала, чего им, бабам, вообще надо. И задумывалась над тем, что ей совсем не хочется, чтобы он вернул свою Юлю. «Битую чашку не склеишь», - размышляла она временами, успокаивая себя тем, что беспокоится о друге.