Мое израненное сердце (СИ) - Титова К. "Кэт Рин". Страница 64

хочет сделать меня сильнее. Что это всего лишь подножки судьбы. Что это просто

проверки меня на прочность. Чем больше испытаний ты проходишь, тем больше нам

подкидывают сверху новых трудностей. Закаляют нас. Но главное не сломаться, ведь

счастье не дается даром и никто не принесёт его на красивом блюдечке. Все в наших

руках. И если выдержать эти испытания достойно, то жизнь вознаградит тебя. Я верю в

это.

- Лев, поехали домой..., - отстраняюсь и вытираю слезы. Он молча продолжает на меня

смотреть, не убирая руку с плеча, - ... к Марку, - уточняю, видя все еще вопрошающий его

взгляд, - нужно собрать свои вещи.

Поднимаемся в квартиру, ставшую за последние месяцы моим домом, окидываю взглядом

интерьер, и в глазах пролетают вспышки наших счастливо прожитых дней. Как я сижу, укутавшись в тёплый плед на диване, и читаю книгу, а Марк подходит ко мне, протягивая

ароматный кофе, который я просила. Вот даёт мне горькие таблетки и нежно втирает мазь

в кожу руки после перелома. А вот... вот тут, посреди холла, он ненасытно сминает мои

губы, и его руки блуждают по моему телу, даря неземные ощущения от жара,

разливающегося по раскалённым венам, и срывает одежду, кидая в сторону.

- Аааа, - кричу и кидаю сумку на пол, готовая смести все, что стоит на тумбе в прихожей.

Хочется выплеснуть свою боль и разбить эту дорогую вазу в стиле модерн. Чтобы она

разбилась на осколки, также как и я, чтобы ей было нестерпимо больно и также

непонятно, чем она заслужила гнев в свою сторону!

- Ярослава Эдуардовна, пожалуйста, - Турчинов опять притягивает меня за плечи и

гладит по голове как ребёнка. Сейчас я действительно чувствую себя маленьким

ребёнком, которого успокаивает няня, - вам нужно быть сильной. У вас есть ради кого.

- Знаю, но ... это ... это так чертовски больно! - ведь я отдала всю себя любимому. И как

сейчас изображать спокойствие, когда в душе ураган, и ты хочешь бить посуду, чтобы, сжимая в руках осколки, резаться фарфором и истекать кровью. Ведь высказаться больше

не кому. Марина. Она уже не подруга. Саша. Сашу я не могу тревожить, у неё нелегкая

беременность. Марка тоже нет! Не могу рассказать ему, как мне больно. Потому что мне

плохо из-за него! Причина моей боли - он! Я даже не могу написать все на бумаге, эти

строки навсегда останутся в моих глазах и будут резать сердце, оставляя шрамы под

кожей. Все, что я сейчас могу, плакать. Но чтобы никто не слышал и не видел, с каким

надрывом я это делаю.

Быстро собираю вещи и думаю, что спустя наши проведённые совместно месяцы, я так и

не смогла полноценно здесь обжиться со своими чемоданами. Всегда привозила нужные

вещи и отвозила те, которые не потребуются. Лев забирает даже мою дамскую сумочку, не давая нести тяжести. Мне не верится, что человек, с которым у нас была вражда, в

самый тяжёлый момент находится рядом, успокаивая и приободряя меня. Подхожу к

шкафу, открываю дверцу, протягиваю руку к сорочкам Марка, прикрывая глаза, и сжимаю

ткань. Притягиваю, вдыхая глубоко запах моего любимого мужчины. Лёгкие начинают

гореть, наполняясь кровью, а не сводящим когда-то с ума ароматом. В горле начинает

першить и сушить. Меня быстро приводит в чувство подкатывающая тошнота, и я, сломя

голову, бегу в ванную, извергая совсем пустое содержимое желудка противной желтой

жидкостью. Полоскаю рот и смотрю в зеркало на свой внешний вид. Ничего хорошего не

вижу. Разворачиваюсь, вытираю руку и бросаю полотенце. Потом неожиданно решаю его

поднять трясущимися руками. Как бы мне сейчас не хотелось рвать и крушить все вокруг, я не покажу ему своей слабости, своей боли. Пусть все будет, как и было в его жизни до

меня. Безупречно. Закрываю глаза на несколько секунд, вдыхаю глубоко тяжёлый воздух

квартиры, где витает запах ее хозяина, собираясь с мыслями, и покидаю ее. Закрывая не

только металлические двери на ключ, но и свою разбитую любовь.

- Привет, Маш, - прохожу мимо Смирновой, не снимая тёмных солнцезащитных очков, -

Золотарев у себя? - быстро интересуюсь, чтобы не задавала лишних вопросов, зная, что

Лев поделился последними новостями, когда она звонила, узнавая где он и почему вчера

задерживался. Он долго молчал, не зная что ответить, чтобы не обидеть свою девушку.

Лишь поэтому я молча кивнула, разрешая ему озвучить реальную причину.

- Да, только с планёрки освободился.

- Спасибо, - иду, стараясь держать спину ровнее, сжимая файл с заявлением об

увольнении, не показывая истинного состояния.

Секретарша как всегда мило улыбается и говорит, что доложит немедленно о моем визите.

- Ярослава, милая, - удивляется Алексей Александрович моему появлению, - что

случилось? У тебя отпуск до конца, а не середины месяца. Не можешь совсем без работы?

- добрым отеческим голосом интересуется, на что мое сердце сжимается от боли и

разочарования, когда я сообщаю цель своего визита и не озвучиваю правды, прикрываясь

усталостью и плохим здоровьем. Сердце кольнуло от лжи, что срывается с моих губ. Но

он не знает о произошедшем, а я не могу рассказать всей правды, зная, как отец

безгранично любит единственную дочь. Он долго не отпускает меня, просит, уговаривая

остаться. Говорит, что готов дать мне больше времени и даже может отправить в один из

лучших санаториев нашей страны, чтобы я набралась сил и подлечилась. Только он не

знает, насколько глубоки мои раны. Они глубоко-глубоко под венами. Сама не знаю, сколько в этот раз мне понадобится времени, чтобы залатать себя грубыми нитками.

Прощаюсь и захожу в своей кабинет, забрать вещи. Хорошо, что перед отпуском я их

практически все забрала, поэтому мне остается только забрать единственную фотографию

со своего бывшего рабочего стола, где запечатлены я и вся моя семья с искренними

улыбками на лицах и святящимися глазами. Ставлю сумку на поверхность стола, прячу

фоторамку, но дверь неожиданно резко открывается и закрывается. Марк стоит, подпирая

спиной деревянное полотно двери и упираясь в него ногами. Скрещивает руки на груди, в

одной из которых держит золотистую зажигалку, и направляет взор голубых глаз прямо

на меня, заставляя парализованно стоять. Руки замирают, с силой сжимая пластиковую

рамку до боли в костяшках пальцев. Но когда он начинает говорить, напряжение вмиг

сковавшее меня, отпускает, заставляя невыносимо громко грохотать мое располосованное

сердце.

- Успокоилась? - уверенным спокойным голосом заявляет, и я чуть ли не умираю заново, вспоминая картину предательства. Нервно качаю головой, слегка натянуто улыбаюсь, чтобы не расплакаться. Хорошо что на мне тёмные очки, скрывающие боль в глазах и

тоску. Но я переживу это и буду каждый день молиться, чтобы нас с малышом Бог уберег

и укрыл под своим плечом от очередных невзгод, уготованных мне судьбой, - или я в этот

раз дал тебе мало времени для раздумий? - проводит длинными красивыми пальцами по

губам, и я замечаю засохшую кровь в уголках. Всматриваюсь в его родное лицо и

удивляюсь, замечая кровоподтёк на скуле и явную припухлость. Обращаю взгляд на руки, думая, что он мог с кем-то подраться. Но руки целы, костяшки не сбиты. Все идеально, он

идеален. Что же тогда произошло? - начинаю переживать, а потом резко, будто от удара

под рёбра, вспоминаю, что мне теперь не важно! У меня есть о ком заботиться, и это не

он. Это его частичка, на которую я буду смотреть и любить чистой и непорочной

любовью. Может быть... когда-нибудь, когда все уляжется в моей душе, и появится хотя

бы маленький покой, я обязательно расскажу ему о ребёнке. Какой бы он ни был человек, он является его отцом и вправе знать о нашем совместном чуде. Именно чуде. По-другому

не назову. Потому что я осознаю, если бы не этот маленький комочек счастья, я бы