Смелые люди (Повесть) - Душутин Ефим Георгиевич. Страница 10

Много я наслышался о революции от начальника станции, который меня приютил, от солдат, проезжающих через нашу станцию, и во мне появилось желание уехать в город. За год я повзрослел, многое узнал. Для меня уже не составляло трудности добраться до города.

В городе я промотался на разных работах целую зиму и, наконец, попал в детский дом. Потом меня определили учиться.

О семье я не беспокоился. После революции моей матери выделили довольно большой участок земли. Сестрёнки мои подросли и уже учились в школе, а в свободное время помогали матери. Мне они писали часто, а иногда присылали гостинцы — домашние лепёшки, яйца, лук…

Только через семь лет я вернулся в родное село учителем.

Коська за это время вытянулся, как жердь. Его прозвали «Рваное ухо». Он избегал встречи со мной, но я издали чувствовал на себе его полный ненависти взгляд. Притих и его отец — кулак Казеев, лишенный земли.

В начале коллективизации Казеев с сыном сбежали из села, оставив дома одну старуху. Я считал, что Коська больше в жизни мне не встретится.

И, может быть, так и было бы, если бы не война.

Наша дивизия наступала. С боями мы гнали немцев на запад, освобождая одно за другим оккупированные села. Но в одном населенном пункте немцам удалось закрепиться. Они хорошо окопались, стянули орудия и наше продвижение приостановилось. Эти места мне были хорошо знакомы, потому я попросил направить меня в разведку. Со мной пошли смелые ребята — сержант и солдат. Нам нужно было узнать расположение огневых точек противника, его укреплений.

Жители этого села были настолько напуганы грабителями-фашистами, что бросили избы и попрятались в погребах.

В одном из них мы нашли знакомую мне семью колхозника и от нее получили нужные сведения.

Я почти не сомневался в их достоверности и все-таки раздумывал: не проверить ли все самому? Я колебался — остаться мне или уходить…

Сержант вылез из погреба. Мне грустно было расставаться с несчастной семьёй. Я спросил старика:

— И все так живут, как вы?

— Все, — ответил старик. — Больно плохо стало тогда, когда к нам в село прислали нового начальника, вроде старосты. Немцы как-то по-своему его называют, не выговорю я по ихнему. И где только такого подлеца отыскали. Обиднее всего, что он — русский. Дерёт хуже фашистов, всю скотинку у людей отобрал. Что получше из вещичек — тоже. Работой всех замучил. И сам-то на зверя похож, а приказал величать себя «ваше благородие». Мы его промеж себя зовём «ваше благоуродие»: половины уха у него нет.

— Половины уха нет? — невольно насторожившись, переспросил я.

— Да. Наверно, от того и злой такой…

— А вы не заметили, какие у него глаза? — со смутным предчувствием спросил я.

— И глаза-то не как у людей. Один глаз наполовину зелёный, наполовину желтый…

«Это он!» — чуть не вырвалось у меня. И я сказал:

— Остаюсь.

Теперь было уже две причины к тому, чтобы я остался здесь. Я хотел уточнить сведения о противнике и встретиться с Коськой. Я не сомневался, что это он! Теперь наша встреча, решил я, должна быть для него последней.

Я отправил своих разведчиков в обратный путь, а сам спустился в погреб. Побеседовав там со стариком и женщиной, я обратился к мальчику — Сёмой его звали:

— А ты не боишься жить у немцев?

— А чего мне бояться их? — ответил тот. — Когда фронт был далеко, здесь строили укрепления, и я везде побывал. Видел, куда ставили орудия.

— А ночью ты пойдёшь по селу?

— Пойду, если надо.

— Акулина Федоровна, — обратился я к матери, — отпустите со мной Семёна?

Она посмотрела на сына, потом на меня:

— Если для дела, пусть идёт.

Семен быстро вскочил и стал одеваться.

Мы вылезли с ним из погреба, вышли на улицу и надели лыжи. Снег продолжал падать хлопьями. Стрельба с обеих сторон заметно усилилась.

— Куда пойдем? — спросил Семён.

— Проведи меня к немецкой передовой линии… Только веди так, чтоб немцам не попасться.

Семен подумал немного, потом решительно сказал:

— Идите за мной.

Мальчик уверенно оттолкнулся и бесшумно заскользил по снегу. Я пошел следом за ним. Он вел меня по глухим задворкам, в одном месте мы осторожно пересекли улицу.

— Дальше идут укрепления, — дождавшись меня, тихо сказал Сема. — Около того сада у них стоят орудия.

Впереди нас, сквозь падавший снег, темнел большой сад. Я его знал до войны и определил, что именно здесь должны находиться огневые позиции немцев.

— Возле сада, — продолжал объяснять Семен, — вырыты окопы, перед ними — проволочные заграждения. Налево, около той рощи, еще стоят орудия. Перед ними тоже устроены укрепления. Третье место, где стоят орудия — в конце улицы, которую мы сейчас перешли.

Стрельба продолжалась. Небо чертили трассирующие пули. Вдруг впереди нас взвилась ракета, ярко осветив всю местность, даже падающие снежинки стали видны на миг. Мы с Семой присели. Левее взвилась другая ракета.

Я попросил Сему повести меня в другую сторону села. Я убеждался, что сведения, которые я отправил с разведчиками, были правильные.

Это меня успокоило, и мы с Семой вернулись домой.

Здесь я вынул свои запасы, и мы сели ужинать, а вернее, завтракать. Я посмотрел на часы: стрелки показывали половину пятого.

— Теперь, друг, давай спать, — предложил я, — нам предстоит большая работа.

Наш сон был непродолжительным, но крепким.

Я предвидел, что в следующую ночь с нашей стороны будет нанесен фашистам страшный удар, и хотел по-своему подготовиться к событиям. Немцы, словно предчувствуя близкий бой, накапливали силы. Семен наблюдал в окошко за улицей и сообщал мне:

— К передовой пошли эсесовцы с «фаустами» [1]. Человек сто будет.

— Из села выехали пять парных саней. На них что-то погружено и покрыто…

Таких донесений он передал несколько.

День казался очень длинным. Настоящий бой все не начинался. Снег продолжал падать в полном безветрии. Когда стало смеркаться, я спросил Семена:

— Еще пойдешь со мной ночью?

— Пойду, — скромно ответил Семен.

— Скажи, ты не знаешь, где живет этот начальник немецкий, про которого говорил дедушка?

— Знаю. Он живет в доме, где было у нас правление колхоза. Помните, такой большой, новый дом? Позади дома сад. Сейчас там часовые стоят.

В течение дня у меня в голове складывался план предстоящих действий. Теперь я старался уточнить его.

Поздно ночью я позвал Семена:

— Отправимся?

— Пойдемте.

Матери я на прощанье сказал:

— Ну, Акулина Федоровна, потерпите еще ночь. Завтра ваши мученья кончатся. Послужим и мы с Семой.

Лыж мы не надели. При мне были пистолет, две гранаты, карманный фонарик и финский нож. Семену я велел взять топор и веревку.

Как и в прошлую ночь, на улице было тихо, если не считать легкой перестрелки. «Тишина перед бурей, думал я, надо спешить».

Минуя улицы задворками, как и вчера, мы шли к дому, где жил предатель. Снег был глубокий, и ноги тонули в нем выше колен. С большим трудом мы добрались до сада. Здесь снега было еще больше, но нас это не остановило.

За садом виднелся забор, окружавший двор. Дойдя до него, мы стали внимательно слушать. Затаив дыхание, мы простояли несколько минут. Убедившись, что во дворе никого нет, мы осторожно перелезли через забор. Я осмотрел дом. Он был покрыт тесом. В крыше имелось слуховое окно. К нему была приставлена лестница.

Мы с Семой бесшумно, как кошки, поднялись на чердак дома и прислушались. Из избы до нас доносились голоса. Слышно было, как кто-то приплясывал на крыльце.

— Часовой! — догадался я.

Надо было ждать. Вот хлопнула одна дверь, затем другая. По топоту можно было определить, что вышли два или три человека. В комнате все стихло.

Мы подползли к краю чердака. Перед нами были сени. И здесь к стене, как во дворе, была приставлена лестница. На крыльце все еще слышались шаги. Я дал знак Семену и стал спускаться в сени, мальчик последовал за мной. Надо было действовать решительно и быстро. Я нащупал щеколду, закрывавшую дверь на крыльцо. В одну руку взял нож, в другую пистолет.