Покахонтас - Доннел Сюзан. Страница 21

Голос Смита ворвался в сумятицу:

— Стойте, стойте, вы!

Дерущиеся остановились.

— Еще одно движение, и я разворошу вам все кишки!

На какое-то мгновенье единственным звуком над всем пространством было хлопанье парусов «Годспида».

— Ну и устроили вы!

Глаза Смита, горящие от гнева, пробежали по лицам англичан. Он повернулся — злость отдавалась во всем теле — и пошел к оставшимся у костра. Король и его воины стояли с оружием наготове, красные отблески плясали на их желтовато-коричневой коже, на лицах было возмущение.

— Ошибка, ошибка! — попытался объяснить Смит. Ответом ему были холодные взгляды. Король позвал своих людей. Двое из них взяли оленя.

Дикари уходили назад, в лес, их было не менее сотни. Король повернулся к Смиту и громко заговорил, в каждом его слове слышались негодование и гнев. Не нужно было знать его языка, чтобы понять смысл сказанного. Затем король сделал знак военачальникам, пошел к лесу и исчез там.

Англичане стояли в полном замешательстве.

— Это самое ужасное, что могло с нами случиться, — сказал Смит.

— Как обычно, ты преувеличиваешь. Они вернутся. — Уингфилд отошел от огня и смотрел на лес.

— Да, они вернутся со всем войском, — Смит попытался убрать из голоса презрение. Он еще не был прощен и не хотел снова попасть в трюм корабля.

— Важно было, чтобы первая встреча прошла хорошо, — заметил Габриэл Арчер.

— Мы не можем обвинить Эмри за то, что он защищал свой топор, — сказал Джордж Перси.

— Да, но наша вина в том, что мы не объяснили людям, как вести себя с дикарями, которые явно пришли сюда с дружелюбными намерениями, — сказал Смит.

— Твоего мнения не спрашивают. — И Эдвард Мария Уингфилд взглядом велел Смиту оставить их. — Я полагаю, что все вы делаете из мухи слона.

Смит повернулся на каблуках, поднял топор и пошел прочь. Никто не последовал за ним, а он стал яростно подрубать корни дерева.

Огонь так и горел весь вечер, и его жар был не лишним. В прохладном весеннем воздухе ярче сверкали первые звезды и отчетливо слышалось потрескивание стоявших на якоре кораблей и усталый говор людей. Смит поостыл, но продолжал волноваться. Он не понимал, не мог понять человека, такого же солдата, который отказывался защищать своих людей. Уингфилд согласился выставить на ночь посты, но был против того, чтобы перенести на берег пушки.

Смит посмотрел на людей. Он заметил, что они часто и нервно поглядывают в сторону темного леса. «Они напуганы, — подумал он, — и мне самому не по себе». Он почувствовал легкое прикосновение кошачьей лапы ветерка, который полз и извивался по траве и заставлял чуть шуршать деревья. Но каждый звук, сам по себе глухой, громом отдавался в его ушах, и он знал, что остальные ощущают то же самое. Никто не подавал вида, что боится, но все знали, что это так. Смит повернулся к Джорджу Перси, который вместе с Бартоломью Госнолдом сидел в теплом круге костра.

— Неважно, что говорит Уингфилд. Сегодняшняя встреча с дикарями была гибельной. Мы не знаем, что они будут делать дальше. А если они вернутся и нападут? Они были внутри форта. — Смит оглядел мужчин.

— Я советовал Уингфилду поставить пушки на три башни форта, когда он будет достроен, — сказал Госнолд. — Но если нас превзойдут в оружии в первой же атаке... — Он развел руками и поднял плечи, выражая беспомощность.

— Мы не сможем убедить его перенести пушки. У нас, по крайней мере, есть охрана, чтобы поднять тревогу. Нам придется надеяться только на огонь с кораблей. — В голосе Перси прозвучала нотка безнадежности.

— В таком случае мы должны приложить все усилия, чтобы установить дружеские отношения с королем Починсом, — сказал Смит. — Он хорошо к нам расположен и может помочь, если у нас возникнут неприятности с другими племенами. И еще один жизненно важный пункт, джентльмены: мы должны найти, с кем вести торговлю.

— Джон, сегодня на «Сьюзн Констант» было решено, что Ньюпорт как можно скорее отплывет в Лондон за свежим продовольствием, — сказал Госнолд.

— На это уйдет четыре месяца, возможно, больше. Торговля нам нужна сейчас. У нас угрожающе мало припасов, — ответил Смит.

— Тогда давай осуществим твой план — возьмем один из шлюпов и попытаемся завтра же или на следующий день завязать торговлю. На сегодня это лучшее, что мы можем предпринять.

Наконец Смит поднялся, встали и остальные. Свечи на борту трех кораблей погасли, иллюминаторы были темными, и на суше люди тоже устраивались на ночь. Становилось уже слишком поздно. Скоро родится день, неся новые заботы и новые сложные задачи.

— Проклятая жара, проклятое место, проклятая работа, — ворчал один из йоменов, таща к берегу реки бревно.

— Они заставляют нас работать после полуденного перерыва. Я в жизни не работал больше пяти часов в день, — отозвался другой.

— Я слышал, что в Саффолке ввели шесть часов, но обычно работают по четыре часа. Они нас тут угробят.

— Если не работой, так кормежкой, да еще эти чертовы дикари.

Мужчины добродушно ворчали, аккуратно укладывая дерево на речном берегу. Другие переносили бревна на «Сьюзн Констант». Трюмы корабля были почти полны. Построили небольшой док, соорудили несколько временных лачуг и заложили фундаменты нескольких домов.

— Дикари! — внезапно донеслось от часовых у края леса.

— Боже милосердный! Они вернулись!

— Нет, гляди, их только трое.

— Точно, а один из них девочка.

Рабочие в поле глазели на приближавшихся индейцев. Никто не потянулся за оружием. В руках у них были только инструменты. Они испытывали любопытство и чувство нерешительности. Особенно их взгляды привлекала девочка. Они уже много месяцев не видели женщин. Взгляд некоторых ожесточился и помрачнел от злобы. Тут и там взлетал шепоток, но большая часть мужчин молча стояли под палящим весенним солнцем.

Джон Смит, занятый беседой с капитаном Ньюпортом, внезапно обернулся. Они разговаривали о шлюпе и припасах для завтрашней поездки Смита.

— Это молоденькая девушка! — воскликнул Смит, глядя через поле.

— Отсюда она похожа на ту, что мы видели в Кекоутане, — сказал Ньюпорт. — Мы, как будто, вызвали у нее особый интерес. Нам сказали, что она дочь Паухэтана, принцесса. — Он внимательно вгляделся в подходивших дикарей. — Ее зовут Покахонтас.

— Любимая дочь императора! О ней говорят даже в Лондоне. Госнолд привез рассказы о ней из своего путешествия в тысяча шестьсот третьем году. Услышав тогда про нее, мы решили, что с Паухэтаном можно будет сговориться.

Смит и Ньюпорт медленно шли навстречу дикарям.

— Это не может оказаться ловушкой? — озабоченно спросил Смит. — А может, за ними идет целый отряд?

— Нет. Они не принадлежат к племени пасапегов. И она сестра короля Починса, которого ты снова собираешься навестить завтра.

Ньюпорт шагнул вперед, чтобы приветствовать пришельцев. Он мгновение поколебался, потом улыбнулся и приложил свою единственную руку к сердцу, Смит видел, что Ньюпорт чувствует себя свободно. Когда он следил за приближавшейся группой, в нем не, было напряженности. Трое урожденных виргинцев остановились ярдах в двадцати и тоже приложили руки к сердцу. Они стояли прямо, а девочка улыбнулась, показав белоснежные зубы. Их движения были гибкими и свободными.

Смит увидел, что мужчины моложе его и на несколько дюймов выше. Они были горды и миловидны. Они могут оказаться военачальниками великого короля или даже его сыновьями, подумал он. Они явно не были простыми людьми. На девушке была накидка из мягкой оленьей кожи, причудливо украшенная камешками и перьями. Ее лицо было повернуто к нему.

Зрачки ее темных глаз расширились, улыбка не сходила с губ. Что-то в девочке привлекало внимание Смита. Но не пристальный ее взгляд или несомненная разумность. Она казалась гордой, даже величественной и в то же время ранимой. Смит был заинтригован. Ему показалось, что девочка уже никогда не отведет от него глаз. Он подумал, что ей, вероятно, лет тринадцать-четырнадцать. Он произнес единственную фразу, которой выучился у Рэли: