Королевская Десница. Страж (СИ) - Татар Анастасия. Страница 66

 - Пошла за мной, - он буквально выдернул меня из-за стола, но с места толком не сдвинулся.

Черт подери, как хорошо, что мы сели не у окна!

 - И да. Дамирий, не лезь не в свое дело, иначе пострадаешь не только ты, а и эта чернородная, понял?

Цэр вздрогнула. Мне даже не надо было переспрашивать, чтобы понять, о чем он. Её глаза на миг озарились болью, а потом вдруг неожиданно застеклились, точно мои вчера. Злость внутри меня умножилась в несколько раз: Эванс имеет в виду её родителей, прекрасно помня, что их убили на её глазах за верность старой власти.

Мне плевать, какая власть - новая или старая - лучше. Но если она причинила боль моим близким, я приложу все усилия, чтобы ударить в самое сердце. Кажется, я глотнула свою порцию эгоизма в этом мире, заражаясь им, как радиацией, и страшно мутируя в хладнокровное существо. Говорите, съезд всех министров и десниц?

В коридоре ректор схватил меня за подбородок, вцепляясь когтями в щеки, и с презрением оценил внешний вид, особенно рассматривая подвеску и «боевой раскрас». Эванс был холодным и жестким, нагнулся слишком близко, что его длинные белые волосы касались моего лица, и сверлил зелеными глазами, как будто очень хотел со мной что-то нехорошее сделать. Все мое яство воспротивилось против него, вызывая дрожь и неприятное покалывание в теле. Еще чуть-чуть, и...

 - Даже не думай что-то испортить... - предупредил он, вертя моим лицом, как вздумается, будто подыскивая более подходящий ракурс. - Иначе у меня есть очень много идей, как тебя наказать...

Я едва сдержалась, чтобы не плюнуть ему в лицо.

Он же улыбнулся.

 - И... на чьих глазах это сделать....

Желудок сделал сальто. У меня перед глазами медленно начинала вырисовываться гирлянда из красных огней, застилая взор на ректора, который такой реакцией оказался более чем довольным. Свое отвращение и ужас пришлось проглотить. Одно, когда унижением задирают чисто твою гордость, но когда это затрагивает еще кого-то...

 - Ненавижу тебя, - впервые решаюсь заглянуть ему в глаза, пододвигаясь ближе, как будто это может убедить меня саму, что не боюсь.

 - Отлично! Если бы ты этого не делала, я боялся бы больше.

Дыхание сбилось и слезы просто текут по щекам, как реакция организма, но смотрю я совсем монотонно, холодно, почти бесчувственно. Текут, ну и текут, что с того? Эванс резко отстранился, снова хватая меня за запястье, и с усмешкой заявил:

 - Хватит этого цирка! Мы идем на базу. Надеюсь, двенадцати часов хватит, чтобы превратить это убожество в аппетитный ужин!

Это было унизительно. Я вдруг почувствовала себя (в который раз) любимой куклой очень женственной девочки. Не в том смысле, что Эванс таскал меня за собой буксиром без куртки и на морозе, нет, с этим я даже смирилась. Но когда он завел меня в подобие спа-центра на лыжной базе, оставив там на весь день, чисто по-женски мне стало очень неприятно.

Девушки-инкубы, которые там работали, даже не пытались со мной заговорить. Вопреки попыткам хотя бы мыться самостоятельно, они продолжали смело нарушать мое личное пространство, переводя из бани в баню, из ванной в ванную, обдавая жесткой и болючей струей душа шарко, затем натирая тело идиотскими маслами (пусть бы те и приятно пахли), удаляя лишнюю растительность попросту со всего тела. Да... это унизительнее всего. В животе уже начинал буянить ежик, предчувствуя страшные неприятности: такая подготовка свидетельствует о том, что меня собираются посвятить в древнейшую профессию этого мира.

Они даже чуть-чуть подровняли мне волосы, но слава богу, не так, как это делают парикмахеры, когда ты просишь чисто «подрезать кончики», сделали брови идеальными, и в другое время, при других обстоятельствах я была бы этим процедурам только рада, но сейчас у меня попросту вся спина мокрая от холодного пота.

Я чувствовала себя опустошенной. Это даже не одежда, это - кружевное, супер-легкое черное белье, вроде пеньюара с полностью голой спиной. О господи... если заплачу, потечет еще и супер-яркий, витиеватый золотистый макияж с черными губами. Мне тошно. На улице уже темно, на столе в комнатке, куда меня определили подождать Эванса, стоит нетронутая еда. Не хочу ничего есть, меня колотит и просто... черт! Страшно!

Паника нарастала. Вместо ректора пришла наша секретарша и не самым культурным образом меня окрестила, толкая в спину, как будто я сама не понимаю, где дверь и как нужно идти, взялась куда-то тащить. Коридор с мягким покрытием, по которому мне приходится идти в идиотских остроносых туфлях, затем еще один, и вот мы в огромной кухне. Я бы съела тут все, если бы не была в таком ужасном настроении, что от ужаса перед глазами все плывет.

 - На стол ложись, - скривилась она, указывая на длинный, человек на тридцать, обеденный стеклянный стол.

Вместо ножек - изогнутые голые девицы-мегеры из золота, с изумрудами вместо глаз. Мне дурно. Эванс что, серьезно? Я - чей-то ужин?

Желудок прилип к позвоночнику.

 - Красивая, но дура какая, - встрял один из поваров. - Малдархи, ты имеешь больше права встречать гостей, уж не сомневайся!

 - Тише ты! - оскалилась на него секретарша. - Еще Эванс услышит... что смотришь на меня? Ложись тебе сказали! В центр ложись!

Ясно. Похоже, меню вечера на этот раз внепланово пересмотрели и меня взяли на чужое место. Да сдалось оно мне! Лучше бы я не шла вчера на проклятый день рождения! Лучше бы вообще не связывалась с этим миром! Скорее это, чем жалеть, что не поддалась Эвансу. Ему не поддалась и никому не поддамся. Надо только совсем чуть-чуть подождать. Вскоре они все окажутся на моем месте... особенно Эванс... надо только потерпеть.

Мои волосы уже на столе уложили, будто сервируя еду, затем поверх запястья и лодыжек поставили какие-то украшения, кованные, витиеватые, не позволяющие поднять руки или вообще сдвинуться с места. Такая же штука, уже вместо ошейника, оказалась и на шее. В глазах темнело и деревянный потолок казался уж совсем высоким, далеким. Лицо хорошенькой темноволосой Малдархи преградило свет люстры, пока она устраивала получше мою рубиновую подвеску, поправляла белье и, фыркая, снимала туфли. Места оставалось предостаточно, и его в течении получаса засервировали и дополнили едой. Раскрылась огромная дверь и потолок начал уплывать. Ясно... мы выдвигаемся в другой зал.

А если я в туалет захочу? Мне что, так и торчать тут до утра, пока всем не надоест пировать?

Шучу, конечно. Вернее, пытаюсь так поднять себе настроение. Наверняка об этом позаботились с помощью этих побрякушек, сдерживающих мои конечности.

Как же это унизительно!

 - Занимайте свои места, господа! - торжественно заявил ректор. - К сожалению, в этом году собрание без нашего йорденлина и некоторых его стражей. Зато девушку он выбирал сам. За неё придется отвалить очень большую цену.

Я не могла даже голову повернуть, чтобы увидеть, кто сидит вокруг меня. Мне кажется, это должны быть самые сильные мира сего. Единственный голос, который мне знаком - голос Эванса. Он сел слева, близко к моей голове. Судя по всему, трогать меня можно, потому что я уже чувствую, как кто-то тыкает со стороны в мою грудь вилкой. По спине пробежались мурашки отвращения. Горите все в Аду!

Если все так сложилось, стоит хотя бы подслушать. Вдруг узнаю что-то важное для мятежа? Нет, не вдруг... похоже, ректор далеко не дурак. Слышать я могла только то, что даже капельку не касалось государственных дел.

 - В этом году и правда отменное... главное блюдо, - приятным мелодичным голосом подчеркнул кто-то справа от моего бедра. Этот человек уже минут десять только и делал, что поглаживал мою руку. Как же мерзко.

Затем тот, кто был напротив него, прикоснулся чем-то острым к ноге, впиваясь лезвием в кожу наверняка на пару сантиметров. Я резко вдохнула и прогнулась, царапая ногтями стол.

 - Кровь вишневая. Почти королевская и переполнена магией. Сладкая. И какая же минимальная цена?

- Миллион йордов и её первенец, - лилейно заметил Эванс. - Через два года необходимо вернуть йодренлину.