Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф. Страница 23

канцелярскими принадлежностями и наполняя перо чернилами.

«Во-первых, - начала она свой ответ критику, - есть ли для меня жизнь в Париже? - поинтересовалась она. «Должна сказать, что мой муж и я думаем оставить Данию, в которой никто меня не знает. Будет ли наша жизнь удачнее в Париже?”

Герда написала и Хансу:

“Мне кажется, мой муж никогда не забывал о вас, - начала она. «Когда он задумывается перед мольбертом, я знаю, что он вспоминает, как вы висели на дубе над болотом. Его лицо смягчается, и это выглядит так, словно он вновь тринадцатилетний мальчик с блестящими глазами и гладким подбородком”.

***

В настоящее время у тридцатипятилетнего Ханса Аксгила были запястья, покрытые светлыми волосами, и тонкий нос. Он стал большим и крепким мужчиной. Его широкая шея поднималась из груди, и это заставило Герду вспомнить старый пень на заднем дворе ее калифорнийского сада. Эйнар описывал Ханса как маленького коротышку с болота. Ханса прозвали «грецким орехом», потому что летом его кожа становилась бледно-коричневой, словно загрязнялась от вечной грязи Блютус. Бесконечная грязь, бассейн которой служил для его матери постелью во время его рождения, когда экипаж перевернулся в ливень. Вокруг не было ничего, кроме сидящих на вереске горничных, спичек и холщового пальто кучера, предложенного в качестве покрывала для ребенка.

      Теперь, конечно, Ханс был человеком с большим германским будущим. Он пожимал руки людей обеими руками. Когда он рассказывал историю, собеседники сцепляли руки за его затылком. Ханс не пил ничего, кроме шампанского и газированной воды. Он ел только рыбу. Однажды он съел отбивную из оленины, после чего потерял аппетит на месяц. Он был арт-дилером, присматривая голландских мастеров для богатых американцев, которые покупали их картины для пополнения коллекций.

- Это бизнес, - говорил Ханс с улыбкой, открывавшей резцы, словно сверла, - и зачастую это аморально. Не всегда, но достаточно часто, - говорил он.

Любимым видом спорта Ханса был теннис.

- Лучший корт во Франции из красной глины; белые теннисные мячи с липкими швами, и сидящий в кресле арбитр.

***

Ресторан находился через дорогу от гавани. На тротуаре стояло восемь столов под полосатыми зонтиками, установленными на жестяном якоре и камнях. Парусники прибывали в гавань; отдыхающие британцы стояли на причале, держась за руки; их спины и колени загорали. На столах в ресторане стояли вазы с ноготками и лежали листы белой бумаги, прикрывающие скатерть.

Когда они подходили к столу, за которым сидел Ханс, Герда забеспокоилась о своем платье. До сих пор она беспокоилась только о том, что Ханс может узнать Эйнара в Лили. Что бы сделала Герда, если бы Ханс наклонился к ней через стол и спросил: «Это маленькое существо - мой старый друг Эйнар?»

Это казалось невообразимым, но даже если так, что Герда ответила бы на такой вопрос? Что бы сделала Лили?

Герда посмотрела на счастливую и загорелую от лежания на купальном плоту Лили. Сейчас на ней было одно из домашних платьев. Герда покачала головой. Нет, сейчас здесь находилась только Лили. Даже Герда видела рядом с собой только Лили. «К тому же, - подумала Герда, - «когда официант выдвинул стулья из-за стола, Ханс подошел и поцеловал сначала меня, а затем Лили».

Ханс больше не напоминал мальчика из юности, которого описывал Эйнар.

- Теперь расскажите мне об Эйнаре, - попросил Ханс, когда кальмары были поданы.

- Боюсь, он один в Копенгагене, - ответила Герда, - слишком занят, даже в отпуске.

Лили кивнула, промокнув рот салфеткой. Ханс откинулся на спинку стула, прокалывая вилкой кальмара:

- Похоже на Эйнара, - сказал он.

Ханс рассказал, как Эйнар просил его принести коробку пастели, чтобы нарисовать картинки на болотных валунах. Ночью рисунки смывались дождем, и на следующий день Ханс приносил коробку снова, чтобы Эйнар нарисовал новый эскиз.

- Иногда он рисовал вас, - заметила Лили.

- О, да. В течении нескольких часов я неподвижно сидел на краю дороги, чтобы он мог сделать эскиз моего лица на камне.

Герда заметила, как во время беседы Лили выгнула плечи назад, выставив вперед грудь. Герда забыла (или почти забыла), что у Лили не было груди. Вместо неё была пара авокадо, завернутых в шелковые носовые платки и заправленные в летний лифчик, который Герда купила утром. Герда также заметила, как Лили с темными глазами Эйнара, живыми под тушью на кончиках ресниц, говорила с Хансом о Ютландии. Заметила, как Лили кусала губы, отвечая на вопросы Ханса, и как задирала вверх подбородок.

- Я знаю, Эйнар хотел бы увидеть вас когда-нибудь, - сказала Лили, - на следующий день после того, как вы уехали из Блютус, Эйнар признался мне, что это был худший день в его жизни. Он говорил, что вы были единственным человеком, который видел в нем художника, даже когда он только собирался им стать, - в свете лампы рука Лили, протянутая к плечу Ханса, выглядела слишком тонкой и прекрасной, чтобы принадлежать мужчине.

***

Вечером после встречи с Хансом Лили и Герда поднимались на железном лифте в свою квартиру. Герда была утомлена и хотела, чтобы Эйнар снял свою одежду и стер помаду.

- Ханс не понял, не так ли? - сказала она, сложив руки на груди, которая была больше, чем у Лили. В потолке лифта было две дырочки, через которые свет падал на линии на лбу и вокруг губ Эйнара, на которых оранжевая помада собралась в сгустки. Внезапно над янтарными бусами на шее Эйнара появился маленький плавник.

Герда уснула прежде, чем пришел Эйнар. Проснувшись, Герда обнаружила Лили, лежавшую в ее ночной рубашке под тонким одеялом. Волосы Лили были спутаны, а лицо было чистым в слабом свете. Лили лежала на спине, легкое одеяло укрывало ее грушевидную грудь и бугор между ног. Никогда раньше Лили не спала с Гердой. Они вместе завтракали в шелковых красочных кимоно с узорами, вместе покупали чулки, за которые всегда платила Герда, будто мать или эксцентричная бездетная тетка. Но Эйнар никогда не ложился в постель в образе Лили. Сердце Герды сжималось в груди. Она чувствовала себя словно косточка внутри фрукта. Было ли это тоже частью игры? Могла ли Герда поцеловать Лили так, как своего мужа?

***

Они не часто были близки. Как правило, Герда винила в этом себя. Она поздно ложилась спать, занимаясь живописью или чтением. Когда Эйнар уже спал, Герда вытягивала из-под него простыню и ложилась рядом. Иногда она толкала