Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф. Страница 47
На площадке разогревались две женщины. Одна была из Лиона; парус ее длинной плиссированной юбки был белым, и она пересекала двор, словно шхуна. Другая была американкой, девушка из Нью-Йорка. Высокая и темная, а ее волосы были короткими и блестящими, как кожаная кепка авиатора.
- Никто не ожидает, что она победит, - сказал Карлайл об американке. Он поднес руку ко лбу, чтобы защититься от солнца. Его челюсть была точно такой же, как у Герды: квадратная, немного длинная, с рядами хороших зубов. Их кожа тоже была похожей: коричневой после всего лишь часа на солнце, и немного грубоватой на шее. Когда-то Эйнар страстно целовал эту шею ночью. Он любил это больше всего в Герде - любил даже больше, чем целовать ее в губы. Приблизить губы к ее длинной шее, слегка сосать, лизать немного закрученными движениями, кусать, сверлить одно место на ее шее, покрытой прожилками.
- Я хотел бы когда-нибудь побывать в Калифорнии, - сказал Эйнар.
Матч начался. Американка высоко подбросила мяч, и Эйнар едва не увидел, как мускулы ее плеча повернулись, когда она занесла ракетку в воздухе. Герда часто говорила, что думала об апельсинах, ударяющихся о землю, когда слышалазвук упавшего теннисного мяча.
- Герда когда-нибудь об этом говорит? - спросил Карлайл, - о возвращении домой?
- Я слышал, как она говорила, что многое должно измениться, прежде чем она вернется. Герда однажды сказала, что ни один из нас не поместится там, в Пасадене, где молния пересекает долину так же быстро, как синяя сойка на ветру. «Это не место для нас с тобой», - сказала она.
- Интересно, что она имеет в виду? - спросил Карлайл.
- Ты знаешь Герду. Она не хочет, чтобы о ней говорили.
- Но, в некотором смысле, она поступает именно так.
Американка выиграла первую игру. Едва приподнявшись над сеткой, ее бросок обманчиво обрушился на глину.
- Ты когда-нибудь думал о том, чтобы побывать там? - спросил Карлайл, - в Калифорнии? Может быть, напишешь зиму?
Карлайл обмахивался программой, обнажив свою больную ногу по колено:
- Выйдешь и нарисуешь эвкалипт и кипарис? Или одну из апельсиновых рощ? Тебе понравится.
- Не без Герды, - ответил Эйнар.
И Карлайл, который одновременно был и не был похож на сестру, сказал:
- А почему нет?
Эйнар скрестил ноги, и его нога сдвинула плетеный стул перед собой. Девушка из Лиона плыла по корту, ее юбка натянулась в попытке дать отпор подлым американцам, направив грязный белый шар в линию для победителя. Красивая толпа в шляпах с кокетливым запахом лаванды и лайма разразилась радостью.
Карлайл повернулся к Эйнару. Он улыбался и аплодировал, а его лоб вспотел. Когда стадион умолк, чтобы позволить девушке из Лиона успокоиться, он сказал:
- Я знаю о Лили.
Эйнар чувствовал запах глины, ее пыль и ветер, рвущийся через тополя.
- Я не уверен, что ты знаешь…
Но Карлайл остановил его. Он положил локти на колени, посмотрел на корт и начал рассказывать Эйнару о письмах, которые Герда присылала в прошлом году. Они приходили раз в неделю на почтовый ящик - полдюжины листов синей бумажной ткани, покрытых ее тесными словами. Герда написала их в такой ярости, что забывала про поля. Небольшие плотные слова, пересекающие страницу от края до края. «Она называет себя Лили», написала она в первый раз, быть может, год назад. «Девушка из болот Дании, которую я узнала». В письмах Герда описала, как Лили гуляет по Парижу, становясь на колени, чтобы покормить голубей в парке, а ее юбка собирается на гравии. Она описала Лили, которая часами сидела на стуле в мастерской Герды на улице Вьей дю Тампль, и свет из окна падал на ее лицо. Герда писала письмо почти еженедельно, кратко излагая прожитые дни с Лили. Он никогда не упоминала Эйнара, и когда Карлайл интересовался: «Как Эйнар?», или «Мои лучшие пожелания Эйнару», и даже однажды спросил: «Разве это не ваша десятая годовщина свадьбы?», Герда ничего не ответила.
Однажды, спустя примерно шесть месяцев еженедельных писем, в почтовый ящик Карлайла прибыл тонкий конверт. Он сказал он Эйнару, что запомнил тот день, потому что к тому времени мрачные январские дожди лили в течение недели, и его нога болела так сильно, как если бы он попал под коляску только днем. Он спустился по подъездной дорожке к почтовому ящику: бамбуковая трость в одной руке, и зонт - в другой. Чернила на конверте размазались дождем, и Карлайл вскрыл конверт в своем темном фойе с панелями из пасаденского дуба. Он читал письмо, пока вода стекала с его волос на страницы.
«Эйнар покидает меня», - писала Герда, - "ты прав. Спустя десять лет он покидает меня».
Карлайл сразу подумал о том, что нужно доехать до почтового отделения на Колорадо-стрит и отправить телеграмму. Он надел резиновый плащ, продолжая читать остальную часть письма, и только тогда начал понимать, что имела в виду Герда.
На следующий день пришло второе письмо, а затем еще одно. Последовала почти ежедневная история жизни Лили. Страницы были так же переполнены описанием, как и прежде, но теперь крошечные эскизы лица девушки прерывали предложения: Лили в шляпе с приколотыми сухими фиалками; Лили читает «Ле Монд»; Лили вглядывается в небо.
- Герда отправляла мне эскизы из своей записной книжки. Я изучал ее картины с Лили. Она послала мне картину с Лили в лимонной роще. И Лили на свадьбе, - Карлайл замолчал, пока выступала американка, - они красивы. Она красивая, Эйнар.
- Значит, ты знаешь…
- Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, - продолжал Карлайл, - конечно, я мало знаю об этом.
Маленькая коричневая птичка приземлилась на перила беседки. Ее голова вертелась в поисках