Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф. Страница 49

деле, нет.

Зазвонил телефон доктора, и они вместе посмотрели на его черный приемник, который дрожал от каждого звонка. Наконец телефон замолчал.

- Боюсь, что вы гомосексуалист, - сказал доктор Макбрайд, слегка щелкнув пером.

- Я не думаю, что вы понимаете.

- Вы не первый человек, с которым это случилось, - сказал доктор Макбрайд.

- Но я не гомосексуалист. Это не моя проблема. Во мне живет другой человек, - сказал Эйнар, вставая со стула, - девушка по имени Лили.

- Мое сердце разбивается, - продолжил доктор Макбрайд, - когда я вынужден говорить таким людям, как вы, что я ничего не могу для них сделать. Как черному ирландцу, мне очень грустно.

Доктор Макбрайд отпил из своего стакана, и его губы сжались на краю. Затем он встал, переместившись к передней части своего стола. Его рука двинулась к плечу Эйнара и подтолкнула его к двери:

- Мой единственный совет: сдерживайте себя. Вам придется всегда бороться со своими желаниями. Не обращайте на них внимания, мистер Вегенер. Если же нет... Ну, тогда вы навсегда останетесь один.

***

      Эйнар нашел Карлайла в кафе. Он знал, что доктор Макбрайд ошибся. Еще не так давно Эйнар мог поверить доктору, а теперь надулся от жалости к себе. Эйнар сказал Карлайлу, что этот визит был пустой тратой времени.

- Никто не поймет меня, - сказал он, - я не вижу в этом смысла.

- Но это не правда! - запротестовал Карлайл, - нам нужно найти тебе правильного врача, вот и все. Итак, доктор Макбрайд не знает, о чем говорит. И что? Это не значит, что ты должен сдаться.

- Зачем ты это делаешь?

- Потому что ты несчастлив.

- Да, но почему?

- Из-за Герды.

      Через несколько дней Карлайл повел Эйнара в Учреждение Гидротерапии, - больницу, известную своими заботами о нервных заболеваниях. Больница выходила к Медону, скрытому от дороги за рощей сикоморов. У ворот стоял дежурный, который впихнул лицо в машину и спросил, к кому они приехали.

      - Доктор Кристоф Май, - сказал Карлайл. Дежурный оглядел их, покусывая губы, и передал им бумаги на подпись.

Больница была новым зданием, - глубокий ящик из цемента и стекла. Здание затеняли сикаморы, а в стволах деревьев виднелись шрамы. Стальные решетки с яркими навесными замками запирали окна на первом этаже.

Эйнар и Карлайл должны были подписать еще один лист бумаги у парадного входа, и третий уже перед кабинетом доктора Май. Медсестра, - женщина с белыми кудрями, - велела им подождать в маленькой комнате. Закрыв за собой дверь, она почувствовала себя надежно запечатанной.

- Я не сказал Герде, куда мы направляемся сегодня, - сказал Карлайл.

Несколько дней назад Эйнар подслушал их разговор о себе. «Ему не

нужно встречаться с психиатром», - сказала Герда. Ее голос пробился сквозь щель под дверью, - «Кроме того, я думаю, что знаю, кто сможет ему помочь. И это не психиатр. Это тот, кто действительно может что-то сделать». После этого ее голос упал, и остальное Эйнару не удалось услышать.

      В кабинете доктора Май было темно и пахло сигаретами. Эйнар слышал, как в коридоре шаркали ноги. В больнице было что-то неприятное. На коричневом ковре были следы от колес каталок, и Эйнар начал воображать себя привязанным к каталке, которая отвезет его в самую глубокую часть больницы, откуда он никогда не вернется.

- Ты действительно думаешь, что доктор Май может мне помочь?

- Надеюсь, что да. Но мы обязательно узнаем, что он скажет.

Карлайл был в пиджаке, брюках в складку и желтом галстуке. Эйнар восхищался его оптимизмом, и тем, как он выглядел в летней одежде.

- Мы должны хотя бы попытаться.

      Эйнар знал, что Карлайл прав. Он больше не мог так жить. За последние шесть месяцев большая часть его тела исчезла; доктор Макбрайд взвесил его, и когда маленькие черные грузики скользнули влево, Эйнар понял, что он весил не намного больше, чем когда был мальчиком. Эйнар начал замечать своеобразный цвет на своей коже: серо-голубой, как небо на рассвете, словно его кровь каким-то образом бежала медленнее; и слабость дыхания, из-за которой его зрение становилось хуже всякий раз, когда он прибавлял шаг или когда его удивлял резкий внезапный шум; и кровотечения, которых Эйнар и боялся, и приветствовал. Когда он чувствовал первую струйку крови на губе или между ног, у него кружилась голова. Никто не говорил ему об этом, но Эйнар знал, что был женщиной внутри. Он читал об этом: погребенные женские органы гермафродита кровоточили нерегулярно, словно в знак протеста.

      Доктор Май оказался приятным человеком. Темноволосый, в желтом галстуке, странно похожем на галстук Карлайла. Он и Карлайл посмеялись по этому поводу, а затем доктор Май повел Эйнара в смотровую комнату. Комната была выложена плиткой, с окном, которое смотрело сквозь железную решетку на парк сикоморов и плоских деревьев. Доктор Май откинул тяжелый зеленый занавес, чтобы продемонстрировать свой смотровой стол.

- Пожалуйста, садитесь, - сказал он и хлопнул рукой по столу, - скажите мне, зачем вы здесь?

Доктор прислонился к шкафу со стеклянными дверцами. Держа в руках блокнот, он кивал, слушая, как Эйнар рассказывает про Лили. Один или два раза доктор Май поправил узел галстука. Иногда он что-то записывал, пока Эйнар говорил:

- Я действительно не знаю, какую помощь я ищу. Я не думаю, что смогу так жить дальше.

- Как?

- Как будто я не знаю, кто я на самом деле.

Доктор Май закончил интервью. Он извинился, оставив Эйнара сидеть на мягком столике, покачивая ногами. Снаружи в парке медсестра гуляла с молодым человеком в полосатой пижаме и открытом халате. Мужчина был бородат. Его нога ослабла, а медсестра, чей фартук падал на ноги, была единственной его опорой.

Доктор Май вернулся и сказал:

- Спасибо, что посетили меня, - он пожал руку Эйнару и повел его к Карлайлу.

      На обратном пути в Париж они долго молчали. Эйнар следил за рукой Карлайла, лежавшей на переключении передач. Карлайл смотрел вниз на дорогу. Наконец он сказал:

- Доктор хочет положить тебя в больницу.

- Для чего?

- Он подозревает шизофрению.

- Но это невозможно, - сказал Эйнар. Он посмотрел на Карлайла, который не спускал глаз с дорожного движения. Перед ними был грузовик, и каждый раз, когда он входил в колею, гравий сыпался с дороги на