Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф. Страница 54

- Трансформирующая хирургия.

- Ты уже сказала Эйнару? - спросил Карлайл.

- Пока нет, - ответила она.

- Это звучит ужасно рискованно.

- Не более того, что предлагаешь ты.

Карлайл сидел на бархатной тахте, подняв ногу. Герде нравилось, когда он оставался с ней, чтобы заполнить утренние часы, пока Лили спала, отправлялась по делам или купалась. Герда поняла, что в какой-то степени попросила его о помощи.

- Я не позволю ему пойти к Бусону, - сказала она, - после этого сознание Эйнара может вернуться практически к ребенку, младенцу.

- Это должно быть решение Эйнара, - сказал Карлайл, - он достаточно взрослый, чтобы решать самому.

Всегда разумный, ее брат. Иногда слишком прагматичный для Герды.

Герда отхлебнула кофе. Как же она ненавидела черный кофе! Она сказала:

- Это будет решение Эйнара. Конечно.

И это была еще одна причина, по которой Герда не могла просто отвезти Эйнара в Дрезден. Ей нужно было выбрать свободный от работы день, а Эйнар был бы счастлив после недавнего посещения Лили. При этом ее пребывание было бы не болезненным, а радостным: с победной игрой в бадминтон на лужайке за домом Анны, или вечерним визитом в кинотеатр во Дворце Гамонт. Только после такого дня Герда могла бы объяснить Эйнару все варианты того, что можно делать с Лили дальше. Это будет нелегко. Герда вообразила, что Карлайл отлично справился с задачей убедить Эйнара в мастерстве доктора Бусона и в потенциале лоботомии, который казался ей ужасным и жестоким. Она никогда не допустит Эйнара к чему-то подобному. Но Карлайл был прав в одном: Эйнар должен решить сам. Герда должна была заставить его поверить, как и она сама, что Болк может решить их проблему, которая как определила, так и разрушила их брак, и сделала это гораздо более решительно, чем любой другой человек в мире. Болк уже вернулся в Дрезден, поэтому Герде пришлось бы убедить Эйнара в своей правоте: взять Лили за руку, заправить волосы за уши, и объяснить ей ту перспективу, - блестящую перспективу, - которая ожидала его в Дрездене.

***

      И все же была еще одна причина, по которой Герда медлила с отъездом Эйнара в Дрезден. К марту 1918 года зимние дожди закончились, и Пасадена стала зеленой, - такой же зеленой, как нефритовый Будда Акико, который содержался в ее мансарде на третьем этаже особняка Вэуд. Герда и Тедди похоронили малыша Карлайла на поле клубники Бейкерсфилда и переселились в Пасадену, опечаленные, и, как подчеркнула госпожа Вэуд, с волнением игравшая с кольцами на руках, немного травмированными.

      Но дожди закончились, и Пасадена снова была зеленой, с лужайками озимой ржи, словно одеялами из войлока. Ее клумбы расцветали розовыми и белыми цветами, исландские маки плавали над землей. В апельсиновых рощах белые цветы были похожи на снежные пальто. Для Герды корни апельсиновых деревьев выглядели как локти, проталкивающиеся сквозь влажную почву. Корни были тусклого цвета плоти и толщиной с руку человека. Дожди смягчили почву для дождевых червей в сине-серых шкурках, которые напомнили Герде о рождении Карлайла. Она никогда не забудет червеобразный цвет шнура, скрученный штопором. Ни голубоватую слизь, закрывающую глаза ребенка, ни блеск ее собственных жидкостей, покрывавших его, словно он был заключен в тонкую, жирную простыню, созданную ее собственным телом в его независимой мудрости.

      Герда думала об этом весной, управляя апельсиновыми рощами в отсутствие отца. Она осматривала земли в машине с откидным ветровым стеклом, которая пронесла ее по грязи. Герда руководила командами - в основном подростками из Текейт и Тусон, нанятыми, чтобы разобрать подвал. Под деревом, фрукты которого преждевременно опали, она увидела, как в грязи скользит гнездо червей. Это заставило Герду вспомнить о Тедди и его кашле. Почти год мокрота выходила из его легких, а ночью он изливал из себя пот настолько ледяной, что сначала Герда думала, будто Тедди опрокинул стакан воды в их постель. При звуке первого кашля, зловеще прокравшегося в его горло, словно хруст разбитого стекла, Герда предложила вызвать врача. Тедди закашлялся, и она подняла трубку, чтобы позвонить доктору Ричардсону, - человеку родом из Северной Каролины, но Тедди возразил:

- Со мной все в порядке. Я не пойду к врачу.

Герда вернула трубку на место и сказала только:

- Хорошо.

      Ей пришлось дождаться, пока Тедди выйдет из дома, чтобы позвонить доктору. Всякий раз, когда Тедди кашлял и просил свой платок, который Герда сама прижимала к его губам, она старалась заметить, не возникло ли перемен в кашле. Иногда кашель был сухим, и тогда Герда молча вздыхала. Но в других случаях кашель был с мокротой, и жидкая беловатая жидкость выходила изо рта Тедди на носовой платок. Затем он выплевывал плотный сгусток крови, который постепенно становился все больше и больше. Герда ополаскивала все белье Тедди, включая и его носовые платки, вместо Акико, и видела, сколько он кашлял кровью. Ей приходилось менять ночные простыни и окунать носовые платки, а иногда и рубашки, в ванны с отбеливателем. Горький запах хлора поднимался к ее ноздрям и жалил глаза. Кровь трудно отстирывалась, и Герда стирала кончики пальцев, пытаясь избавить платочки от пятен, напоминавших Герде тряпки с краской, которые она использовала во время рисования. Ее мольберты теперь поселились в коттедже в Пасадене, но Герда больше не писала вообще.

И все же, всякий раз когда Герда поднимала трубку, Тедди говорил: “Я не пойду к доктору из-за ерунды, потому что я не болен”.

      Пару раз Герде удалось вызвать доктора Ричардсона в коттедж. Тедди приветствовал его в солнечной комнате, и волосы падали ему на глаза.

- Вы знаете, как может жена всегда беспокоиться по пустякам, - говорил Тедди, - но честно, док, со мной все в порядке.

- Тогда как насчет твоего кашля? - перебила Герда.

- Не больше, чем болезнь фермера. Если бы ты выросла на полях, ты бы тоже кашляла, - говорил он смеясь, и заставляя доктора Ричардсона и Герду смеяться тоже, хотя Герда не видела ничего забавного в том, что делал Тедди.

- Вероятно, ничего серьезного, - сказал Ричардсон, - но вы не возражаете, если я вас осмотрю? На самом деле, я бы это сделал.

В солнечной комнате пол был выложен плитками, которые Тедди сделал в своей мастерской. Они были оранжевого цвета янтаря и окрашены черным раствором. Зимой черепица была слишком холодной,