Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф. Страница 53

мальчика в период полового созревания, как если бы они оба знали, что принимая утром душ, он поднимет руку и обнаружит в подмышках первую нить золотисто-коричневых волос. Герда знала, что он никогда не был “правильным”. Но теперь она задумалась, действительно ли это когда-либо имело значение. Возможно, ей следует послать профессора Болка в Дрезден одного, подумала она, играя ложкой в ​​своей кофейной чашке. Ей вдруг стало интересно, кого она больше любит - Эйнара или Тедди Кросса? Она сказала себе, что это не имеет значения, но не верила в это. Ей хотелось бы наконец решить этот вопрос и успокоиться с чувством удовлетворения, но она не могла. И тут она вспомнила Лили. Красивая косточка на вершине позвоночника; руки, которые она держала так, будто собиралась опустить их на клавиши фортепиано; ее шепчущий голос, похожий на ветерок, плывущий сквозь бумажные лепестки исландских маков, заполнявших зимой грядки Пасадены; ее белые лодыжки, скрещенные и спокойные. Кого же она любила больше? - думала Герда. Профессор Болк прочистил горло, поднял подбородок и сказал уверенным тоном:

- Итак, увидимся с Лили в Дрездене.

***

      Но Герда не могла отвести Эйнара в Дрезден. По крайней мере, пока. На то было много причин, в том числе частная выставка ее последних картин, каждая из которых изображала сцены с Лили. Лили лежит на столе с закрытыми глазами, скрестив руки на животе, словно мертвая. Картины - маленькие, размером со словарь, - висели в паркетном фойе графини, которая жила далеко не только от лучшего ателье в Париже, но и от лучшего аптекаря, который знал все о грязевых масках Нормандии и женских полосканиях, смешанных с соком лайма и чистым пасаденским экстрактом “Pure”, который Герда дала ему в обмен на косметические средства, такие как “Derma”, которые Лили требовала все больше и больше.

      Картины - их было всего восемь штук, - были выставлены для людей, чьи шоферы ждали в лимузинах с открытыми дверями и панелями из орехового дерева, отражавшими раннее осеннее солнце, на улице внизу. Ханс устроил шоу, о котором рассказал не одному редактору газет, а первому из корреспондентов было необходимо обязательно осмотреть картины la rentrée*. На лацкане его костюма сидела опаловая булавка. Ханс сжал руку Герды, когда картины в обрезанных литых рамках, забитых вековой краской, снимали со стен фойе графини. Не смотря на непрерывное накопление своего состояния в главном отделении Банка Дании, глаза Герды остекленели, когда она наблюдала, как открываются кожаные чехлы чековых книжек, а ручки царапают копировальную бумагу.

      Выставка была первой причиной, по которой Герда не могла сразу же отвезти Эйнара в Дрезден.

      Второй причиной был Карлайл, планировавший остаться в Париже на Рождество. Герда знала, что Карлайл был похож на нее по крайней мере в одном - своей импульсивностью и желанием взяться за дело с навязчивой необходимостью найти решение.

Герда никогда не рисовала так много. Теперь она могла признать, что многие ее картины, особенно в первые годы ее жизни в Дании, никогда не были хорошими. О, если бы она могла вернуться в Копенгаген самой черной ночью и вытащить из стен всех этих офисов по Вестерброгаду и Нёрре Фаримагсгаде те грязные официальные картины, которые она произвела, когда была такой молодой и неуверенной в том, чего хотела или могла бы добиться! Она подумала о серьезном портрете г-на Глюкштадта, финансиста Восточно-Азиатской компании и Копенгагенской свободной гавани. В том портрете она применила чистую серебряную краску, чтобы нарисовать шапку его волос, а его сжимавшая перо правая рука была не более чем квадратом, расплывчатым блоком плотной краски.

Герда знала, что она и Карлайл разделяют одну и ту же потребность продолжать работать. Внутри них почти одинаково реяло желание достижений. Однажды Карлайл вернулся в коттедж с новостями, которые заставили Герду положить кисть в чашку скипидара и сесть на кушетку.

- Эйнар и я встречались с некоторыми врачами, - начал он.

Поездка в кабриолете придала Карлайлу некоторую свежесть, и его лицо стало еще красивее, чем помнила Герда. Закрыв глаза, она слушала плоский и точный голос своего брата, и ей казалось, что она слушает запись самой себя.

      Карлайл описал посещения врачей, их тщетность и унижение, которое пережил Эйнар.

- Он может вынести больше, чем большинство мужчин, - сказал Карлайл, и Герда подумала про себя: “Да, я это уже знаю”.

- Но есть один доктор, - продолжил Карлайл, - доктор Бусон. Он думает, что сможет помочь Эйнару. Он уже встречался с этим раньше. С людьми, которые думают, что они ... - тут голос Карлайла дрогнул, - которые считают, чтов них живет несколько личностей.

       Карлайл рассказал про лоботомию, про острые сверла, которые доктор Бусон отправил на каталке с роликами. Доктор говорил об опирации так, что создалось впечатление, будто это не сложнее, чем ударить муху.

- Я думаю, это то, чего хотелось бы Эйнару, - сказал Карлайл.

- Это очень плохо, потому что я сама нашла врача, - перебила его Герда.

      Она выжала кофейную гущу через цилиндр с дымящейся водой, и теперь наливала ее. Когда оказалось, что на кухне нет сливок, что-то внутри нее взбунтовалось, словно она была маленькой девочкой в ​​особняке в Пасадене с одной из японских горничных, которая не смогла приготовить обещанное блюдо из цыпленка, - и Герде пришлось удержаться, чтобы не топнуть ногой. Даже Герда ненавидела это чувство, когда становилась мелочной, но иногда не могла с собой справиться.

- Он думает, что может помочь изменить Эйнара, - продолжила она.Извинившись за отсутствие сливок, она подумала: “Полагаю, что не умею управлять домом и работой, даже если мне нравится думать, что я это могу”, - но решила, что это будет звучать неискренне. Ее тело стало горячим под длинной юбкой и блузкой, плотно сжатой в рукавах. Герда задалась вопросом: почему она обсуждала своего мужа со своим братом, и почему Карлайл вообще должен был что-то говорить?

Но она промолчала.

- Но доктор Бусон думает, что может помочь изменить Эйнара, - настаивал Карлайл, - твой врач предлагает то же самое? Он что-нибудь говорил о лоботомии?

- Профессор Болк считает, что он может превратить Эйнара в женщину, - сказала Герда, - не морально, а физически.

- Но как?

- Через операцию, - ответила Герда, - есть три операции, которые профессор хочет попробовать.

- Кажется, я не понимаю.

- Доверься мне.

- Конечно,