Тридцать один Ученик - Смеклоф Роман. Страница 24
Народную саламандровую мудрость я решил не комментировать.
— Это истина, ведь вы здесь, — добавил он.
— Я ваших законов не нарушал, — не согласился я.
— Это не так, — возразил Последний.
— Никогда не был в вашем мире, — высказал я последний аргумент.
— Это не имеет значения, — отрезал саламандр.
Я взял кубок и залпом выпил. Думал, что прибавится храбрости, но нет, поджилки тряслись всё сильнее.
Последний так же неотрывно смотрел на меня через стол.
— Закон гласит, что ученик получает от учителя мудрость, опыт и знания. Их связь крепка, они обмениваются жизнями. Поэтому, не только учитель ответственен за ученика, но и наоборот.
— Какое наказание браконьера ждёт? — тихо спросил я, поняв, куда он клонит.
Ящер взял со стола здоровенный кусок сочного окорока и вцепился в него зубами, разбрызгивая мутный сок. Он явно тянул время, наслаждаясь моей беспомощностью и страхом.
Я ждал. Кусок больше не лез в рот. Чтобы не смотреть, как Последний двигает челюстями, я перевел взгляд на источник. Вода двумя потоками огибала террасу на которой мы сидели и низвергалась в колодцы по бокам от лестниц.
Прожевав и посчитав, что с меня достаточно, он заговорил:
— Закон гласит: «В Тринадцатом Тёмном Объединенном мире каждое живое существо имеет право на достойную смерть».
«И что?» хотел закричать я, но сдержался.
— Тот, кто лишит существо такой возможности, должен сам потерять право которым дорожит.
На этот раз вытерпеть было тяжелее. Лишение мифического права? Я уж заволновался. Тоже мне наказание. У меня и прав-то никаких нет, кроме смерти за источник магии. Мне настолько полегчало, что я снова зачавкал.
— Пока не понимаю, какого права вас лишить, — сознался Последний. — Не могу принять решение, не узнав вас, поэтому и пригласил на обед. Чтобы понять, чем вы дорожите!
— «Давай, понимай» — думал я, отправляя в рот ветчину.
Тарелка быстро опустела, так что я перешёл к другому блюду. На длинной овальной тарелке лежал ящер, похожий на саламандра, сидящего передо мной, только маленького и без бороды.
Я оттолкнул посуду, но Последний пристально наблюдал за мной и выражение его морды не предвещало ничего хорошего.
— Евлампий рассказал вам о застольных традициях?
— Да.
— Он упомянул, что хозяин и гость должны вкусить друг друга, чтобы понять один другого?
— Нет, — задрожал я.
— Я так и думал, — медленно вымолвил Последний. — У големов ни ума, ни вкуса. Они не понимают, насколько это важно!
Саламандр проглотил последний кусок окорока, неотрывно гладя на меня, и я понял, что другого выхода нет. Отрезал ящерице хвост и укусил. Холодное мясо, кислое и одновременно пресное. Почти безвкусное, если не считать горечи.
— Хорошо, — похвалил Последний, — но понимание будет поверхностным, если не разобраться в себе.
Саламандр взмахнул рукой. Блюдо с ящерицей поднялось в воздух и полетело через стол. Одновременно в мою сторону парила тарелка, из которой ел высший судья.
Я ждал, затаив дыхание. На посуде приземлившейся на стол лежало маленькое тельце, похожее на меня, только без ошейника. Я сглотнул. Сейчас из меня извергнется всё, вплоть до утренней яичницы.
— Хозяин и гость должны вкусить себя, чтобы понять себя, — пояснил Последний и, подхватив маленького ящера, проглотил.
Я держался из последних сил. Съеденное просилось наружу, намекая, что я не готов к самопониманию. Желудок упорно сопротивлялся местным традициям. Разум же говорил, что если я им не последую, то желудок мне больше не понадобится. В конечном счете, он всё же победил. Я схватил маленькое тельце и, зажмурившись, пихнул в рот.
Начав жевать, я с удивлением почувствовал, что вкус не похож на мясо. Мягкое, приторно сладкое и одновременно жесткое и острое. Прожевав, я посмотрел на Последнего.
— Мы ведь не самих себя ели? — сконфуженно спросил я.
— Конечно, нет. Это всего лишь метафора.
Я не понял, что такое метафора, но успокоился.
— Вы вкусили пищу с зеркала души. Оно показывает только внутреннюю суть.
Кажется, я догадался. Подхватив с тарелки шашлык, я положил его на стоящее передо мной блюдо и мясо моментально превратилась в мою маленькую копию.
Я облегченно вздохнул. Саламандр тем временем встал и, наставив на меня палец, произнес:
— Я принял решение. У вас мало прав, и вы не дорожите ими. Вы ещё не знаете, насколько они бесценны, особенно право на одиночество. Им обладает каждый, но у вас его больше не будет.
Последний внимательно смотрел на меня, и я, не сдержавшись, пожал плечами. Приговор не произвел на меня впечатления.
— Молодость, — пророкотал старый ящер, жмуря жёлтые глаза. — Она кажется бесконечной, вечной и незыблемой, но это не так. Даже мир в котором мы живём — дряхлеет и умирает, — он тяжело вздохнул. — Волшебство тает на глазах. На блёклых уходит слишком много магии.
— Мы магией не пользуемся! — оспорил я.
— Зато пользуетесь её дарами: порталами, воздушными кристаллами на кораблях, артефактами. На вас тратится не меньше энергии, чем на чародеев. А не было бы вас, её хватило бы каждому колдуну… Вы приходите в наши сказочные города и превращаете их в выгребные ямы. Ничего, скоро мы отдадим вам свои дома, но в ответ заберем ваши! Скоро всё изменится!
Я кивнул, дожевывая шашлык.
— Бросать свою священную Родину, — расстроенно произнес саламандр, — чтобы отправиться в ваши захудалые миры тяжело, — он махнул когтистой лапой. — Я бы остался… Но выбора нет, ещё несколько лет и в Тринадцатом Тёмном Объединенном мире невозможно будет жить. Магия уходит!
Договорив, он гордо прошествовал мимо меня и, поднявшись по лестнице,