Тихая Война - Макоули Пол. Страница 42
Сама Мэси Миннот считала подобную общественную организацию не менее утопической, чем жизнь в муравейнике. В Восточный Эдем она перебралась три месяца назад, сразу после побега. Правительство Радужного Моста настояло на таком решении. Официально заявлялось, что это делается ради ее же блага. Но Мэси прекрасно знала, что каллистянам не терпится избавиться от человека, напоминающего им о недавнем конфузе.
Восточный Эдем вызвался приютить девушку не из благородных побуждений: город возвращал давний таинственный долг чести Радужному Мосту. Мэси назначили консультанта — пожилого язвительного мужчину по имени Иво Тиргарден — и отправили работать на ферму. Однако доступ к сети для нее был ограничен, а выезжать за пределы фермы запрещалось — она никак не могла избавиться от ощущения, что ее держат здесь как заключенную, как диковинное животное в зоопарке. Несмотря на это, девушка намеревалась устроить свою жизнь как можно лучше. С огромным энтузиазмом она принялась за ремонт квартиры–студии, которую ей выделили в деревне Наш Удел: Мэси настелила и отполировала бамбуковый пол, покрасила стены в оттенки зеленого и розового, поэкспериментировала со светом, положила новую плитку в ванной, в вымощенном дворике поставила горшки и посадила разные травы и перец чили, а по дверному проему пустила виноградную лозу. Каждый раз она говорила себе, что обживается в первом по–настоящему своем доме, и все же в тягостные моменты квартира скорее напоминала ей камеру, а сам Восточный Эдем с его ограниченным, не замечающим ничего вокруг утопизмом — тюрьму.
Ей удалось завести нескольких друзей. В их числе оказался Иво Тиргарден. А еще Джон Хо — владелец ее любимого кафе в столовом комплексе Нашего Удела. Сада Селена и ее небольшая банда отказников. Была еще пара человек на подземной ферме, с которыми Мэси здоровалась при встрече. Но большинство жителей вели себя подчеркнуто вежливо, а то и вовсе относились к ней с безразличием; и только отдельные личности демонстративно проявляли враждебность. Пуще всех — Джибриль, член самопровозглашенного божественного сообщества трансгуманистов. Все остальные называли их космоангелами, поскольку при помощи пластической хирургии и простых генных модификаций члены сообщества приобрели некую потустороннюю стилизованную красоту. А еще они стремились развивать ментальные способности благодаря всякого рода практикам — от цветотерапии до использования специально разработанных психотропных вирусов. Поскольку все они имели очень старомодные взгляды на секс и считали, что достичь просветления можно, лишь отказавшись от животного соития, космоангелы были бесполыми. Они стирали из архивов старые записи о себе, называли себя ангелами и проводили все свободное время, прихорашиваясь и перепархивая из одного общественного места в другое, подобно мелким аристократам. Большинство из них так или иначе связывали свою жизнь с перформансом. Лучший исполнитель фаду во всем Восточном Эдеме был космоангелом, как и другие ведущие эстрадные артисты местного масштаба. Джибриль виртуозно играл в психоактивных постановках. С тех пор как Мэси прибыла в Восточный Эдем, она не раз становилась жертвой его искусства — от саркастических замечаний и насмешек, сделанных вскользь, до агрессивной критики всех землян, оказавшихся в Восточном Эдеме и тем самым нарушивших эстетический облик, инфицировавших их общество. Каждая встреча с космоангелами записывалась на видео, а смонтированные версии выкладывались в сеть, чтобы развлечь и потешить всех желающих насладиться зрелищем.
Когда Мэси проходила обучение для службы в отрядах СМР, до нее, как говорится, докопалась какая–то женщина. Тогда Мэси предложила ей разобраться — и они устроили рукопашный поединок возле столовой, но силы оказались равными, и в итоге признали ничью. Однако подобная тактика в борьбе с Джибрилем была бы ошибочной. Мэси решила дать отпор космоангелу и заявила, что в округе полно мест, где они могли бы разрешить все разногласия, — в итоге видео, на котором Мэси с ухмылкой уходит, демонстрируя отвращение к притворной обиде Джибриля, мгновенно заработало самый высокий рейтинг среди роликов космоангелов. Иво Тиргарден растолковал Мэси, что космоангелы страдают высшей степенью нарциссизма, но вполне безобидны, и Мэси стоит расценивать конфронтацию как этап исцеления Джибриля, а еще возможность повысить собственный статус в обществе. Джон Хо сказал, что ничего страшного не произошло, поскольку большинство людей на сегодня вовсе не следят за психоактивными спектаклями. Сторону Мэси 6+ приняла только банда юных самопровозглашенных отказников, да и то в основном по идеологическим соображениям.
— Космоангелы путают эволюцию со стилем жизни, — заявила Сада Селена.
Из всех отказников она была самая старшая — худая и очень серьезная девчонка лет пятнадцати.
— То, что они с собой делают, — продолжала Сада, — это ничуть не радикальнее, чем наколоть татуировку. Просто насмешка над неограниченными радикальными возможностями трансгуманизма. Но в этой тихой пуританской глуши, где каждый норовит спрятать голову в песок, всё так: безопасненько, согласно правилам, да еще каждый вместо полицейского следит за порядком. Ужасно!
— Они притворяются, будто стремятся к высшему идеалу, а на деле пытаются пойти против собственной природы, — встрял другой отказник. — Прям монашки какие–то. Ты когда–нибудь слышала о монашках?
— Она с Земли. А там всякие религиозные чудаки кишмя кишат, — заявил третий отказник. — Экопроповедники. Они ведь тоже вроде монашек, верно?
— Вроде того, — отвечала Мэси.
— Дело в том, что космоангелы не угрожают статус–кво, — вновь взяла слово Сада Селена. — Вот почему система их терпит, а мы ненавидим. Мы хотим руководить процессом человеческой эволюции. Настоящие транслюди постоянно изменяются, эволюционируют в сотне различных направлений. Ни одной утопии не под силу охватить этот процесс, потому что любая утопия по своей природе статична. Утопии не приемлют перемен, поскольку те бросают вызов их фантазии об идеальном мире.
Мэси нравилась компания отказников, потому что во всем Восточном Эдеме, пожалуй, с ними одними она могла говорить откровенно. И все же, хоть они беспрестанно называли себя революционерами, в реальности отказники оставались всего лишь изолированной группкой детей, вступивших в подростковый период. Они во всеуслышание заявляли о том, что живут вне закона и презирают ограниченные принципы и традиции своего поселения, тем не менее они ни разу не попытались эти традиции изменить, а все бахвальские тирады, будто они покинут Восточный Эдем, как только получат большинство, едва ли могли к чему–то привести. В городской жизни отказники не участвовали, зато забивались в пустые квартиры, питались преимущественно дрожжами, которые здесь раздавались безработным, или тем, что удавалось выклянчить у прохожих, дышали воздухом, вырабатываемым для поселения, пили воду, очищаемую для поселения, и пользовались эдемской сетью. Однако эти подростки блистали умом и вели себя провоцирующе. А кроме того, они поддерживали Мэси, ведь она была врагом их врага. На сайте Джибриля отказники оставляли комментарии в пользу Мэси и постоянно твердили, что она может рассчитывать на них даже в самой трудной ситуации.
Однажды ранним вечером Мэси сидела у барной стойки в кафе Джона Хо, как вдруг заметила приближающихся Джибриля и двух аколитов. Кафе располагалось в дальнем углу террасы, на которой разместился столовый комплекс, — отсюда, с крыши самого высокого жилого здания в Нашем Уделе, открывался вид через шестиугольные панели тента на сосновые леса по другую сторону расселины. Деревья были крохотные — каких–то пять–шесть метров в высоту: они сутулились под серо–голубым сводом в сотне–другой метров, но глаз все же радовали. Местечко напомнило Мэси о комнатке, где они с Джексом Спано проживали в короткий период расцвета их любви: если встать в центре, то руки можно было положить на стены по обе стороны — не просто дотянуться кончиками пальцев, но прижать ладони. Вот и кафе казалось маленьким. По–уютному компактным. Короткая барная стойка с бамбуковой столешницей, отполированной так, что можно было увидеть собственное отражение, скамья, на которой могло уместиться человек шесть клиентов, и пофыркивающая стальная кофемашина. которую Джон Хо собрал по модели трехвековой давности.