Пепельная столица (СИ) - Ишбулатов Юрий Михайлович. Страница 21

— Это вы распространите по Саантиру слухи о том, что сегодня произошло! Не сейте ложь и ненависть к бледным! Не приближайте войну, — голос стража смягчился, собравшиеся задумчиво уткнули глаза в песок. Ларканти кивнул и спокойно добавил, — надеюсь, я донес мысль. Всем вернуться на посты.

Двор снова погрузился в суматоху, когда солдаты поплелись к предписанным местам. Линфри догнала брата, бредущего обратно в покои, и аккуратно промокнула его губы чистым платком.

— Теперь мы тебя вымоем, за тазом я сама пошлю. Затем заштопаю рассечения и забинтую грудь, — с этого момента голос девушки перестал дрожать и растерял всю мягкость. Теперь с ее тонких, бескровных губ слетали строгие команды. Чего еще ожидать от пепельной из семьи потомственных военных?

Каменный страж Ларканти, командующий западным бастионом, покорно стоял в низком тазе для омовений. Обычно пепельные очень экономно распоряжаются драгоценной водой и моются в общих банях, где грязь, размоченную густым водяным парам, счищают медными скребками. Однако потрескавшаяся каменная кожа вынуждала Ларканти быть расточительнее и обтираться обычными сырыми тряпками.

— Что ты возишься, Ла-ти! Только воду истратишь попусту! Дай мне тряпку! — девушка вырвала ткань из вялых рук Ларканти, а затем принялась вычищать грязь и сгустки крови из многочисленных трещин на широкой спине, — когда будешь в Саантире, обязательно встреться с Сатриком. Пусть он приведет панцирь в порядок. Ладно?

— Знаешь, Ли-ри, это нападение оставило довольно горькое послевкусие, — мрачно оборвал девушку страж, — это ведь были небесные всадники. Ненастоящие, конечно, но какое это имеет значение?

— Мне твоя речь показалась довольно убедительной. К тому же, Саантирцы не настолько глупы и трусливы, чтобы терять голову из-за такого, — отмахнулась девушка. В ее голосе проскользнула настороженность и тщательно скрываемая тревога.

— Шутишь? Ты видела реакцию караванщиков? Даже некоторые офицеры поверили в обман. Представь, какой шкатаак закипит в головах грязерожденных? — хмуро опустив голову, продолжил Ларканти, — благоразумие каждого, рано или поздно, подточит мысль о том, что не поддаваться агрессии, значит закрывать глаза на угрозу для своего клана. Надеюсь, ты понимаешь в сколь уязвимом положении тогда окажешься и знаешь, что необходимо сделать.

— Не начинай этот разговор, Ла-ти, — от тихого голоса Линфри повеяло глубокой грустью, рука девушки замерла между лопатками брата.

— Поверь, я и сам этого не хочу, но я бы многое отдал за то, чтобы кто-нибудь вовремя поговорил со мной об этом, — ответил Ларканти. Несмотря на серьезность предстоящего диалога, он пытался смаковать прохладу струек, бегущих вниз по ноющему лицу.

— Почему ты так уверен, что моя связь с Лиорой тоже обернется трагедией? — печально и устало отозвалась девушка.

— Потому что ты пепельная, а она бледная! Шкатаак! Какие еще нужны причины? — огрызнулся Ларканти, — сорок лет назад ваш союз стал бы светлым символом мира между нашими народами! Но те времена давно прошли. Сейчас эта связь клеймит вас обоих! Для вас не будет места в Саантире. Даже если повезет, и вы избежите открытого притеснения, мирной и счастливой жизни, которую рисует твое воображение, вам никогда не вкусить!

— Я не верю твоим словам. В головах Хинаринцев еще есть благоразумие, и надежда на продолжение мира пока горит ярко, — отмахнулась девушка. Затем она ненадолго замолчала и добавила более тихим голосом, — если ты прав, и Саантир поддастся панике, то мы оставим его…

Рука Линфри дернулась, когда мускулы брата мгновенно налились кровью.

— Ты хочешь бросить город, когда он нуждается в тебе больше всего? Выходит клятва Нару была пустым звуком? — процедил страж, не оборачиваясь. В каждом слове, что обрушилось на Линфри, слышались укор и разочарование.

— Ты не имеешь права этого говорить! Сколько себя помню, я жила согласно клятве! Следовала ей даже до того, как она торжественно слетела с моих уст на террасе храма черной крови! — голос Линфри стал громким и уязвленным. После нескольких мгновений тишины, девушка тихо и безрадостно добавила, — раненные, больные, калеки, ночи без сна… я научилась с этим мириться. Но я не могу оставить того кого люблю. Сама идея кажется мне кощунственной…

— Кощунственной? Легко хранить клятву, когда речь идет о бессонных ночах и созерцании человеческих внутренностей! Это, конечно, очень неприятно, но вполне сносно, особенно когда тебя поддерживает гордость за свое дело и уважение со стороны Саантирцев!

Все так же, не оборачиваясь, Ларканти вышел из таза и натянул просторные шаровары на сырое тело. Оставляя на полу мокрые следы совершенно разных стоп, страж похромал к провалу остывшего камина. Девушка следовала за ним, судорожно перебирая в голове фразы, которыми может оправдаться.

— Как я могу оставить Лиору? Это разве не предательство? Какую гордость можно испытать за такой ужасный акт? — девушка ухватилась рукой за прохладное плечо Ларканти, но страж не отреагировал и молча начал вливать тонкую струйку каменного масла под кучку гладких камешков. Молчание, повисшее в кабинете, дало девушке сосредоточиться и развеять внутренние терзания, — Знаешь… а ведь совесть не должна мучать меня за смятение. Разве это нормально оставить близких ради долга перед городом, где тебя могут клеймить лишь за то, что ты любишь Хинаринца с другой стороны неба?

— Саантир здесь не причём. Просто хинаринские сердца, вопреки учениям храма черной крови, это не безупречные рубины, а шарики дерьма, — процедил Ларканти, стараясь унять разгорающееся раздражение, — достаточно взглянуть на Зверерожденных, чтобы это понять.

— Зверерожденные — жестокие дикари, почти животные. Как их можно сравнивать с нами?

— Поверь, Нар отмерил злобы поровну, нам и им. Отправь в пустыню любого и недели не пройдет, как он уподобится кочевникам. Пускай их картины это грязные разводы на стенах пещер, одежда — тряпки, стянутые с мертвецов, а их незамысловатая музыка звучит из продырявленных костей. Но разве это не знаки того, что и в их грудях иногда возникает непонятное тянущее чувство, заставляющее желать странного: выразить себя, оставить след в мире, пусть и грязью на пещерном своде. Так в чем же наши отличия?

— В Саантире… — растерянно прошептала Линфри.

— Думал до тебя никогда не дойдет! — не давая девушке опомниться, продолжил Ларканти, — Представь: пока солнце еще не начало обжигать кожу, ты собираешь капли росы из трещин в скалах. Затем гоняешься за каменными саламандрами, а потом, в тени Нар'Катиров, плетешься по одинаковым барханам, пока усталость или смерть не свалят с ног. Думаешь, у тебя будет время созерцать небо и задумчиво чесать подбородок, когда каждая секунда промедления это угроза для тебя и твоего потомства? А записать размышления и передать их последующим поколениям? Это будет казаться тебе разумной тратой времени, если вместо рукописи можно взять еще один бурдюк с водой, да и письменность еще надо изобрести… Пойми, Саантир это не просто каменный ящик в котором мы прячемся от песчаных бурь. В жестоких условиях пепельных пустынь города имеют несравнимо большее значение. Из поколения в поколение это место делает нас лучше и не дает вновь сорваться в дикость. Когда речь идет о защите Саантира, то на кону не только бесчисленные жизни не самых плохих хинаринцев, но и сама наша цивилизация.

— Но Лиора? Ей ведь будет плохо без меня. А я буду тосковать по тому счастью, что могло бы у нас с ней быть…

— Истинная преданность проверяется тогда, когда выбранный путь становится столь сложным или неоднозначным, что следование по нему кажется чем-то неправильным.

— Твои речи пугающе напоминают фанатизм.

— Так ты это видишь?! — выпалил Ларканти, — я не фанатик! Просто понимаю, что многие вещи гораздо ценнее моего собственного счастья и даже вашего хорошего отношения ко мне. Не будь Саантира, то Лиору при встрече ты бы попросту прикончила, обобрала и сожрала!