Республика - победительница (ЛП) - Щерек Земовит. Страница 39

Вот только преследования против евреев, соединенные с усиливающимся выдавливанием немцев с Поморья и Силезии – это для союзников было уже слишком. От Польши потребовали гуманности внутренних отношений: необходимо было прекратить преследовать евреев и немцев. Польша обязана была расширить права немцев в Силезии и Поморье и решительно ограничить там польскую колонизацию. Силезия с Поморьем оставались польскими протекторатами, но там все так же преобладало немецкое население, немецкий язык был одним из официальных языков. И реформы наступили. Во Вроцлаве и Щецине были созданы смешанные польско-немецкие администрации.

На Край Вендов и Лужицу давно уже махнули рукой, оставляя там исключительно польские гарнизоны. Вооруженные немецким оружием.

Только ведь немцы с евреями не были единственными меньшинствами, которые требовали признания собственных прав в Республике.

УКРАИНЦЫ

На территории Второй Республики проживало украинское меньшинство (по разным источникам насчитывающее от 4,5 до 5,5 миллионов человек), все громче и настойчивее требующее независимости для региона, который поляки называли Восточной Малой Польшей, а украинцы – Галичиной. После победной войны с Германией в альтернативном мире произошла целая серия террористических нападений, которые украинцы осуществляли во Львове, в Варшаве и в Кракове. Довольно часто случались нападения на польское население в юго-восточной части страны: в станиславовском, львовском и тернопольском воеводствах. Власти ввели на этих территориях особое положение.

Рыдз решил жестко расправиться с украинскими сепаратистами. Уже ранее, в тридцатых годах, в ответ на украинские акции саботажа (в ходе которых, кстати, убивали польских чиновников и украинских соглашателей, осуществляли поджоги и нападения на польские учреждения, разрушали инфраструктуру) Республика провела две крупные операции по усмирению Восточной Малой Польши. В ходе этих операций разрушали церкви, избивали и унижали украинцев.

Станислав Дюбуа, деятель Польской Социалистической Партии (принадлежность к которой тогда часто была связана с заключением на какое-то время в брестской крепости), так комментировал в Сейме первую операцию по усмирению 1931 года:

Мне так кажется, прошу вас, что наиболее болезненными, наиболее яркими, возможно, являются два мелких факта (…). Один факт, который меня столь болезненно поразил, это было тогда, когда речь держал пан депутат, представитель Украинского Клуба (…) о тех чудовищных фактах пыток, истязаний, но то, что меня столь глубоко тронуло, это был тот момент, когда говорили о срывании портретов Шевченко. Этот факт, возможно, и мелкий, но это тот факт, который для нас, почитавших и почитающих своих великих поэтов, является для нас чем-то ужасно болезненным и унижающим для нас, как для поляков.

Вторым столь же болезненным фактом является то, что (…) вы смеялись над тем, как палками заставляли людей, чтобы они за лошадей молились, а еще, когда смеялись и говорили украинцам: мало вам еще дали, не станете теперь поджигать – так я пришел к выводу, что нечего искать в вас какой-то совести, чести и чувства достоинства.

Так что, прошу вас, не имеете вы права обвинять весь украинский народ (…). Со стороны украинского народа мы имели дело (…) с действиями отдельных лиц или определенных организаций. Со стороны польских усмирителей мы имели дело с правительством как таковым, и вот тут, господа, и заключена та громадная разница, здесь заканчивается трагедия украинского народа, и здесь начинается трагедия народа польского. Ибо, прошу вас, мне кажется, что нашим стремлением в прошлые годы, когда мы еще независимости не имели, равно как и потом, когда мы за независимость боролись, нашим стремлением было создание европейской страны, и чтобы у нас азиатские методы усмирения места не имели и иметь не могли.

В 1935 году пилсудчики подписали договор, цель которого заключалась в нормализации польско-украинских отношений. Сторонами в договоре, помимо польского правительства, были наиболее умеренные украинские институции (во главе с Украинским Национал-демократическим Объединением). Польша, среди всего прочего, обязалась расширить самоуправление юго-восточных воеводств, чего – впрочем – так никогда и не сделала. А когда часть санации, собравшаяся вокруг Рыдза-Смиглого и Адама Коца, начала дрейфовать в сторону пара-НРЛ-ского (Национал-Радикальный Лагерь) национализма, про соглашение забыли, политика же в отношении украинцев начала принимать совершенно иной характер. Программа "укрепления польского начала", среди всего прочего, заключалась еще и в том, что с работы выгоняли государственных служащих - украинцев, что православное население заставляли переходить в католицизм. Так было в знаменитом случае "чуда обращения" в волынской деревне Гриньки. Восхищенный "ИЕК" так писал про него 6 января 1938 года:

Просыпается на Волыни польский дух. Лишенная национальной традиции деревня вернулась к вере своих отцов. Уже в прошлом году на Волыни произошел случай, когда целая "украинская" деревня, населенная Домбскими, перешла в католичество и объявила себя поляками. Теперь же громадное впечатление произвело решение деревни Гриньки в кременецком повете, которая в полном составе перешла в католичество из православия. А ведь достаточно приглядеться к таким фамилиям как Мазур, Войцеховский, Ковальский, Ружек и другие, чтобы сразу же сориентироваться, что это коренные поляки, только придавленные длительной неволей. Случай этот тем более важен, что деревня Гриньки расположена на самой советской границе. Не следует прибавлять, насколько большим этот день был для всей деревни. Все перешедшие в католичество отправились в костел в Лановцах. На приеме, произошедшем в общинном доме, было прочитано письмо командира батальона КПО, в котором шла речь об исторической справедливости. Новообращенные поляки дают Польше горячие сердца и жертвенные руки, и детей своих они желают воспитать на пользу Святейшей Республики Польской.

В реальности же "обращение" деревни Гриньки добровольным не было. Ну а соответственную температуру сердец и жертвенность рук жителям деревни обеспечивали солдаты упомянутого Корпуса Пограничной Охраны.

А после того, как поляки выиграли войну, ситуация воспалилась еще сильнее

Организация Украинских Националистов, правда, не осуществила антипольских диверсий в ходе сентябрьской войны, как это случилось в реальной истории (украинцы понимали, что ставить на Германию, ведущую бои на трех фронтах, идея не самая удачная), но случались отдельные "удары в спину", нападения на патрули, на представителей местных властей или на "соглашателей". В связи с этим, вскоре после войны польская армия провела очередную репрессивную операцию. И акция это надолго "отравила кровь побратима".

На сей раз даже не очень важных националистических деятелей выловили и посадили в специально созданных для этой цели центров изоляции в уже существующих лагерях в Березе Картуской и Бресте (где, кстати, в реальном мире перед войной пожизненный приговор отсиживал Степан Бандера: его посадили за организацию убийства министра Перацкого). И на этот раз разрушали церкви и избивали вытаскиваемых из домов украинцев, уничтожали имущество, силой обращали в католичество. Были и убитые.

Так что предводители ОУН сидели в тюрьмах с длительными приговорами, но полякам не удалось вырвать зубов самой организации. Были восстановлены давние структуры Украинской Войсковой Организации (УВО), и бойцы за украинскую независимость присоединилисб к террористическим операциям.

Выступление ОУН-УВО, случившееся в Восточной Малой Польше в 1942 году, имело более широкий масштаб, чем две предыдущие акции УВО в начале двадцатых и тридцатых годов. Точно так же, как и тогда были проведены нападения на польскую администрацию и ее учреждения, убивали чиновников и польских поселенцев, срывали железнодорожные рельсы и взрывали мосты, но появился новый элемент: в центрах польских городов взрывали бомбы, в результате чего страдали сотни ни в чем не повинных людей. И это происходило не только лишь во Львове или Станиславове. Заряды были взорваны в краковских Сукенницах, на Маршалковской улице в Варшаве, в центрах Познани, Лодзи, Вильно, Гродно, Радома, Келец. Множились поджоги в деревнях, осуществлялись нападения на польские поселения, случались и убийства. Украинцы хотели отравить полякам жизнь до такой степени, чтобы общественное мнение самой Польши, измученное террором, начало давить на власти, чтобы те, в конце концов, избавились от доставляющего проблемы региона.