Быть отцом! Звездные папы о своем родительском опыте - Прилепин Захар. Страница 6
Знаете, есть такой стереотип: либо ты футболист, либо скрипач. Если футболист – то троечник, если скрипач – то слабак. А дядя Слава был физик, философ и человек, которому не страшно ходить по ночам по темному городу. Он очень серьезно занимался спортом и шутил: «Что хулиганов бояться? Пусть они боятся!» Мы с ним вели сократические беседы и иногда вместе бегали по утрам. Меня поражало, что один человек мог столько всего в себя вместить! Вячеслав Николаевич и сейчас преподает в Кустанае.
«Семья не может не воспитывать. И даже если она этого не делает, то это тоже воспитание – только со знаком минус.
– А другие ваши два учителя, это кто?
– В Москве, в институте у меня сразу появилась любимая кафедра и любимый учитель – Юрий Павлович Вяземский. Это мой научный руководитель диплома и диссертации, ведущий программы «Умники и умницы», писатель и очень близкий мне и всей нашей семье человек.
С ним знакомство произошло задолго до личной встречи. Еще в школе я прочел книгу Юрия Павловича Вяземского «Шут» и посмотрел снятый по ней одноименный фильм Андрея Эшпая. Книгой я бредил.
Я очень многому научился у Юрия Павловича, в том числе каким-то поведенческим вещам, которые считаю крайне важными. Скажем, он всегда встает, когда в комнату входит женщина, и также всегда встает, когда она выходит. Кто сегодня соблюдает эти правила, особенно в рабочей обстановке?
А третий мой учитель – отец Герман (Подмошенский), который когда-то вместе с отцом Серафимом (Роузом) создал православную общину в США. Я познакомился с ним, когда учился в Америке, и он до самой своей смерти в 2014 году играл очень большую роль в моей жизни.
Однажды в беседе отец Герман сказал: «если женщина плачет, это никогда не бывает просто так». То есть всегда есть причина, и, если тебе она непонятна, это вовсе не значит, что ее нет. Поэтому, если жена обижается, значит, все-таки я сделал что-то не так.
– У вас счастливая семья?
– У меня нет ни одного основания, чтобы ответить отрицательно. Но понятие счастья – оно такое размытое. Мне долго казалось, что оно все приземляет как-то, занижает. Счастье – это все живы-здоровы, много денег, отдых, веселье и прочее. А потом я обратил внимание на то, что в русском переводе Библии нет призыва «будьте счастливы», а там сказано «всегда радуйтесь». И у нас, безусловно, радостная семья.
Один из вариантов перевода греческого слова «блаженный» – «счастливый», и получается, что все критерии счастья даны в Нагорной проповеди: блаженны нищие духом… До этих высоких критериев мы не дотягиваем, но в нашей семье присутствуют и радость, и любовь.
«Родители для меня – безусловный пример любви. Это не значит, что у нас была какая-то нереально идеальная семья. Всякое бывало, но мы жили в атмосфере любви.
– А есть какой-то секрет, какое-то, может, правило, которое помогает сохранить крепость семьи?
– Секрет тут только один – любовь. Другое дело, что это такой несекретный секрет. Помимо лучшего из всего, что когда-либо было написано человеком о любви, а именно слов апостола Павла из Первого послания Коринфянам о том, что любовь «долготерпит, милосердствует, не ищет своего», мне нравится еще одна фраза Пришвина. Я прочитал ее еще в школе: «любовь – это неведомая страна, и мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем корабле капитан и ведет корабль своим собственным путем». Конечно, если придраться к метафоре, можно сказать, что вообще-то есть принцип движения кораблей. Но я считаю, что любовь исключает всякие алгоритмы. Сколько у меня друзей, столько у них историй: как встретились, как поняли, что это их человек, как живут.
– А как вы поняли, что перед вами ваш человек?
– Как-то очень быстро. Настя три года писала для журнала «Фома», я знал, что у нас есть такой автор, но мы никогда не встречались. Однажды, я просто шел по редакции, смотрю: сидит девушка, печатает. Я спросил у своего коллеги и друга, кто это. Он удивился: «Это Настя Верина, ты не знаешь что ли?» Я сразу пригласил ее – срочно «обсуждать материал».
Был такой случай. У нас уже дело шло к свадьбе. Однажды у меня был эфир на радио, и я потом спросил у Насти, как ей. А поскольку она человек серьезный и обстоятельный, то стала объяснять, что понравилось, что нет, и даже критиковать. По-хорошему критиковать. Но я как-то немножко не ожидал, и мы даже повздорили. Она рассказала об этом своему духовнику, а он ей: «ты определись, кем хочешь быть – женой или критиком? если критиком, тогда это другая история».
Я не хочу сказать, что она все время мной восхищается. Просто это и правда совсем другая история. Мне есть с кем обсудить рабочие моменты. При этом Настя что-то мне подсказывает, более того, я сам часто прошу у нее совета.
– Ваша супруга не работает?
– По профессии она преподаватель японского языка, но с момента рождения Лизы пока не выходила на работу.
– Каково ей сидеть дома?
– Вот как мамины заботы можно назвать словом «сидеть»? Я думаю, ей непросто, но это не та тяжесть, которая приводит к разговорам типа «ой, я деградирую, срочно нужно выходить на работу!». Во-первых, ей скучать некогда, во-вторых, с этими, как я их называю, «тремя поросятами», правда интересно. А в-третьих, она читает, иногда пишет сама, у нее есть круг своих интересов и друзей.
– Получается, у нее за годы родительства мало что меняется, только детей становится больше. А вот у вас как раз произошли серьезные перемены: были завкафедрой и главным редактором журнала – стали председателем Синодального информационного отдела. Как это повлияло на ваше отцовство?
– Ну как повлияло? Старшую, Лизу, когда она маленькая была, я часто купал сам. Среднюю, Аньку, – всего несколько раз, а Рому – почти никогда. Потому что Лиза родилась раньше, чем произошли перемены на работе, еще в прошлой жизни.
«Лиза смотрит, как я листаю ленту «Фейсбука»:
– Папа, а почему здесь везде ты? Потому что ты – персонаж журналов?
– То есть главное отличие – нехватка времени?
– Безусловно, стало меньше времени, но дело даже не в этом. Когда меня назначили, я разговаривал со Святейшим Патриархом, советовался, и он сказал, что надо выполнять свою работу «с пониманием высокой ответственности за каждое сказанное слово». Конечно, просто так болтать языком никогда не нужно, и евангельский принцип говорит о том, что за каждое праздное слово человек даст ответ. Но мы понимаем, что есть разные уровни ответственности. А когда любое твое слово может быть интерпретировано как позиция Церкви, то тут десять раз подумаешь, как сформулировать ту или иную фразу.
– Не получилось ли, что ваша профессиональная деятельность отняла вас у семью?
– Знаете, это вопрос в плоскости: что важнее – семья или работа? Я считаю, это неправильный вопрос: их нельзя сравнивать, взвешивать на одних весах. Семья – это жизнь. Работа – это работа, служение. Мне в жизни повезло: я никогда не занимался тем, что мне неинтересно. Я знаю, некоторые люди ищут себя до сорока лет, некоторые – всю жизнь. У меня такого не было. По окончании института у меня сформировалась четкая позиция: хочу преподавать. И я остался преподавать. Мне нравилось делать журнал. Я и сейчас работаю по профессии, которая мне интересна. Это не моя заслуга, это такой подарок Небес, что у меня не такая работа, где «папа просто зарабатывает деньги». И для семьи это тоже важно, это создает определенную атмосферу.
«Мне казалось, что понятие счастья все приземляет. Я обратил внимание, что в Библии нет призыва «будьте счастливы», но «всегда радуйтесь».
– А вы успеваете с детьми общаться?
– Как-то в одной умной книжке или статье про воспитание я прочитал, что вообще важно не сколько ты времени проводишь с детьми, а как ты его проводишь. Поэтому я перестал беспокоиться по поводу количества часов.