Быть отцом! Звездные папы о своем родительском опыте - Прилепин Захар. Страница 7

– Ну хорошо, но ведь бывает, наверное, так, что вы пришли домой, дети от вас чего-то хотят, а вы так устали, что уже ничего не хотите…

– Ну конечно, бывает. Просто часто, когда я уже ничего не хочу, дети уже спят. Но меня очень трогает всегда, когда они спрашивают в выходной день – раньше Аня, а сейчас уже и Рома: «А ты сегодня не идешь на работу? О, папа не идет на работу!»

– Вы помните момент, когда вы почувствовали себя отцом?

– Помню. Утром Настя сходила к врачу, тот сказал: «Все в порядке, через пару недель приходите». Она спокойно поехала к моим родителям за город, и там у нее начались схватки. Я примчался из Москвы. Меня даже пустили в палату к жене и показали Лизу. Я увидел: лежит под колпаком такой комок с трубочками – и при этом почувствовал, какое это свое, родное…

Дежурный врач стояла рядом, говорила много умных и непонятных слов, как студент-отличник на экзамене. А у меня был один вопрос: это все пройдет? Это не страшно? И врач, как мне показалось, убеждала, что все не очень страшно. Поэтому на следующий день я пришел абсолютно спокойный. И тут мне говорят: «Ребенок в реанимации». Я даже поначалу не придал этому должного значения. Спрашиваю: «Доктор, а когда мы сможем забрать дочку домой?» Наверное, это прозвучало очень легкомысленно, потому что врач мне довольно резко ответила: «Вы видите, что здесь написано? Реанимация!» И вот тогда за этого маленького и еще даже незнакомого человека стало по-настоящему страшно.

– Что вас поддерживало в тот момент?

– Один замечательный священник, друг семьи, сказал мне тогда: «Не переживай так сильно». Я говорю: «А вдруг что-то случится?» И он мне ответил: «Ну, с точки зрения спасения ее шансы выше, чем ваши». Кто-то может счесть это очень жесткой, страшной фразой – я так и отреагировал вначале. Но так как это сказал не чужой человек, я понял, что это правильно. Какой же я христианин, если не верю?

– А вообще за детей страшно?

– Да, очень. Но мне страшно в основном из-за того, что я вижу в уже подросшем поколении, в своих студентах в институте, из-за того, что́ я слышу про школу. Хотя, наверное, это не совсем правильно. Когда крестили Аню, игумен Дамаскин (Орловский) сказал: какими вырастут дети, зависит только от родителей. Если дети будут видеть родителей-христиан, то и у них будет шанс вырасти христианами. Вроде бы трюизм, но он сказал это так серьезно, что я задумался и говорю: «Батюшка, это очень сложно». Он кивнул: «Но зато спасительно и благодатно».

– А как вы, педагог, оцениваете ситуацию в российском образовании, ЕГЭ и прочее?

– Я не являюсь безусловным противником ЕГЭ и как преподаватель понимаю, что любой тест объективнее, чем устный экзамен. Но тест не может быть единственным критерием оценки знаний. В результате последние два школьных года дети не учатся, а готовятся к тестам. И это чудовищно! Они знают какие-то цифры, факты, сколько было лет старухе-процентщице, но не могут просто, не выискивая там какие-то детали, читать «Преступление и наказание».

Как-то я читал своим студентам в МГИМО лекцию о природе искусства в курсе культурологии и к слову стал цитировать: «Прощай, свободная стихия, в последний раз передо мной…» А потом мысль у меня промелькнула, и спрашиваю: «Чьи это строки? Можете продолжить?»

Мне кажется, Пушкин вообще узнаваем – по ритмике, по мелодике. Но не так страшно, что они не ответили, хотя на потоке в сто второкурсников мог бы найтись хоть один знающий. Меня потрясло другое. Мальчик поднял телефон и сказал: «Нет интернета». То есть поиск ответа на вопрос это поколение ищет не в глубинах своей памяти, не в прочитанных книгах, а в поисковой системе. Я засмеялся горько и сказал: «Я готов вам зачет поставить, потому что вы одной фразой сейчас охарактеризовали современное отношение к знаниям».

А через неделю я был на форуме талантливых школьников, и они, конечно, могли назвать автора этих строк.

Но потом я решил поговорить с одним мальчиком, который мне показался особенно интересным: «Зачем вы ходите в школу?» – «Чтобы поступить в университет». – «А для чего – в университет?» – «Ну, чтобы получить диплом, устроиться на работу, хорошо зарабатывать…» Это нормально, что он хочет зарабатывать, но пугает то, что он не рассматривает знание само по себе как силу.

В образовательных системах сегодня написано про какие-то навыки и компетенции. Но, как сказал один журналист, «компетенции есть и у служебной собаки». Вопрос: кого мы готовим? Я крайне скептически отношусь к современной школе, хотя есть пока и хорошие школы, и великолепные учителя. Но все происходящее в образовании увеличивает нагрузку на семью.

– Что же делать семье?

– Когда-то очень давно я прочитал в какой-то книжке, что родители делают стандартную ошибку, задавая своим детям вопрос: «Какую оценку ты сегодня получил?» Правильный вопрос: «Что ты сегодня узнал?» Но если раньше неправильный вопрос не приводил к фатальным последствиям, потому что в обществе было стремление к знаниям, то сегодня как раз очень многое зависит от того, как ребенка сориентируешь.

– Вы как ориентируете своих детей?

– Мы, например, с Лизой «ходим быстрым шагом» – так это у нас называется. Аня и Рома маленькие еще, они за моим шагом не успевают, а вот Лиза уже большая, в первый класс идет, она может. И я говорю: «Ну, пойдем, погуляем». И мы ходим и разговариваем.

А еще мы с детьми учим столицы государств. Я сделал карточки, и мы в игровой форме запоминаем. Они, может, не до конца понимают, что такое государство, но на Китай всегда ответят Пекин и назовут, в какой стране находится Тегусигальпа. Это тоже, может быть, тестовый подход… Я не знаю, как надо, как правильно, но я стараюсь следить за их развитием.

Одно время я стал читать книги о воспитании килограммами, и они показали мне, что любая, даже самая классная теория на практике может не сработать, и алгоритмов тут быть не может. В книге написано: «Если ваш ребенок не идет обедать – а мои дети никогда не идут обедать, – не надо звать несколько раз. Надо показать, что вы настроены серьезно, подойти и один раз сказать, а дальше стоять и не уходить».

Ну, я попробовал. Стою. Лиза продолжает сидеть и смотреть книжку. Я стараюсь не повториться, все по теории. Начинаю сочинять всякое: «Папа что-то сказал…» И так кручусь, и этак. Она сидит. Но в итоге все равно приходится повторить.

– Вы с детьми играете?

– Я пытаюсь с детьми как-то дурачиться. Помню, мы с сестрой в детстве просили папу: «Папа, побудь маленьким!» И он начинал махать руками, ногами, кричал: «Аааа!» Нас это очень смешило. Я, наверное, более строгий. Может быть, это преподавательское во мне что-то включается.

Недавно я утром проснулся, дети забежали в комнату, и Лиза сообщила, что папа будет деревом, а они – «стадом удавов», которые заползут на ветки и будут на них висеть и раскачиваться. Я сказал, что не хочу быть деревом, что мне это не нравится. Но Лизой был урезонен: «Папа, деревья не разговаривают! Ты можешь только шевелить пальчиками-листочками, но не очень быстро».

– Дети не обижаются, что вы не всегда готовы играть в их игры?

– Знаете, иногда говорят: «Когда много детей, то совсем нет времени». Но ведь любому человеку важно побыть одному. И ребенок не исключение. Понятно, когда грудной малыш – все внимание родителей обращено к нему, а ребенку в два-три года, а тем более в четыре-пять лет уже нужно уединение. Не надо все время над ним висеть. У нас даже Рома уже может убежать и сидеть один играть. И это правильно. Ребенок в этот момент сам что-то узнает, у него естественным образом формируется какое-то практическое знание. Зачем мешать?