Трудное время (ЛП) - МакКенна Кара. Страница 31

— Хочешь услышать об ужасных вещах, которые совершают мужчины, — сказала она, злобно вздохнув. — О, я могу рассказать тебе все об этом. Но тебя ни черта не касается, что произошло со мной. Я рассказала своему брату и этой суке, его судье, но тебе я рассказывать точно не стану. Просто знай, есть способы, которыми мужчины могут навредить тебе, способы, которые не оставляют шрамов снаружи. Способы, которые заставляют монтировку казаться справедливой. Так достаточно доходчиво для тебя?

Мое горло сжалось, но она не могла увидеть, как я кивнула, поэтому я прокряхтела:

— Да. Весьма доходчиво.

Когда она снова заговорила, ее тон стал менее враждебным.

— Можешь думать обо мне все, что хочешь. Но мой брат хороший человек. Возможно, единственный хороший человек, родившийся в этом месте. Я не знаю, что ты о себе возомнила, но я гарант-блять-тирую, тебе повезет, если ты заслужишь его расположение. А никак не наоборот. — И она повесила трубку.

Я уставилась на телефон, когда ее имя исчезло, и вспыхнула длительность звонка. Эрик дотянулся и убрал его в карман.

— Секретами таких женщин нельзя просто так делиться, — сказал он мягко.

— Да. Это я поняла.

Он усмехнулся.

— Моя сестра дикая. Такая же, как наш отец.

— Я удивлена, что она сама его не избила.

Его улыбка увяла.

— Она бы так и сделала. Не сломай он ей руку.

Мое тело похолодело.

— Ох.

— Мне надоело зацикливаться на всем этом, — сказал он, откидываясь назад. — Ну, вот, пожалуйста. Чтобы она ни сказала, большего ты не услышишь о том, почему я сделал то, что сделал. У меня не было выбора. И дело не в том, оправдывает ли это мои действия или нет.

— Оглядываясь назад, тебе бы хотелось убить его?

— Нет, — сказал он. — Я рад, что не убил его.

Я захлопала глазами в удивлении.

— Это стояло пяти лет, чтобы показать ему, что происходит с теми, кто связывается с моей семьей. Но нет, он, наверное, не стоит того, чтобы моя сестра чувствовала, словно я пожертвовал остатком своей жизни, только чтобы увидеть его смерть.

— Его посадили? За то, что он сделал с ней?

— Нет, за другое дерьмо.

— Я надеюсь, он не в Казинсе.

Он покачал головой.

— Они бы такого не допустили.

— Хорошо… ты знал его? Прежде?

Эрик кивнул.

— О, да. Я знал его. У них что-то было с моей сестрой, однажды. Вместе готовили, ходили к озеру, работали над машинами. Одним летом моя мама позволила ему завалиться на наш диван, когда мне было где-то семнадцать.

Меня затрясло. Это еще хуже, чем я думала. Потому что насилие может скрываться в каждом, кого вы знаете. Это заставляло усомниться во всем. В своем собственном суждении и интуиции, почему ты не предвидел этого, и не ты ли в этом виноват, в каком-то смысле.

— Ты доверял ему, тогда?

Он покачал головой.

— Не тогда, когда он так поступил.

— Нет?

Эрик пристально смотрел мне в глаза.

— Ты действительно родом из хорошего места, ведь так?

— Мы небыли богаты или что-то в этом роде. — Не по чарльстонским стандартам. По стандартам Даррена? В таком случае, возможно, я выросла в каком-то закрытом раю.

— Я вырос в нехорошем месте, — сказал он. — Маленький, богом забытый городок под названием Кернсвилл, в часе езды на восток отсюда. И там есть чума, как чума, которая распространялась по грязным местам сотни лет назад. Только эта варится из сиропа для кашля и вводится через трубку или иглу, а не от укуса крысы. Понимаешь?

Я кивнула.

— Я не говорю, что то, что я сделал своего рода милосердие или что-то подобное. Но если какое-нибудь бешеное животное ходит по округе и кусает людей, никто не станет мешкать, чтобы убить его.

— А сейчас он по-прежнему в тюрьме?

Он кивнул.

— Тебе придется перед кем-нибудь оправдываться дома? Перед его друзьями?

— Нет. Так или иначе, он со всеми разругался к тому моменту, когда его закрыли. Если его однажды освободят, и он захочет мне отомстить или моей семье за то, что я сделал, он будет совсем один. Если в его мозгу осталось, хоть немного извилин, он найдет себе новый город, в котором сможет осесть.

Некоторое время мы молчали, пространство между нами было наполнено разговорами незнакомцев, тяжелым роком, смехом и позвякиванием бутылок и стаканов.

Я опустила подбородок, переведя внимание на стол, и Эрик низко склонил голову, чтобы поймать мой взгляд.

— Да? — спросила я.

— Ты выглядишь печальной.

— Думаю, мне просто хочется, чтобы ты жалел об этом, — сказала я тихо, слова удивили даже меня.

— Я не могу. Это было правильным, не важно, что закон говорит иначе. Я бы не смог жить, если бы не сделал этого. Есть законы природы, которые превосходят те, за которые тебя могут арестовать.

Я прокрутила это в голове. Я попыталась представить, что сделал бы мой отец, если бы услышал, что Джастин разбил мне барабанную перепонку, сбив его дочь с ног, разбив ее сердце так сильно, что она спрятала его на полдесятилетия. Он служил штату. Закону. Но если бы он узнал…, если бы он отыскал Джастина и ударил его также сильно, как та рука, которая ударила меня…, я люблю своего отца, как только может любить дочь, но если бы он сделал такое, я бы обняла его сильней, чем когда-либо в своей жизни. Полюбила бы его еще сильней, зная, что его чувства ко мне такие сильные, что импульс перевесил разум, и он послал к чертям последнего. Я не дала ему шанса сделать этот выбор. Я защитила его, потому что глубоко внутри…, возможно, я знала, что он выберет. А Джастин не стоил того, чтобы мой отец пожертвовал своей работой. И он не стоил того, чтобы разбить сердце моего отца. Не на осколках моего.

Я посмотрела на бутылку Эрика, по-прежнему полную по горлышко.

— Тебе можно покидать Даррен без разрешения надзирателя?

Он кивнул.

— Ага, только не пересекать штат.

— Давай куда-нибудь сходим.

— Что, сейчас?

— Да. Давай куда-нибудь поедем. В какое-нибудь тихое место. К воде. — Как то озеро, о котором он упоминал в своих письмах, то, у которого я представляла нас так много, много раз.

Он посмотрел на меня таким взглядом, которым смотрит друг, когда хочет защитить.

— Ты хочешь, чтобы какой-то недавно освободившийся зек отвез тебя в какое-нибудь тихое место?

— Да.

Мгновение он обдумывал это, затем встал.

— Тогда ладно.

Мы покинули его едва тронутое пиво, мой наполовину выпитый коктейль. Мы покинули неоновую вывеску, затхлый запах бара и тепло, натянув верхнюю одежду снаружи. Он провел меня через полквартала к серебряному грузовику, обошел его и открыл мою дверь.

— Не снимай перчатки, — предупредил он, подталкивая меня вовнутрь. Он забрался на место водителя. — Обогреватель этого куска дерьма сломался, еще до того, как меня посадили. — Он потянулся за сиденье за шапкой. Я поправила свой шарф, и двигатель пришел к жизни.

— Куда мне отвезти тебя? — спросил он, отъезжая от бордюра.

— Как далеко, то озеро, о котором ты рассказывал? То, по которому ты скучал, пока был взаперти?

— Около сорака минут, возможно.

— Давай поедем туда.

— Как скажешь. — Он развернулся на сто восемьдесят градусов и направился в сторону шоссе.

Мы долго ехали, не разговаривая, пока не выехали на одинокую дорогу, оставляя позади промышленную зону Мичигана, пробираясь к спящим сельхозугодьям, а затем к лесу.

Его голос разрушил тишину.

— Почему тебе так сильно хочется увидеть это озеро?

— Я пытаюсь понять тебя. Мне хочется увидеть место, о котором ты мне рассказывал. Кажется…, кажется, в этом месте сосредоточилось все, что забрала тюрьма. — И место, в котором наши тела были вместе, в его фантазиях, о которых он писал мне.

— Оно не будет таким, по которому я скучаю. Замершее, темное. Все в снегу.

— Это просто необходимо сделать.

Где-то сбоку я почувствовала его кивок.

Мы проехали знак, который указывал на парковку у общественного пляжа, но металлические ворота нас не пропустили, поэтому мы поехали дальше. Через милю он остановился на покрывшейся коркой дороге, сквозь пробелы сосен я видела атласную ленту — почти полную луну на озере, на матовом полотне, расчищенном ветром. Эрик заглушил мотор и выключил фары. Это было самое темное место, в котором я была за последние месяцы. Без фонарей, без оконных бликов вдалеке. Только луна. В ее сиянии наши дыхания затихли в холодной кабине грузовика.