Хабаров. Амурский землепроходец - Демин Лев Михайлович. Страница 80
В дощанике воеводы оказалось имущество, награбленное Обуховым у участников ярмарки и жителей окрестных поселений. Это была большая партия соболиных шкурок, несколько чернобурых лисиц и триста рублей наличных денег. Черниговский, державшийся за атамана, разделил имущество убитого воеводы между всеми участниками бунта, а затем обратился к ним с такими словами:
— Провинились, братцы, перед законом. Не резон нам оставаться в Илимске. Подумаем все вместе, как нам далее поступить?
— Что скажешь, Никифорушка? — раздались голоса.
— Уходить на Амур и там начать новую жизнь. Вот так мы с вами должны поступить. На Амуре нас ждут воля и богатая пожива.
— Пусть будет по-твоему, — выкрикнул кто-то.
— Вот и веди нас на Амур, — воскликнул другой.
В Никифоре Черниговском все признали предводителя и готовы были ему повиноваться. Решили идти на Амур олёкминским путём. Всего сопровождать Черниговского вызвались восемьдесят четыре человека. Чтобы обеспечить себе дорогу до Амура, сторонники Никифора отобрали у торговых людей дощаники и запасы продовольствия.
Ерофею Павловичу Хабарову не довелось участвовать в той ярмарке и быть свидетелем того, как потопили воеводу, ему в этот день нездоровилось, и он отлёживался дома. Известие о случившемся принесли ему два илимских казака — Венедикт и Гурий, служившие когда-то под началом Хабарова.
— Что скажете, казаки? — такими словами встретил гостей Ерофей Павлович.
— Воеводу нашего прикончили, — ответил Гурий. — Зело скверный мужичонка был. Житья нам не давал. Вот и решились...
Гости рассказали Хабарову и о последнем событии, и о намерении бунтовщиков последовать во главе с Черниговским на Амур.
— А мы на это не решились, — произнёс Гурий.
— Не решились, — подтвердил Венедикт, — что же нам теперь дальше делать? Никифор со своими людьми будет далече, на нас и отыграются власти.
— Послушайте, казаки, что я вам скажу... — начал Хабаров, — пока отсиживайтесь в моём доме. Никто не будет искать вас у меня. Потом скажете, что на ярмарке ввязались в драку. Вас зело побили. Вот вы и отлёживались у старого знакомого. Могло с вами случиться такое?
— Могло, — согласились оба гостя.
— Свидетелей стычки с воеводской охраной и потоплением воеводы ведь не было. Вы же всё время отлёживались у меня. Понятно?
— Ловко придумано, — произнёс Гурий.
— А как страсти улягутся, воротитесь в Илимск, коли не желаете последовать за ватагой Никифора.
— Боязно как-то, — произнёс Гурий.
— А я вот сам задумываюсь, не последовать ли примеру Черниговского, — стал рассуждать Хабаров. — Собрать отряд надёжных людей и уйти с ними туда же на свой риск. Но что этому мешает? У меня же большое крепкое хозяйство, дети. К тому же над моей головой висит словно меч огромный невыплаченный долг. Отправлюсь на Амур — воевода скажет, что утёк самовольно, дабы не платить долг. И окажусь я вне закона. Имение моё со всем моим имуществом отберут в казну. Пострадают и дети мои.
— Какой же выход? Что ты задумал, Ерофеюшка? — спросил его Гурий.
— Хочу отправиться в Москву и добиваться права стать жителем Приамурья от Сибирского приказа.
— А отпустит тебя в Москву воевода?
— Вот этого я не знаю. Якутский воевода, наверное, не отпустит. Значит, нужны какие-то другие обходные пути. А пока наберёмся терпения и будем ждать.
Надежды на помощь якутского воеводы Хабаров отбросил. Они казались ему нереальными. Новый воевода Голенищев-Кутузов был заинтересован в том, чтобы взыскивать с Ерофея Павловича долг. А должник не мог рассчитывать на то, что ему дозволят отбыть далеко. Хотел Хабаров заручиться поддержкой нового илимского воеводы. Не все же оказываются такими извергами и негодяями, как утопленник Обухов. Через полгода из Тобольска прибыл временно исполняющий воеводские обязанности Расторгуев-Сандалов. Тобольским воеводой в те годы был Пётр Годунов, крупная историческая фигура, немало сделавший для своего воеводства. Он считался старшим над всеми сибирскими воеводами, однако назначенный им глава илимского воеводства становился лишь исполняющим обязанности воеводы. Полноценного воеводу могли назначить лишь московские власти, а именно Сибирский приказ.
Расторгуев-Сандалов оставил у Хабарова самое неприглядное впечатление. Делового разговора с ним не получилось. Расторгуев-Сандалов пускался в пространные и ничего не значащие рассуждения, и сам не принимал никаких дельных решений. Потом Ерофей Павлович узнал, что исполняющий обязанности воеводы окружил себя чиновными людьми, оказавшими на него своё влияние, к самостоятельным же действиям он оказался не способен.
Продолжительные ожидания закончились приездом к октябре 1666 года нового воеводы, Силы Осиповича Аничкова. Его род происходил от ордынского выходца, поступившего на русскую службу и принявшего православие. Многие Аничковы занимали высокие должности в провинциальных центрах. Одним из них был и Сила Осипович.
Ерофей Павлович не стал долго откладывать встречу с новым воеводой и посетил его в Илимске.
— Наслышан, наслышан о тебе, Ерофей Павлович, — такими словами встретил его Аничков. — Хорошую славу по себе оставил и не зря заслужил звание сына боярского.
— Польщён добрыми словами, воевода, — начало предвещало хорошую беседу. И Хабаров сразу решил перейти к сути разговора. — Отпусти меня, Сила Осипович, на Амур. Хочу продолжать осваивать этот край, заводить пашни, промыслы, строить города, крепости.
— Хороший замысел, Ерофей Павлович. Зело хороший.
— А коли хороший, дай мне должность приказного человека на Амуре.
— Всей душой поддерживаю тебя. И убеждён, что продолжишь на Амуре доброе дело. Но вот ведь какая закавыка... Амурский край не входит в моё воеводство. И посему амурскими делами я не распоряжаюсь.
— Понимаю. А посодействовать можешь?
— Посодействовал бы Пётр Годунов, тобольский воевода. Он над всеми сибирскими воеводами старший. Человек именитый. Имеет боярский чин. Все остальные воеводы на Сибирской земле обычно только дети боярские. Тобольский воевода может многое решить. Уверен, что сможет сделать тебя приказным Даурской земли. Ты на это имеешь право.
— Я же должен иметь какие-то полномочия, чтобы отправиться в Тобольск.
— Дам тебе такие полномочия. С ними поедешь не только до Тобольска, но, если потребно сие, то и до Первопрестольной.
— Ты не сказал, каковы будут мои полномочия.
— Будешь сопровождать ясачную казну и служебную почту илимского воеводства. Подберёшь небольшой отряд для охраны груза.
— Могу воспользоваться услугами старых знакомых? Это те, с кем довелось мне служить на Амуре.
— Не возражаю.
— Позволь, воевода, обратиться к тебе ещё с одним вопросом.
— Вопрошай.
— До тебя здешним воеводой был Лаврентий Обухов.
— Слышал о таком. Судя по всему, скверный был мужичонка и жизнь свою закончил скверно. Восстановил против себя народ и был утоплен.
— Стало быть, судьба его тебе известна?
— А то как же. А ты никак сочувствуешь, что ли, Лаврушке?
— Упаси господь. С какой это стати я должен ему сочувствовать? Получил он своё по заслугам. Хотел бы я поинтересоваться судьбой тех людей, кои подняли бунт против Лаврентия и утопили его. Грозит ли им всем судебная расправа?
— Скажу тебе откровенно... История занятная. В приказе постарались её замять, чтоб не выносить сор из избы. Бунтовщики, кои обосновались на Амуре, ведут себя тихо, спокойно, ясак выплачивают. Но и бог с ними. Насчёт же Никифора Черниговского в приказе идут споры, думают, как с ним поступить. Ведь он ссыльный, грешный перед государем, и такой вот взял на себя предводительство бунтом.
— Что же будет с ним?
— Этого я не знаю. Он ведь затерялся в Даурии как иголка в стоге сена. Поди ищи его.
Ерофею Павловичу ещё не доводилось встречаться с тобольским воеводой Годуновым, и он гадал, не из тех ли Годуновых этот воевода, что и царь Борис, который царствовал ещё до Смутного времени и нашествия поляков на Русь. Чтобы удовлетворить своё любопытство, Хабаров стал расспрашивать Силу Аничкова: