Семен Дежнев — первопроходец - Демин Лев Михайлович. Страница 73

Согласно традиционной точке зрения, высказывавшейся исследователями, до Берингова пролива дошли только три коча из семи. Какова же была судьба остальных судов, в которых находились люди Гусельникова и часть людей Федота Алексеева? Исследователи и писатели, обращающиеся к теме экспедиции Алексеева-Дежнёва, склоняются к мысли, что два корабля были разбиты бурей, а их команды погибли. Два других пропали без вести. По-видимому, тоже затонули, отбившись от каравана. Никаких документальных свидетельств о том, что хотя бы один из этих двух кочей, отстав от экспедиции, возвратился на Колыму, до сих пор нигде не обнаружено.

Однако выражение «пропали без вести» порождает всякие фантастические слухи, догадки, домыслы и необузданную фантазию некоторых сочинителей. В некоторых научных и научно-популярных изданиях высказывалась версия, что суда, считавшиеся погибшими или пропавшими без вести, или хотя бы одно из них, могло прибить бурей к берегам американского материка. Экипаж высадился на побережье Аляски и затерялся среди эскимосов.

Эта любопытная версия не подтверждается ни американскими источниками, ни археологическими данными. Эта легенда привлекательна, так как даёт пищу для приключенческого сюжета.

Подступы к проливу встретили мореплавателей неприветливо. Гулкие волны бушевали, разбиваясь о прибрежные камни, неистовствовал ветер. Кормчие с трудом справлялись с рулевым управлением, стараясь держаться подальше от опасных скал. Но несчастье и здесь подстерегло остатки каравана. Разбило корабль Герасима Анкудинова. Это произошло на глазах Дежнёва. Пострадавший коч получил несколько пробоин и стал погружаться в воду. Несколько анкудиновцев смыло волной за борт. Потерпевшему аварию судну пришёл на помощь Семён Иванович. Он дал команду спустить на воду карбасы и снять людей с тонувшего анкудиновского коча.

Больших усилий стоило гребцам преодолеть волны и подойти к кочу, который быстро погружался в воду. Только корма поднялась над бушующей стихией. На ней столпились остатки команды, охваченные ужасом. Кто-то из анкудиновцев шептал слова молитвы. Своими карбасами люди Анкудинова воспользоваться не могли. Один из карбасов, видимо, плохо закреплённый, был сорван во время шторма, другой повреждён, и борт его зиял огромной пробоиной. Наконец, людей с тонувшего коча удалось снять. Последним спрыгнул с кормы в карбас спасателей Герасим Анкудинов, хмурый, подавленный случившимся. Когда спасённые люди поднялись на дежнёвский коч, а повреждённое судно ушло под воду, Герасим низко поклонился Дежнёву:

   — Челом тебе бьём, Семейка. Не взыщи, коли что промеж нас нескладно получилось, — вымолвил он хрипло, сдавленно.

   — Полно, Герасим, — остановил его Дежнёв. — К чему ворошить старое? Я тебе не судья. Бог нас рассудит.

   — Бог-то рассудит...

   — Если бы мой коч попал в такую переделку, ты бы протянул мне руку помощи?

   — А ты как думаешь?

   — Не знаю, посему и спрашиваю.

   — Конечно, пришёл бы к тебе на помощь, Семён. Характер у меня скверный, сам разумею. Изрядно судьба горемычная потрепала казака.

   — Что старое вспоминать, Герасим. Главное, жив и ты и люди твои живы.

   — Обнимемся, что ли, Семейка. И забудем всё плохое, что промеж нас было.

Оба казака обнялись на виду обоих экипажей. Семён Иванович оказался выше личных обид на разгульного соперника. С каким риском для жизни своей и людей своих спасал он остатки экипажа тонувшего судна! Не всех анкудиновцев удалось спасти. Часть их, смытая бушующими волнами, нашла гибель в морской пучине. Теперь из всего отряда осталось только два корабля — Алексеева да Дежнёва.

Где-то вблизи пролива мореплаватели совершили высадку на берег. Шторм постепенно утих. Хотелось отдохнуть после изнурительной непогоды, пополнить запасы пресной воды, насобирать выкидника на топливо, починить разорванные паруса и повреждённые снасти такелажа. Намеревались также члены экспедиции вступить в контакты с местными обитателями с целью присмотреться к их образу жизни, получить полезную информацию о здешней земле и о дальнейшем направлении береговой линии, о морях, которые простираются впереди.

   — Компас показывает, что береговая линия, которая до сих пор тянулась в восточном направлении, круто поворачивает на юг, — сказал Дежнёв Алексееву.

   — Интересно. Не входили ли мы в какое-то иное море? — отозвался Федот. Он хотел высказать ещё какие-то мысли насчёт береговой линии, но внезапно умолк и лишь сделал жест рукой в сторону поселения прибрежных жителей. — Видишь, Семейка? — не сразу вымолвил он.

К русскому лагерю приближалась небольшая толпа, вооружённая луками и гарпунами. Настроены все были явно агрессивно. Кто были эти люди — чукчи или эскимосы? Русские ещё не научились различать эти два народа и называли их общим именем «чухоцкие люди».

Алексеев дал команду всем своим людям отойти к карбасам и сплотиться кучно, а четырём казакам, вооружённым ружьями, выдвинуться вперёд и взять ружья наизготовку.

   — Без моей команды не стрелять, — произнёс он властно. — Попробуем договориться с туземцами по-хорошему, предложим меновую торговлю.

Чукчи или эскимосы —это так и было неведомо русским мореплавателям — приближались с воинственными выкриками. Федот отделился от своих, сделал несколько шагов вперёд и жестом приветствовал туземцев. Но в ту же минуту прожужжала стрела, ранившая Федота в плечо.

   — Негостеприимно встречают нас на этом берегу, — произнёс он, опускаясь на колено и вытаскивая стрелу, застрявшую в меховой куртке. — Распорядись, Семейка, — прибавил он. — В воздух стреляйте, не в людей. Убивать людей негоже, пугануть можно.

Дежнёв и ещё четверо казаков вскинули ружья и дали залп, стреляя не по толпе туземцев, а вверх. «Огненный бой» вызвал смятение среди нападавших. Их толпа дрогнула, отступила, а потом рассеялась.

   — Почему, Федот, не дал команду стрелять по толпе? Сразу бы проучили голубчиков, — сказал Алексееву Герасим Анкудинов.

   — Не знал, что ты такой кровожадный, Анкудинов, — протянул с издёвкой Алексеев.

   — Разве ты не должен был ответить на выстрел врага? — возразил ему Герасим.

   — Какие это враги? Неразумные дети природы. И русских-то они увидели впервой. Зачем озлоблять их? Припугнули туземцев малость и достаточно. А теперь давайте все думать, как наладить с чухоцкими людьми добрые отношения. Ты, Семейка, знаешь?

   — Не ведаю.

   — А ты, Герасим?

   — Откуда мне знать?

   — Вот и я не знаю. А что ты думаешь на сей счёт, Семейка?

Семён Иванович подумал и не сразу ответил:

   — Задирать чухоцких людей не резон. И пугать их «огненным боем» нужно в самом крайнем случае. А внушать им, что мы их не боимся, намного чухчей сильнее...

   — Ты прав, Дежнёв, — согласился с ним Федот Алексеев. — Не будем спешить возвращаться на кочи. Посидим у костра, пообсохнем после шторма. Но предосторожность полезна. Пусть караульные не выпускают из рук ружья. Последи за этим, Семейка.

   — Как твоя рана, Федот? — участливо спросил Дежнёв Алексеева.

   — Пустое. По сути дела не рана, лёгкая царапина. Спасла кожаная куртка на меху.

   — Слава Богу, Федотушка.

Туземцы, напуганные «огненным боем», больше не появлялись. Экспедиция, вернее, её остатки, миновала Каменный мыс, вдававшийся далеко в море, самую восточную оконечность азиатского материка, носящий ныне имя мыса Дежнёва. К востоку от материка угрюмо чернели окутанные серым туманом островки. Этот маленький архипелаг, состоящий из двух островов и нескольких голых скал, носит нынче название островов Дионида, или Гвоздева, и разделён между владениями России и Соединённых Штатов Америки: Алексеев и его спутники могли видеть западный из островов архипелага — ныне остров Ратманова, который отчётливо просматривается с чукотского берега.

Итак, было совершено русскими мореплавателями грандиозное географическое открытие — открытие века. Русские первыми обнаружили пролив, разделяющий два материка, и прошли им из Северного Ледовитого океана, называвшегося в те времена Студёным морем, в Тихий.