Бои на Карельском перешейке - Гурвич М. "Составитель". Страница 30

Вслед за этим наступила очередь моего доклада. Товарищ Тимошенко приказал доложить все детали подготовки операции. Он особенно тщательно проверил, насколько точно знают свою задачу части, притом не вообще, а в отдельности: стрелковые полки, артиллерия, танки. Я подробно рассказал, как спланирован бой, как организовали свою работу штабы. Товарищ Тимошенко обратил мое внимание на такое ответственное звено, как низовая, ротная ячейка управления. Сейчас трудно, конечно, восстановить в памяти подлинные слова командующего фронтом, но сущность их я запомнил на всю жизнь: как бы ни был подготовлен бой в целом, но если низовая ячейка управления не подготовлена к четкой и бесперебойной работе, — под ударом успех всего боя.

Незадолго перед тем, как должны были раздаться первые выстрелы наших орудий, товарищ Тимошенко оставил блиндаж штаба дивизии и направился на артиллерийские позиции наблюдать работу артиллеристов и стрелков.

Понятно, что испытал в эти минуты каждый из командиров, находившихся в штабе. Командующий рисковал жизнью: артиллерийские позиции находились под непрерывным огнем противника.

Я попробовал сказать товарищу Тимошенко, что мы не имеем права допустить его на передовые позиции. Но командующий фронтом решительно возразил мне:

— Я провел гражданскую войну и никогда не пропускал случая наблюдать за работой командиров и бойцов лично. Это необходимо командиру любого ранга!

Как только артиллеристы увидели, что к ним на позиции пришел сам командующий фронтом, темп огня возрос максимально. Люди сбросили полушубки, чтобы поживее управляться у орудий, — а мороз стоял в 37 градусов! Сама земля, казалось, загудела от нашего огня.

Товарищ Тимошенко сравнил их действия с работой слаженного механизма на хорошем заводе.

— Четко работают! Быстро работают! — несколько раз повторил он.

Но еще быстрее, чем работали артиллеристы, распространилась по всей дивизии весть о том, что к нам прибыл командующий. С энтузиазмом встретили всюду эту весть наши славные воины.

После артиллерийской подготовки части нашей дивизии преодолели первую полосу прикрытия обороны Хотиненского узла и вышли за линию надолб, противотанковых рвов и проволочных заграждений.

Падение Хотинена было уже не за горами.

Командир роты Ватагин кончил специальные курсы разведчиков. Он был незаурядным снайпером. Больше того, он обучал все снайперские команды в полку. О нем как о командире нельзя было сказать ничего дурного. Тем не менее вначале совершенно не было уверенности, что это действительно тот человек, которого можно поставить во главе разведывательной группы полка. Кто знает, чем это объяснить. Пожалуй, очень уж обманчива была внешность Ватагина. Невысокого роста, худенький, он производил впечатление мальчика, наряженного в военную форму. Да, кроме того, Ватагин был очень скромен, старался держаться в тени; голос его вообще был слышен редко.

И вот Ватагин стал во главе разведывательной группы полка. Группу он сформировал из добровольцев. Помощником себе назначил командира взвода Герасименко. На хорошем счету у Ватагина был командир отделения Кириллов, только что окончивший полковую школу и пока не проявивший себя ничем особенным.

Чуть ли не каждую ночь отправлялись разведчики в расположение противника, каждую ночь бывали там. Возвращаясь, докладывали об огневых точках белофиннов, о путях подхода к дотам. Все это казалось обычным, и, надо прямо сказать, работа полковой разведывательной группы вначале многих не удовлетворяла. От нее ждали более ощутимых результатов.

Но вот однажды разведчики заставили заговорить о себе. Герасименко сумел добыть два пулемета, оставленных нашими в предыдущих боях на «ничьей земле». Много раз пытались мы вытащить оттуда эти пулеметы, но противник днем и ночью держал их под обстрелом, как приманку.

Пулеметы были минированы. Герасименко, установив это, потихоньку вернулся назад и в следующую ночь пополз на «ничью землю», захватив соответствующие инструменты для разминирования.

Какую стрельбу открыли финны на утро, когда обнаружили, что приманка исчезла, а «угощение», заложенное под ней, никому не нанесло вреда! Лишь этой бесплодной стрельбой они и могли утешить себя.

Между тем разведчики тщательно изучали передний край обороны противника: и в ночных поисках и при дневном свете. По целым дням просиживали они в замаскированных укрытиях, внимательно фиксируя каждый шаг белофиннов, каждое их движение. Все эти наблюдения показали, что прямо перед нами находится какой-то очень мощный дот. Это был так называемый «Миллионный» дот, который противник считал ключом ко всему Хотиненскому узлу обороны.

Ватагину было приказано добыть «языка». Командир разведывательной группы справедливо рассудил, что добыть «языка» в районе такого мощного дота — почти безнадежное дело. Он предложил иной план, на первый взгляд более сложный и трудный: добыть «языка» не на переднем крае обороны, а в глубине ее, где находился небольшой дот, уже подробно разведанный. Командование согласилось с этим предложением.

11 января, как только стемнело, группа Ватагина отправилась по лесу в свой опасный путь.

Вообразите себе лес, состоящий не из деревьев, а из столбов, лес без признаков ветвей на деревьях — только ободранные стволы остались на второй месяц беспрерывной бомбардировки! Вот по такому лесу и ползли двенадцать разведчиков. То вывороченная коряга преграждала им путь, то цепь воронок, то завал из деревьев, сбитых снарядами…

Уже остался позади дот № 45 (тот самый, что финны называли «Миллионным»). Разведчики зашли в тыл противника и с фланга подобрались к намеченной огневой точке.

Так и есть, расчеты были правильны: в тылу противник менее осторожен — ни одного часового!

Расставив часть людей вокруг дота для наблюдения за амбразурами, Ватагин с Герасименко и остальными бойцами направились к двери дота. Попытались открыть ее ломом — не удалось.

Загремели пустые консервные банки под ногами одного из разведчиков. Внутри каземата послышались голоса. Затем оттуда что-то громко спросили по-фински.

Разведчики промолчали.

Из дота раздалось (уже по-русски):

— Кто там? Что нужно?

Ни Герасименко, орудовавший ломом, ни кто другой из разведчиков не посмеялся над неожиданной наивностью вопроса — не до этого было.

Герасименко закричал:

— Открывай дверь.

В ответ из каземата раздалась отборная русская брань, произносимая, правда, с явным финским акцентом. И почти вслед за ней откуда-то из финского тыла прилетел грохнувший неподалеку снаряд: должно быть, финны, что сидели и доте, не только переругивались с нашими, но одновременно сообщили по телефону своему начальству о нападении.

Пришлось спешно ретироваться. Разведка благополучно вернулась назад, притащив в качестве вещественного доказательства кусок бетона от дота.

По возвращении Ватагин подробно разобрал итоги этой вылазки и пришел к выводу, что допустил ряд ошибок. Во-первых, не взял с собой саперов и не захватил взрывчатого вещества. Во-вторых, не договорился заранее о том, чтобы разведка в нужный момент была поддержана артиллерией. А чтобы артиллерия смогла поддержать разведчиков огнем, надо было иметь с ней постоянную связь, т. е. идти в разведку с проводом.

Командование признало доводы Ватагина основательными. Следующей ночью он снова отправился в расположение противника, имея уже саперов и связиста.

Основная группа пошла в прежнем составе. Сомнение возникло только насчет одного человека — Кириллова: можно ли ему идти? Дело в том, что Кириллов неожиданно заболел. Температура подскочила до 38 градусов, лицо покрылось неестественным румянцем, человеку явно следовало отлежаться в тепле.