Всемирный следопыт 1926 № 05 - Журнал Всемирный следопыт. Страница 21

Японский бой тотчас же принес мне кожаные туфли, вежливо поклонился и, нагнувшись, поставил их передо мной. Таким образом, я поехал в Иокогаму в туфлях.

Японцам же бой принес, кроме того, чай, зеленоватого цвета, очень водянистый. Они пили его глотками из маленьких мисочек, которые ставили около себя на сиденьи. Разговаривали они мало, но если разговаривали, то непременно при этом улыбались.

В вагоне находилось также несколько европейцев и американцев с равнодушными лицами; они порой с холодным и до некоторой степени презрительным любопытством взглядывали на туземцев. По выражению их лиц можно было заключить, что они были созидателями этого экспресса и лишь из милости теперь путешествуют по такой смешной стране. Только из чистого великодушия разрешают они японцам сидеть на корточках в чулках на подушках вагона! О, японцы это прекрасно понимали! Всякий раз, когда им приходилось проходить мимо протянутых ног иностранцев в клетчатых панталонах, они сгибались и осторожно ступали, чтобы не задеть их.

Уличная жизнь.

Улицы Иокогамы представляют целый лабиринт, целую сеть, по которой двигаются люди. Но можно целыми часами ходить по городу, и всегда будет казаться, что идешь по тем же самым улицам, — видишь те же самые дома и те же самые лица. Даже краски везде одинаковы: бледно-коричневый цвет домов и бледно-голубой цвет бесчисленных кимоно. И везде одинаковая толкотня, и повсюду одинаково постукивают деревянные башмаки японцев…

Люди мелкими шажками расхаживают по улицам, болтая, улыбаясь и кланяясь, и нельзя заметить ни у кого сердитого взгляда, увидеть ссору, услышать ругань.

Дженерикши и коричневые, загорелые и вспотевшие кули мчатся с быстротой стрелы в толпе; продавцы со своими лотками, висящими на палке, очень ловко балансируют, певучими голосами призывая к себе покупателей.

Улицы все узкие и косые, дома все одноэтажные и построены из тонких дощечек и бумаги. Между ними стоят местами одноэтажные дома, похожие на большие лаковые китайские ящики, вроде маленьких бронированных крепостей. Это — хранилища товаров, несгораемые постройки. Все другие дома открыты в сторону улиц, и можно видеть все, что там делается, и людей, которые там заняты домашними работами, и поэтому многолюдство толпы еще увеличивается.

На улицах точно вечная ярмарка. Пол домов поднимается над улицей едва, на высоту колен и покрыт цыновками, и на них становятся на колени продавцы, их помощники и покупатели. Они садятся на корточки возле неизменного горшка с горячими угольями, куда ежеминутно вытряхивают свои трубки.

Цирюльники, портные, чулочники, аптекари, торговцы, пирожники, башмачники, приготовляющие деревянную обувь, — все работают открыто, на глазах прохожих.

Булочники месят тесто и выливают его на железные листы, где оно трещит и поджаривается. Они сворачивают его, вырезают и придают нужную форму, так что получаются целые ряды маленьких пирожных, желтых и зеленоватых, похожих на кусочки мыла.

Плетельщик цыновок кладет рядами соломины и перевязывает их двумя зелеными шнурками.

Изготовляющий деревянный товар тоже работает на виду у всех. Он работает над деревянным чурбаном, из которого должен быть сделан черпак, и выдалбливает его посредством острого крюка, придерживая обрубок голой ногой. А в другом месте плотник устроил из гладких, оструганных стволов перед своей мастерской нечто вроде храма. Эти ворота так красивы и сделаны так художественно, что могут служить наилучшим доказательством его искусства. Для резчиков по дереву тут продаются странной формы куски древесных корней и обрубки дерева, из которых они выделывают палки, украшенные резьбой, и странные колотушки.

Рядом находится улица, где можно найти всякие припасы, фрукты, овощи, рыбу, каракатиц, полипов, медузы и все, что угодно. В одном месте лежит кучка изысканных лакомств, маленькая пирамида из рыбьих голов, с одним большим глазом наверху. В другом месте вы можете видеть, как коптят рыбу — одну единственную рыбу. Под нею горит кусок угля, точно курительная свечка, и, вероятно, понадобится много дней, чтобы выкоптить эту рыбу как следует…

На каждом углу улиц стоят дженерикши, и кули сидят возле них на земле на корточках и курят свои трубочки, не переставая при этом приглашать прохожих: «Рикша, джентльмен? Рикша, мистер? Рикша, сэр».

Иногда же они сидят таким образом в маленьких палатках и высматривают пассажиров оттуда.

Все улицы от начала до конца покрыты разными странными письменами. Такие надписи находятся на столбах, дощечках, бумажных фонарях.

Если пойдет дождь, то на улицах тотчас же появляются огромные бумажные зонтики и соломенные плащи. Люди расхаживают тогда осторожными шагами на своих высоких ходульных башмаках.

Вечером брезент над улицей снимается, и тогда крышей над улицей служит ночное небо, усеянное звездами. Но улица становится еще оживленнее. Со всех сторон несется смешанный шум, слышны говор, пение, бряцание денег. Торговцы несут свои лотки на плечах, пробираясь в толпе. На углах стоят продавцы льда и поспешно раскалывают лед на мелкие куски, чтобы удовлетворить жаждущих клиентов. В небольших двориках при ресторанах целая гурьба маленьких прислужниц встречает каждого посетителя, механически повторяя одну и ту же фразу, точно дети произносят что-нибудь, заученное ими наизусть.

Появляются мириады матовых светящихся бумажных фонарей с какими-то таинственными, непонятными надписями, которые становятся видимыми только тогда, когда зажигают фонари.

На улице можно купить очень дешево светящихся жуков. Продавщицы держат их в маленьких мешочках и достают оттуда губами. Они набирают в рот штук десять таких жучков и затем выплевывают в маленькую проволочную клетку. С таким маленьким, мерцающим зеленоватым светом фонариком многие прогуливаются по улице. Некоторые же покупатели уносят этих жучков в бумаге домой, и они светятся сквозь бумагу.

Продавцы для привлечения покупателей поместили среди своих товаров массу оранжевых фонариков па длинных бамбуковых палках. Фонарики дженерикши быстро мелькают вдоль улиц. Театральная улица переполнена народом и разукрашена флагами и гирляндами бумажных фонарей.

Несколько позднее раздаются на опустелых улицах и в переулках меланхолические звуки флейты, сопровождаемые бряцанием, словно на каждом шагу ноги толкают связки железных прутьев. Это слепцы, отправляющиеся на свою обычную деловую прогулку.

В японской парикмахерской.

Я вхожу в лавочку цирюльника, так как хочу здесь пользоваться всякими услугами лишь согласно обычаям страны. Кучка детей собирается вокруг меня. Цирюльник с вежливыми поклонами встречает меня в своей простой лавочке, где ничего нет, кроме глиняного ведра, таза, маленькой табуретки и крошечного зеркальца, в котором видишь себя совершенно пьяным.

Цырюльник смотрит на меня испытующим взглядом, точно врач на своего пациента, и, очевидно, обдумывает план относительно того, как поступать со мной. Он смачивает кончики пальцев водой, гладит ими мою щеку, затем берет один атом мыла, натирает им мою бороду и тогда принимается меня скоблить.

Его бритва — обыкновенный фруктовый нож, который никогда не был отточен и поэтому тупой. Но он и не бреет, а просто скоблит и уничтожает мою бороду участками. Дойдя до подбородка, он принимает позы настоящего акробата. Мыла он почти не употребляет и только усердно массирует.

Он обрил, или, вернее, соскоблил мне волосы на висках и вокруг ушей, но когда он пожелал произвести ту же операцию внутри ушной раковины, то я запротестовал. Тогда он принялся за мою голову, напрягая всю силу своего зрения и принимая при этом такие позы, как-будто он был хирургом и собирался делать мне серьезную операцию.