Всемирный следопыт 1926 № 05 - Журнал Всемирный следопыт. Страница 23

Я всматриваюсь в лица этих японцев, переделанных на современный лад и теперь живущих по-западному. Они все симпатичны, но, мне кажется, невозможно найти буржуазии более некрасивой и более смешно одетой. У некоторых на голове цилиндр, хотя и нахлобученный до самых ушей; но ноги у всех босые или в японских чулках с пальцами, как в перчатках. Вместо башмаков на ногах у них две горизонтальные дощечки, и каждая из них поддерживается двумя другими вертикальными дощечками, так что образует нечто в роде маленьких скамеечек, привязанных ремнем между большим и следующим пальцами, которые оставляют пятку совершенно свободной. Вследствие этого каждый шаг сопровождается на асфальтовой или каменной мостовой шумным звуком.

Большинство японцев среднего роста, но вместе с тем они крепкого телосложения. Два наших физических недостатка приняты японцами среднего класса в виде украшения лица, именно: близорукость и зубная костоеда. Большинство японцев носят роговые очки, круглые и в некрасивой оправе, которые едва держатся на их плоских носах, а при улыбке они показывают все зубы, при чем многие из них пломбированы золотом.

В последние годы новая гигиеническая мода еще увеличила невзрачность современного японца. Приехав в Японию, я обратил внимание на множество людей с белым или черным пластырем на носу, придерживаемым двумя резинками у ушей. Я обеспокоился, видя столько больных раком, с обезображенным и, к счастью, прикрытым пластырем, носом. Вскоре, увидав целое множество лиц с отвратительным катаплазмом на лице, я не мог допустить, чтобы весь народ страдал раком. Но спросив, в чем дело, узнал, что для избежания заражения гриппом, японцы зимой украшают себе лицо одним из этих пластырей с антисептическими каплями. И в таком виде они ходят весь день, делают визиты или исполняют свои дела. Невозможно идти дальше в беззаботности личной эстетики и в бессознательном желании уродовать себя.

Но в то же время люди, одевающиеся так странно, отличаются необычайной вежливостью в обращении и в своих приветствиях и такой любезной улыбкой, которая тотчас же подкупает иностранца. Когда японец хочет выразить свою дружбу или свое восхищение, он не боится показаться смешным, что так удерживает или охлаждает внешнее выражение наших чувств.

Культ цветов.

Ни один народ в мире не любит так, как японский, культуру цветов. Всякая хорошо воспитанная японка учится искусству делать букеты, как западная девушка учится играть на фортепиано или рисовать акварелью. Нет японца, который при виде группы цветов не остановился бы неподвижно, углубившись в размышление, как посетитель музея в Европе останавливается перед знаменитой картиной. Даже и самый некультурный человек может высказать свое мнение относительно оттенков и комбинаций в букетах, потому что все они со школьной скамьи знают символизацию и гармонию цветов.

В течение года главные народные празднества регламентированы сообразно расцветанию кустов и деревьев. Японец чтит все цветы, оказывая, однако, наибольшее предпочтение цветам деревьев. Когда в начале весны цветут вишни, организуются празднества от одного конца Японии до другого, и они продолжаются, пока живет этот цветок. Под вишневыми деревьями собирается толпа народа, чтобы присутствовать на Миуасо-Одори — танцах вишен. Эти празднества дают повод к громадному истреблению саке, и народ напивается по традиции, как это делали до него его предки в течение целых веков, чтобы прославлять возвращение весны.

До празднества вишен были празднества слив, — в сущности это первый праздник в году, потому что сливы цветут, как только начинает таять снег. Затем следуют и другие праздники, с сопровождением выпивок саке, музыки и тайцев гейш. В мае — праздник пионов, которые здесь имеют запах, благодаря японским цветоводам, которым удалось их наделить мягким запахом розы. После этого праздника — празднества глициний и азалий, которых большое изобилие в японских лугах. В течение лета весело празднуется цветок ириса и лотоса, а в начале осени празднуют день цветка, который мы могли бы назвать национальным, потому что он символизирует Японию в остальном мире, — хризантему бесконечных разновидностей.

Сверх того, у японцев осенью также праздник листвы некоторых деревьев. Японцы очень ценят разные оттенки осенних листьев, точно эти листья — цветы. Имеются деревья, которые в других странах дают плоды; здесь их разводят единственно из-за их цветения. В японских букетах выделяются в виде изящного украшения цветы персика, груши, сливы, абрикосового дерева. Эти цветы не дают плодов в Японии.

«Физкультура» в Японии.

Ночи в Японии стоят холодные, но холод этот можно назвать японским. Он не ослабляет, как в других странах, не побуждает искать убежища под кровлей. Это тот холод, который возбуждает активность.

Температура в Японии кажется необ'яснимой впервые приехавшему. Страна — вдали от тропиков, на той же широте, как и многие другие государства, которые страдают от суровой зимы. В Японии есть снег, вода замерзает ночью, и тем не менее бамбук достигает громадных размеров, и в Японии растут те же деревья и кусты, которые растут и в жарких странах.

И в японском народе проявляется такое же противоречие между их образом жизни и суровостью окружающей их температуры.

Японский земледелец ходит зимой полунагой. Иногда он работает в поле или тащит повозку по дороге, а на нем только шапочка и узкий набедренник.

На детях же, идущих в школу, одето тончайшее кимоно из черного с белыми кружками кретона. Голые ноги, видные из-под этого кимоно, синеют от холода.

Японец, привыкший с малых лет к обливанию ледяной водой и к легкой одежде, почти не чувствует пытки низкой температуры. Тело японца даже в самых нежных его частях приобрело такую же кожу, какая на нашем лице.

У японцев, еще не заимствовавших европейскую одежду, «все тело — одно лицо», — начиная со лба до концов пальцев на ногах.

Вежливость японцев.

Как-то я остался один и заблудился в священном лесу. Я понял, что не сумею найти дороги в отель без посторонней помощи. Опасаясь, что собьюсь с дороги еще больше, если пойду дальше, я остановился около каменного Будды в надежде, не пройдет ли какой-нибудь японец и не сжалится ли надо мной.

Наконец, вижу нужного мне человека. Японец, одетый в темное кимоно с белыми кружевами и в деревянной обуви.

— Каная-отель? — спрашиваю я с телеграфной сжатостью, чтобы он понял.

Японец улыбается и выразительной мимикой указывает мне дорогу: сначала тропинка с левой стороны, потом другая направо, пока она не доведет до реки.

Я чувствую необходимость выразить ему мою благодарность. Опираюсь руками в колени, затем нагибаюсь, чуть ли не касаясь земли, и говорю дважды:

— Arigato, arigato!

Это одно из тех словечек, которым я научился, и это значит по-японски «весьма благодарен».

Японец, приятно удивленный тем, что я говорю на его языке, разражается взрывом смеха, который в Европе показался бы оскорбительным. Но японец смеется всегда.

Встретившийся мне в лесу японец смеялся от удовольствия, польщенный в патриотическом своем тщеславии при мысли, что, вот, европеец знает его язык. Он начал говорить со мной, отвешивая мне глубочайшие поклоны, уверенный в том, что я могу понять его все возрастающее красноречие.

Он, наконец, умолкает, видя, что я его не понимаю, но, тем не менее, выражения его вежливости продолжаются. Я раньше его устаю гнуть спину. Наконец, я направляюсь по пути, указанному им. Оглядываюсь и вижу, что мой японец остался стоять неподвижно среди дороги, но, заметив, что я смотрю на него, он снова начинает свои церемонные поклоны. Я делаю то же самое. И мы отвешиваем друг перед другом дюжину поклонов.