Джон Леннон, Битлз и... я - Бест Пит. Страница 35

Под объявлением, развернувшись на четверть листа, помещался мой собственный портрет, сделанный в профиль, с надписью: «Поздравляем Пита, Пола, Джона и Джорджа и всех парней вместе с их фантастическим успехом в Германии». Впервые мое имя назвали первым; всегдашний порядок расположения БИТЛЗ был: Джон, Пол, Джордж и Пит. Но мы уже так давно были одной командой, что не стали придираться к таким мелочам.

После большой субботней вечеринки в «Каверне» мы все отправились в Манчестер, чтобы записать еще одну передачу для Би-би-си. И снова это превратилось в необыкновенное событие: все кругом вопили и визжали. На афише вместе с нами была объявлена местная группа «Фредди энд Дримерз». После выступления Фредди пришел поболтать с нами и все изумлялся по поводу «неописуемого стечения народа».

Брайан позаботился о том, чтобы мы были максимально загружены и не сидели без дела в ожидании вердикта из «Парлофона». Кроме «Каверны» и разных танцевальных вечеров, уводивших нас все дальше и дальше от города, мы еще несколько раз появились в нашем старом «гнездышке» — в «Касбе».

В то время мы с Кэти уже постоянно встречались, но мне было очень трудно, даже невозможно, ухаживать за ней так, как мне бы того хотелось. Я чуть ли не каждый вечер в неделю торчал за своими барабанами, а Кэти весь день работала: она была продавщицей в супермаркете. Нам приходилось изловчаться, чтобы использовать малейшую возможность побыть вдвоем. Иногда мы встречались в кино на сеансе в 17.30, а потом приходила моя очередь отправляться на работу.

Я купил ей в Гамбурге восхитительное платье в японском стиле, с разрезом на юбке. Она до сих пор не представила меня своей семье, и, чтобы отдать ей свой подарок, я решил заскочить к ней в Уолтон, пригород Ливерпуля, без предупреждения. По дороге я спрашивал себя, какого рода прием мне окажут. Дверь мне открыл ее брат Ричи, я спросил у него, дома ли Кэти.

— Это ты — Пит? — осведомился он.

Он сказал, что она отправилась танцевать — это меня ничуть не удивило — и пригласил меня зайти.

Я был представлен его матери, окинувшей долгим взглядом мои кожаные куртку и штаны. Я понял, что готов провалить этот суровый экзамен, но тут Ричи пришел мне на выручку:

— Хочешь пива? — спросил он.

Мы провели несколько часов в пабе, где моя одежда тоже привлекала всеобщее внимание; только на следующий день я смог увидеться с Кэти. Все обошлось: я успешно сдал семейный экзамен.

Где-то в середине июня меня навестил Джо Фланнери, менеджер группы под названием «Все звезды Ли Кэртиса» («Lee Kurtis The All-Stars») и друг детства Эпстайна. Он завел со мной разговор, который меня немало озадачил:

— Когда ты к нам присоединишься, Пит? — спросил он.

Его вопрос застиг меня врасплох. Я усмехнулся: вот уж вздумал на чем меня поймать, держи карман шире.

— Шутишь, что ли?! — сказал я, — с чего бы это мне вдруг уходить из БИТЛЗ, да еще в тот самый момент, когда нам так повезло с «Парлофоном»?

— Считай, что я тебя предупредил, — сказал он серьезным тоном, пробормотав что-то вроде: «Ходят тут всякие слухи».

Так он это и оставил.

Что еще за слухи? У меня не было никогда ни малейшего намерения расставаться с БИТЛЗ после двух проведенных вместе лет, после всего проделанного пути. Но слова Джо меня насторожили. Может, была какая-нибудь договоренность, которую наш друг Эпстайн держит от меня в секрете? Может, были какие-нибудь разговоры о том, чтобы меня заменить, или просто выкинуть?..

На следующий уик-энд мы играли в танцзале «Плаза» в Сент-Хеленсе, и по окончании вечера я решил сказать Брайану пару слов и передать ему мой разговор с Фланнери. Эппи некоторое время молчал, по обыкновению покраснев, затем принялся что-то лепетать.

Я спросил:

— Скажи, Брайан, были у БИТЛЗ планы заменить меня кем-нибудь?

— Уверяю тебя как твой менеджер, — ответил он очень убежденно, — не было никаких планов заменить тебя, Пит.

Его ответ меня удовлетворил. Мои сомнения счастливо разрешились, и я не думал больше об этом. Наша бурная жизнь продолжалась, мы по-прежнему были друзьями, вместе дурачились, вместе пили, вместе путешествовали.

Поступило даже предостережение со стороны Брайана, что мои отношения с Кэти «могут вредно сказаться на нашей работе». Из этого я заключил, что никаких перемен в ближайшем будущем не предвидится.

В конце июля Джордж Мартин дал знать группе, что запись запланирована на сентябрь. Но, точно так же, как после прослушивания в «Декке», меня держали в полном неведении относительно этой новости. Джон, Пол и Джордж были немедленно извещены о решении «Парлофона», но не сказали мне ни слова. Даже не намекнули. Я был проинформирован несколько позднее, и в самой жестокой форме.

Приблизительно две недели спустя после известия из «Парлофона», вечером в среду 15 августа, мы играли в «Каверне», а после концерта, как обычно, вместе обсуждали аранжировки для вечера в танцевальном зале «Речного парка» в Честере («Riverpark Ballroom» in Chester), где нам предстояло играть на следующий день. Как всегда, мы с Нейлом Эспиноллом должны были на машине захватить остальных БИТЛЗ по дороге на концерт.

Леннон как раз собирался уходить, и я сказал ему:

— Я заскочу к тебе завтра, Джон.

— Нет, — сказал он, — у меня другие планы.

В тот момент мне это вовсе не показалось странным, хоть и не вписывалось в обычную программу. Джон переживал сложный период: через неделю он должен был жениться на Синтии, которая уже была беременна.

В тот же вечер, еще до того как я покинул клуб, Брайан сказал мне, что хотел бы меня видеть в своем офисе на Уайтчепел завтра в десять утра. В этом опять-таки не было ничего такого, что могло бы меня насторожить: так было заведено, что мы с ним часто виделись в офисе, чтобы поговорить о делах БИТЛЗ и обо всяких сопутствующих «причиндалах» — о транспорте и аппаратуре, все еще находившейся у меня.

На следующий день Нейл отвез меня в центр города и высадил на Уайтчепел. Когда я поднялся на второй этаж, я обнаружил там совершенно растерянного Брайана. Он трещал без умолку и болтал обо всем, только не о работе. Это был совсем не его стиль. Было совершено очевидно, что это — какая-то особая диверсионная тактика, и я чувствовал, что его занимает что-то очень важное.

Наконец, он собрался с духом и сбросил мне на голову бомбу:

— Ребята хотят, чтобы ты ушел и уступил свое место Ринго…

Я был сражен наповал и даже не мог подыскать слов в ответ. Только одно снова и снова поднималось в душе: почему, ну почему?

— Они думают, что ты не очень хорошо справляешься с барабанами, Пит, — продолжал Брайан, — и так же думает Джордж Мартин.

— Я считаю, что справляюсь с ними так же хорошо, если не лучше, чем Ринго, во всяком случае я слышал, что так говорят.

Затем я спросил:

— Ринго уже знает об этом?

— Он начинает в субботу, — сказал Эппи.

Так значит, все было тщательно спланировано. За моей спиной уже давно готовился заговор, и ни у кого из БИТЛЗ не хватило мужества сказать обо всем мне в лицо. Они предоставили Брайану всадить мне в спину нож, выждав до самой последней минуты. И даже Ринго в этом участвовал, — Ринго, которого я считал своим приятелем до этого рокового дня. Мы с ним по-настоящему дружили и после первой поездки в Гамбург виделись так часто, как только могли. Мы нередко встречались днем в «Каверне», где собиралось много музыкантов. Встречались мы и в других местах, если выступали на одном и том же концерте, и конечно же, у меня, когда Рори Сторм играл в «Касбе».

Эпстайн сделал еще одно усилие и продолжил программу этой волнующей встречи:

— Осталось всего несколько выступлений до прихода Ринго. Ты будешь играть?

— Да, — произнес я, совершенно не сознавая, что говорю, такая сумятица творилась у меня в голове.

Как же такое могло случиться со мной? Зачем Джону Леннону, Полу МакКартни и Джорджу Харрисону понадобилось целых два года, чтобы придти к заключению, что мой стиль игры недостаточно хорош для них?