Неистовая принцесса - Дрейк Шеннон. Страница 85

— Считай, что тебе повезло, дочь, — тихо сказала Эдит. — Скоро многие женщины Англии понесут от норманнов, даже не зная, кто отец их ребенка… Сколько деревень разграблено и разрушено…

«Он услал меня от себя! — хотелось ей закричать. — Я влюблена в него, а он даже не думает обо мне!»

Но открыть матери сердце Фаллон не могла. Вместо этого она пожала плечами и сказала безразличным тоном:

— Я не могу выйти за него замуж. Это было бы неуважением.

— Неуважением? К кому?

— К памяти отца… Ко всем, кто погиб, защищая страну.

Эдит встала, подошла к дочери и потрясла вязанием перед ее носом.

— Ты не права, Фаллон… Твой отец сам выбрал бы Аларика, если бы оставался у власти. Сейчас пришли трудные времена, но Аларик ведет себя мужественно и с достоинством. Он был другом отца, оставаясь верным герцогу… Фаллон, ты собираешься родить ребенка. Забудь о том, что ты слышала от других… Даже от родных братьев… Если Аларик женится на тебе, этим ты обязана своему отцу!

Фаллон редко приходилось видеть мать столь взволнованной. Удивленная этим, она некоторое время молчала.

— Он не звал меня замуж, и я сомневаюсь, что позовет. Но, возможно, он позволит мне приехать сюда, когда придет время родов. Я… Я молюсь об этом.

— А если не позволит, — шепотом сказала Эдит, — я приеду к тебе…

Они обнялись и замолчали, глядя в огонь камина.

На второй неделе февраля Фаллон и Фальстаф благополучно пересекли Английский канал и прибыли в Нормандию, а двадцатого числа она оказалась в Руане. Похоже, Матильда понимала, как тяжело было для Фаллон потерять отца и лишиться привычного уклада жизни. Закутанная в меха, миниатюрная жена Вильгельма устроила ей горячую встречу в морозный зимний день.

— Проходите и погрейтесь у камина, — сказала Матильда. — Дети очень хотят вас видеть. Готова поклясться, что бедный Роберт уже влюблен. Девочки тоже горят нетерпением. — Поколебавшись, она добавила:

— И, конечно, ваш дядя Вулфнот… Он очень разволновался, когда прослышал о вашем приезде.

Фаллон наклонила голову, чтобы скрыть волнение. Вулфнот — единственный сын Годвина, сейчас жив. Он остался в живых, потому что жил в доме герцога как пленник.

— Мне очень хочется повидаться с дядей, — сказала Фаллон.

Ее проводили в уютную спальню. Интересно, почему ей не дали комнату, в которой всегда жил Аларик, подумала она.

Увидев Вулфнота, Фаллон заплакала. Дядя обнимал и успокаивал племянницу, говорил ей о том, что он пленник герцога уже более десяти лет и что теперь вряд ли когда-либо увидит свободу.

— Но живу я здесь неплохо, Фаллон… Я не закован в цепи, не брошен в темницу. Много времени провожу с семьей Вильгельма. Я убеждаю себя, что я почетный гость, и почти верю этому. Я почти забыл родной язык, потому что редко говорю на нем. Мы с тобой выжили, Фаллон… Мы должны жить… Мы обязаны рассказать будущим поколениям об Англии, которую знали.

У Фаллон мелькнула мысль, что, возможно, больше повезло тем, кто не выжил. И тем не менее она была рада тому, что жила и несла в себе новую жизнь.

— Дядя, — тихо спросила Фаллон, когда они оказались одни, — ты не знаешь, что случилось с Делоном? Его сослали сюда, и это лежит на моей совести… Он очень страдает по моей вине?

— Страдает? — засмеялся Вулфнот. — Нет, дитя мое, нет причин для беспокойства. Он не здесь… Он влюбился в молоденькую и славную сестру сицилийского посла и теперь на службе у короля Сицилии.

— Ах вот оно что, — удивилась Фаллон. На какое-то мгновение она почувствовала боль оттого, что Делон так быстро забыл ее. Однако, говоря по правде, она почти не вспоминала о молодом человеке, который рисковал из-за нее жизнью. Она была рада, искренне рада, что он счастлив.

И она засмеялась вместе с Вулфнотом.

Жить в Нормандии было неплохо, но Фаллон скучала по дому. Ей не хватало живописной зимы, когда лед покрывал землю, и весеннего радостного пробуждения. Она любила английские праздники и танцы вокруг майского дерева, любила слушать разговоры слуг и крестьян на ее родном английском языке.

Однако она не чувствовала себя несчастной. Матильда была славной и доброй женщиной. Она не только воспитывала детей, но и была регентшей при сыне Роберте, который в отсутствие Вильгельма номинально управлял Нормандией. При руанском дворе всегда было шумно и многолюдно. Здесь преобладали женщины, что весьма радовало Вулфнота и несколько смущало Фаллон. За принцессой постоянно наблюдала какая-то рыжеволосая дама. Всякий раз, останавливая на ней свой взгляд, Фаллон замечала, что дама насмешливо кривит губы. Однажды, когда Фаллон вечером шла из зала в свою комнату, перед ней возникла рыжеволосая.

— Вы стали появляться в обществе, моя госпожа. — Последнее слово она произнесла с явной насмешкой. — Он никогда не женится на вас. Он не женится ни на ком… Совершенно ясно, что он уже устал от вас. Вы хотели поймать его в ловушку, но вместо этого родите никому не нужного ребенка. Вы испортили себе и молодость и красоту!

Фаллон была ошеломлена. Никто при дворе Матильды не осмеливался говорить с ней столь дерзко. Более того, следуя примеру герцогини, все были к ней исключительно добры.

Фаллон сжала пальцы в кулак, чувствуя, как в ней просыпается гнев.

— Madamе, мне кажется, вы забываете: я из рода саксов. Мы не приглашали норманнов. Они пришли сами и взяли что хотели. Выйду я замуж или нет — это не ваша забота. — Фаллон прошла мимо женщины, слыша за собой негромкий, но колючий смех.

— Вас не поселили в его комнату, — дерзко сказала дама.

Фаллон не остановилась и приказала себе не думать о том, что эта пышногрудая рыжеволосая красотка может оказаться в объятиях Аларика. Она считала, что сама она день ото дня становилась все более непривлекательной. Когда приедет Аларик, не отшатнется ли от нее? Не обратится ли он к рыжеволосой?

Эта мысль не давал Фаллон покоя. Ей снились кошмарные сны, в которых Аларик и женщина смеялись над ней. В одном сне Фаллон после родов была брошена в темницу, а женщина и Аларик скрылись с ее ребенком.

Утром Фаллон проснулась в холодном поту. Она лежала, не имея сил подняться, пока не пришла Матильда. Энергично взбив подушки, она заставила Фаллон выпить холодного молока, а затем стала расспрашивать, что случилось.

Фаллон сказала:

— Как вам удается совмещать в себе это: оставаться доброжелательной и внимательной — и одновременно быть женой Вильгельма?

Нисколько не обидевшись, Матильда присела рядом с ней.

— Одно время я сама думала, что Вильгельм — настоящее чудовище. Я поклялась, что никогда не выйду замуж за ублюдка, а он ворвался в дом моего отца и избил меня.

— И вы все же вышли за него замуж?

— Я знала, что он безумно хотел меня и что он сильная личность. И наш брак оказался счастливым. Красивые дети, прочный союз… Он не ищет утех на стороне, до сих пор любит меня. Страстные люди все такие. Они страшны в гневе, но если любят, то любят по-настоящему, глубоко, их не свернуть и не сдвинуть… Вот и Аларик такой же.

Фаллон не ответила.

— Ага, — сообразила Матильда. — С вами разговаривала Маргарет.

Фаллон бросила быстрый взгляд на Матильду.

— Такая рыжеволосая дама с умопомрачительным бюстом…

Фаллон рассмеялась, к ней присоединилась герцогиня.

— Она считает, что имеет на него права, — проговорила Фаллон.

Герцогиня пожала плечами.

— Она принимает желаемое за действительное.

— Она говорит, что он ни на ком не женится…

Матильда вздохнула.

— А она не рассказывала вам о его прошлом?

Фаллон отрицательно покачала головой, и Матильда поведала ей трагическую историю женитьбы Аларика.

— Думаю, что после этого Аларик боится слишком сильной любви, — завершила свой рассказ Матильда.

— Как вы считаете… он действительно хочет этого ребенка?

— Да, я в этом уверена, потому что он дал мне наказ проявлять особую заботу о вас… Так что вам не следует бояться ревнивых дам. — Она поднялась, собираясь уходить, но остановилась у двери. — Не стоит так чрезмерно ненавидеть моего мужа, Фаллон. Он искрение считает себя наследником английской короны. Он и ваш отец очень похожи. Гарольд тоже был человеком долга.