Жестокий континент. Европа после Второй мировой войны - Лоу Кит. Страница 46
В Италии правые тоже не теряли времени, пытаясь изобразить себя жертвами. Начиная с 1950-х гг. они живописали непосредственно послевоенный период как кровавую бойню, в которой были убиты до 300 тысяч человек. Эти откровенно нелепые утверждения – если их достаточно часто повторять – начинают казаться достоверными. Что еще более важно, они преуменьшают число партизан, убитых фашистами во время войны, – всего лишь 45 тысяч человек, – создавая впечатление, что бойцы Сопротивления были большими злодеями. На самом деле число людей, убитых партизанами после войны, никак не могло соответствовать 300 тысячам: по крайней мере в двадцать раз меньше.
Миф о невиновности правых так же живуч в Италии, как и во Франции. Более того, с недавних пор он начал набирать силу. Одна из самых спорных книг, опубликованных в Италии в начале XXI в. – «Кровь побежденных» Джампаоло Пансы, он подвергает нападкам героическую идею итальянского движения Сопротивления, подробно описав убийства, совершенные его бойцами во время и после освобождения. Книга Пансы в большой степени фокусировалась на невиновности многих убитых, часто ссылаясь на судебный вердикт «не виновен» как на доказательство этой невиновности. Она вызвала возмущение левых, поскольку явно грешила нехваткой скрупулезности, в отличие от других исследований, которые в гораздо большей степени учитывали обстоятельства этих убийств – народный гнев по отношению к фашистам в то время и часто вполне понятное отсутствие доверия к решениям суда. Левых не на шутку рассердила растущая популярность книги: за первый год продажи составили свыше 350 тысяч экземпляров. Панса словно прочитал мысли вновь приобретших уверенность правых в Италии, которые с радостью увидели в его хорошо аргументированных доводах – равно как и произведениях более сомнительных историков – путь к реабилитации их прошлого.
После краха коммунизма в начале 1990-х гг. и последующего возникновения повсюду правых партий аналогичный процесс пошел по всей Европе. Личности, которые когда-то подвергались всеобщему поношению, появились снова, но теперь уже в качестве образцов для подражания просто потому, что они противостояли «большему злу» – коммунизму и Советскому Союзу. В воображении людей преступления военных диктаторов, вроде Муссолини или румына Иона Антонеску, оправдываются или даже игнорируются благодаря их предполагаемым достоинствам. Ультранационалисты в Венгрии, Хорватии, Украине или Прибалтике – те, что без разбора убивали евреев, коммунистов и либералов, как во время, так и после войны, – теперь превратились в национальных героев. Это не просто безвредные мифы – это опасное искажение правды, которое необходимо разоблачать.
Если широко распространенное сотрудничество с деспотическими режимами во время войны еще как-то можно понять, это не означает, что с ним должно мириться. Когда поведение предателей преступает черту нравственности, это непростительно, потому что широкие политические взгляды этих людей, возможно, созвучны с нашим собственным мировоззрением. Точно так же мы не имеем права освобождать от ответственности партизан за жестокую месть в послевоенный период, хотя и осуждать их действия по современным меркам не имеем права. Преступления имели место. Невинные люди были убиты. Но желать, чтобы европейские народы, огрубевшие за годы репрессий и зверств, были способны избегать таких эксцессов, – безусловно, просить слишком многого.
Глава 14
МЕСТЬ ЖЕНЩИНАМ И ДЕТЯМ
На большей части Западной Европы месть коллаборационистам имела тенденцию происходить в небольших масштабах. Обычно ее осуществляли отдельные люди или небольшие группы партизан, которым нужно было поквитаться за конкретное причиненное им зло. Массовое мщение, то есть месть, осуществляемая совместно целыми городами или деревнями, была довольно редкой и обычно ограничивалась теми районами, где процесс освобождения проходил особенно ожесточенно. В целом, как я уже показал, население Западной Европы более или менее охотно передавало своих предателей властям. В тех районах, где люди этого не делали и пытались брать закон в свои руки, полиция или армии союзников довольно быстро вмешивались и восстанавливали порядок.
Исключение составляло обращение с женщинами, которые спали с немецкими солдатами. Такие женщины повсеместно признавались предательницами – «горизонтальными коллаборационистами», если использовать французский термин, – но они не обязательно совершали какое-то преступление, за которое можно было привлечь к суду. Когда местное население обрушило на них свой гнев после войны, очень немногие выражали желание их защитить. Полицейские или солдаты союзнических армий, которые находились поблизости, стояли в стороне и позволяли толпе поступать по-своему, в некоторых городах власти поощряли жестокое обращение с такими женщинами, считая это полезным клапаном для выхода народного гнева.
Из всех актов мести, которые обрушились на предателей в Западной Европе, самыми публичными и самыми широко распространенными стали именно эти. Существует много причин, по которым отбирались женщины, и не все они имеют отношение к реальному, якобы совершенному предательству. Их наказание и последующее отношение к их детям стоит рассмотреть, ибо это говорит очень многое о том, как европейское общество стало оценивать себя после войны.
Осенью 1944 г. девушка из городка Сен-Клеман, расположенного во французском департаменте Ионн, была арестована за то, что имела «интимные отношения» с немецким офицером. Когда ее допрашивали в полиции, она открыто призналась в своей любовной связи. «Я стала его любовницей, – сказала она. – Он иногда приходил к нам в дом и помогал моему отцу, когда тот болел. Перед отъездом он оставил мне номер своей полевой почты. Я писала ему, и другие немцы передавали мои письма, потому что я не могла послать их по почте во Франции. Я писала ему в течение двух или трех месяцев, но у меня больше нет его адреса».
Многие женщины по всей Европе вступали в отношения с немцами во время войны. Они оправдывали свои действия «отношениями, основанными на любви», не «преступлением», «дела сердечные не имеют никакого отношения к политике» или «любовь слепа». Но в глазах окружающих это не служило оправданием. Секс, если это был секс с немцем, имел политическую окраску. Он символизировал покорение континента в целом: женщина – Франция, Дания или Голландия – подвергается насилию со стороны мужчины – Германии. Не менее важно – об этом я уже упоминал в главе 4 – это стало символом кастрации европейских мужчин. Они уже продемонстрировали свое бессилие против военной мощи Германии, а теперь оказались в роли рогоносцев по вине своих же соотечественниц.
Один из лидеров режима Виши Франсуа Дарлан бросает ключ от «своей» комнаты немцу
Число сексуальных связей между европейскими женщинами и немцами во время войны совершенно ошеломляющее. В Норвегии до 10 % женщин в возрасте от 15 до 30 лет имели во время войны немцев-сожителей. Статистических данных о числе детей, рожденных от немецких солдат, нет, но это не является чем-то необычным: количество женщин, которые сожительствовали с немцами в Западной Европе, легко исчисляется сотнями тысяч.
Движение Сопротивления в оккупированных странах по-разному оправдывало поведение своих соотечественниц. Например, их считали невежественными, бедными, даже умственно неполноценными, утверждали, что женщины были изнасилованы или спали с немцами ввиду экономической необходимости. Это, без сомнения, и служило оправданием для некоторых, однако недавние исследования показывают, что женщины, которые спали с немецкими солдатами, происходили из всех классов общества и занимали различное общественное положение.
В целом европейские женщины спали с немцами не потому, что их к этому принуждали, по причине отлучки собственных мужчин, материальной нужды или отсутствия продуктов питания. Они увидели в немецких солдатах образ сильного «рыцаря» и сочли его чрезвычайно привлекательным, особенно по сравнению с тем более слабым впечатлением, которое производили их соотечественники. В Дании, например, люди, проводившие во время войны опросы общественного мнения, были шокированы, обнаружив, что 51 % датских женщин открыто признали, что считают немецких мужчин более привлекательными, чем мужчины-соотечественники.