Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной - де Ваал Томас. Страница 35

Смешение народов и политических течений в Баку отразилось на городской архитектуре. Из узких средневековых улочек Старого Города попадаешь в маленькую Прагу, построенную в конце прошлого века. Главная улица, проходящая через центр города, поменяла множество названий и теперь именуется "Истиглалийят" или "Независимость". Тут царит смешение всевозможных стилей: рядом с псевдовенецианским дворцом можно увидеть величественный готический портик ратуши. Стилю в этом городе до сих пор придают большое значение. Когда видишь, как каждый вечер люди в дорогих итальянских костюмах и в майках "Бенетон", взявшись под руки, гуляют по бульвару у Каспийского моря, трудно поверить, что средний уровень жизни азербайджанцев катастрофически упал после обретения республикой независимости.

Однако за динамичность пришлось дорого заплатить: Баку известен также как город межнациональной вражды и кровавых избиений. Самые худшие случаи кровопролития имели место в периоды ослабления Российской империи, когда армянская и азербайджанская общины видели друг в друге угрозу. Если армяне с опаской относились к азербайджанцам как к передовому отряду турецкой армии, то азербайджанцы считали армян "пятой колонной" России. В феврале 1905 года так называемая татаро-армянская резня унесла сотни жизней. Английский писатель Дж. Д. Генри, описывая город несколько месяцев спустя, увидел, что "жители Баку сидят на спящем вулкане этнических конфликтов, гнета рабочих, политических заговоров и революционной пропаганды" (2). В названии своей книги Генри пообещал бакинцам "богатую событиями историю".

После Октябрьской революции в городе произошел новый всплеск насилия. "Реки крови, затопившие улицы, – как заметил один английский политический деятель, – это не всегда просто метафора. Это выражение можно понимать и буквально, если говорить о Баку 1917-1919 годов". Отряд комиссаров, в основном армянского происхождения, захватил город и создал Бакинскую коммуну, небольшой оплот большевизма на антибольшевистски настроенном Кавказе. Когда в марте 1918 года азербайджанцы подняли восстание против Бакинской коммуны, в азербайджанские кварталы хлынули войска большевиков и устроили настоящую бойню, жертвами которой стали тысячи людей.

В сентябре, сразу после вывода британских войск и перед вводом оттоманской армии, пробил час отмщения. На этот раз бесчинствовали азербайджанцы, вырезавшие тысячи бакинских армян. В этом противостоянии в 1918 году с обеих сторон погибло почти 20 тысяч человек.

В советскую эпоху этнические конфликты временно прекратились, и отношения между общинами внешне наладились, хотя напряжение так до конца не исчезло. Армяне не осмеливались выходить на улицу, когда в городе играла ереванская футбольная команда "Арарат" – и тем более, когда она выигрывала. На Кавказе право того или иного этноса на историческую территорию важнее гражданства, вот почему здесь большую роль играют также понятия "гость" и "хозяин".

В Армении азербайджанцам всегда давали понять, что они здесь "в гостях". Так же, хотя, может быть, несколько менее явно, к армянам относились в Баку. На это обратила внимание английская писательница Сьюзан Ричардс, когда в 1989 году гостила в Баку у двух армянок: матери и дочери. У Татьяны – дочери – почти все друзья были азербайджанцами. Ричардс пишет:

"Советская власть утвердила в республике превосходство азербайджанцев тюркского происхождения. Пока этому принципу ничто не угрожало, у азербайджанцев не было оснований перестать быть радушными и приятными в общении. Но условия игры надо было соблюдать. Это внешнее превосходство азербайджанцев следовало всячески подчеркиватьї Поведение самой Татьяны служит наглядной иллюстрацией хрупкого равновесия между терпимостью азербайджанцев и их превосходством. Белая кожа красивой девушки свидетельствует о ее армянском происхождении, однако в целях безопасности она маскируется под азербайджанку. "Однажды, – рассказывает она, – мой начальник, представляя меня кому-то, сказал: "Это Татьяна, она азербайджанка", хотя было достаточно очевидно, что это не так. Просто таким образом он хотел подчеркнуть: "Она – своя". Все дело в отношении к человеку. Армяне, которые не приживаются здесь, должны винить только себя". Все это хорошо до тех пор, пока, чего и опасалась ее мать, она не наткнулась бы на какого-то азербайджанца, который бы не знал, что, несмотря на армянское происхождение, "она – своя" (3)

События января 1990 года уничтожили всякую возможность мирного сосуществования армян и азербайджанцев. Даже те армяне, которые, как Татьяна и ее мать, были интегрированы в общество и много лет прожили в Баку, вынуждены были покинуть город.

"Мы живем с ними мирно, мирно и спокойно", – говорит Белла Саакова. Белла, бакинская армянка, сидит в маленькой комнатушке общежития в пыльном пригороде Еревана. "Они" – это ее соседи, армяне из Армении. После депортации из Баку в 1990 году она прожила в Армении десять лет, но по-прежнему не чувствует себя здесь как дома. Как и многие другие армянские беженцы, Белла не приняла армянского гражданства и до сих пор считает покинутый город своей родиной. Белла – бакинка до мозга костей (4).

За столом у Беллы в Ереване собрались только бакинские беженцы. Все они армяне, но говорят по-русски, носят русские имена. Их всех отличает спокойствие, мягкость – в чем они так не похожи на коренных жителей Армении, суровых и упрямых.. Как и любым беженцам, им свойственна острая ностальгия и категоричность суждений. Сейчас они спорят о бакинских школах. "Я ходил в школу №142, это лучшая школа в Баку", – твердо заявляет Гриша. Алеша затягивает песню на азербайджанском языке о ветре, дующем в Баку с моря. Гриша поет по-русски: "Баку, ты город мой роднойї"

За столом у Беллы беседовали в основном на две темы: делились воспоминаниями об Азербайджане и вспоминали черные дни января 1990 года, когда из Баку были изгнаны последние армяне. У каждого из сидящих за столом была своя версия тех событий, и кажется, что отпечатавшиеся в их памяти обстоятельства изгнания стали во многом определяющими для их отношения к Баку. Гриша рассказывал о тех, кого прежде чем перевезти на паромах через Каспийское море избили, раздели и ограбили в кинотеатре "Шафаг".

Рассказ Беллы о последних днях в Баку свидетельствовал о ее всепрощающем сердце. Она говорила, что никогда не забудет ощущения ужаса, когда вместе с другими беженцами стояла на холодной, продуваемой ветрами пристани в ожидании парома, а шеренга советских милиционеров охраняла толпу старых и избитых армян. Но все же у нее остались самые теплые воспоминания от доброты, которую проявили к ней ее азербайджанские соседи. Она оставила одним соседям на сохранение все свое имущество, и до сих пор помнит, как другие за минуту до того, как Белла с детьми покинула свою квартиру, чтобы найти убежище в полицейском участке, собрала им в дорогу корзину с едой. Там были лекарства, колбаса, сыр, хлеб. "Я никогда этого не забуду, – говорит Белла. – Может быть, именно поэтому я совсем по-другому отношусь к азербайджанцам. Знаете, когда кто-то их ругает, даже если ругает и заслуженно, я всегда вспоминаю свою соседку. Я сразу вспоминаю ее и тот хлеб, который она мне дала".

Баку для Беллы до сих пор своего рода потерянный рай. Когда я собирался ехать в ее родной город, она сказала: "Я отдала бы десять лет жизни, чтобы вернуться туда хотя бы на час. Нет, правдаї". У Беллы также совсем иное, чем у большинства других армян, отношение к проблеме Нагорного Карабаха: для нее Карабах – не священный символ борьбы армянского народа, а скорее камень преткновения, который окончательно испортил отношения между армянами и азербайджанцами.

Когда я спросил Беллу, бывала ли она когда-нибудь в Карабахе, та ответила, что лишь однажды, еще ребенком. "Честно говоря, я хотела бы туда съездить еще раз, чтобы просто посмотреть, из-за чего мне пришлось перенести столько мучений! – ответила она, смеясь. – Я поставила целью увидеть своими глазами, за что же я понесла такое наказание. Мне хочется верить, что для этого была какая-то важная причина".