Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917 - Оппоков Виталий. Страница 26

Показания бывшего министра иностранных дел Временного правительства Павла Николаевича Милюкова, которые он дал 23 октября 1920 года следователю Николаю Алексеевичу Соколову, свидетельствуют о том, как с первых дней Советской власти кадеты предпринимали всевозможные меры для организации нового заговора с помощью… немцев, т. е. той силы, за связь с которой, причем недоказанную, большевики теми же кадетами яростно и публично обвинялись. Звучным в этом клеветническом хоре был и голос Милюкова. Так, он категорически воспротивился возвращению русских эмигрантов в Россию после Февральской революции наиболее коротким и безопасным путем, каким являлся проезд через Германию. Причем речь шла не только о большевиках. На этот счет есть у Милюкова откровения с другим следователем — Павлом Александровичем Александровым, ведшим по поручению Временного правительства дело «об измене большевиков».

11 октября 1917 года бывший министр, но еще проживающий в Петрограде, рассказывал Александрову: «Вопрос о возвращении эмигрантов осложнялся только желанием некоторых из них вернуться в Россию кратчайшим и наиболее безопасным путем через Германию. В этом смысле ко мне, как к министру иностранных дел, поступил ряд ходатайств телеграфных от швейцарских эмигрантских организаций. Ходатайства о проезде через Германию мотивировались тем, что более далекий путь через Францию и Англию небезопасен и что союзные правительства ставят эмигрантам на этом пути препятствия, лишающие их возможности массового возвращения в Россию. Для облегчения возможности проезда через Германию мне рекомендовалось в этих телеграммах приравнять эмигрантов к военнопленным и поставить вопрос на точку зрения обмена политических эмигрантов на неприятельских военнопленных, пребывающих в России. При этом из донесений представителей информационного ведомства за границей я узнал, что через швейцарских социалистов Платтена и Гримма наши эмигранты уже вошли по этому поводу в сношение с германским правительством, обещая ему начать ходатайство об обмене при посредстве Платтена… В своих ответах обществам эмигрантов я категорически отказался приравнять их к военнопленным…»

Заявив на словах о законном праве эмигрантов возвратиться на родину, независимо от их политических взглядов, «демократ» Милюков (ратовавший за монархию и укреплявший республиканский строй) на деле лишал своих сограждан этого законного права. Нашлось у него и оправдание (на всевозможные уловки, отговорки, двусмысленные толкования он был мастер). Из него следовало, что Милюков направлял эмигрантов именно на более длительный и опасный путь, для отвода глаз ведя переговоры с союзниками «в пользу эмигрантов». Зная о двуличии Милюкова, эмигранты, по всей видимости, ему не доверяли (кто из них мог поручиться за истинную суть его переговоров?), продолжая, к неудовольствию Милюкова, предпринимать меры к осуществлению своего плана. «Несмотря на устранение всяческих препятствий к проезду эмигрантов через Францию и Англию, — возмущался впоследствии в беседе с Александровым Милюков, — я продолжал получать сведения, что группа швейцарских эмигрантов, вопреки протесту их товарищей, продолжает вести переговоры через швейцарских социалистов Платтена и Гримма о проезде через Германию…» При этом Милюков не уточнил, что «товарищи» из «группы швейцарских эмигрантов» — это люди, которые не только в кругу своих соотечественников, но и зарубежных публицистов, политических деятелей приобрели дурную славу склочников, интриганов, скандалистов. Объявившие себя в свое время непримиримыми врагами царизма, они быстро нашли общий язык с Временным правительством, в том числе и монаршествующим кадетом Милюковым. Речь в первую очередь идет об Алексинском и Бурцеве. Первый из них некоторое время примыкал к большевикам, затем сомкнулся с меньшевиками. Ради известности и легкого заработка при случае поругивал тех и других, пользуясь для этого непроверенными сведениями и откровенными сплетнями. Второй — использовал те же методы. Более того, под видом разоблачения провокатора он публично ославил свою партию эсеров. Для получения нужной информации он подставил под удар своего второго товарища по партии — Рутенберга, убившего по поручению тех же эсеров Гапона. В иных случаях в погоне за очередной сенсацией не брезговал не только связями с нечистоплотными лицами, но и дружбой с ними. К примеру, его часто видели в обществе агента царской охранки, а также, как многие утверждали, германской разведки — Манасевича-Мануйлова. Но об этом несколько позже, а сейчас завершу рассказ о кадетствующем монархисте или монархиствующем кадете Милюкове.

В своих показаниях Александрову в октябре 1917 года он так пытался облагородить свою миссию по отношению к эмигрантам: «Одно из препятствий к пропуску эмигрантов через союзные страны заключалось в нахождении имен некоторых из эмигрантов в так называемом международном контрольном списке… Я решил по отношению к лицам, числившимся в этой категории, рассматривать каждый случай отдельно и ходатайствовать перед союзным правительством о беспрепятственном пропуске тех из них, относительно которых мои сведения окажутся благоприятными. Этот прием я применил к случаю пропуска Зурабова. Далее, трудности для пропуска эмигрантов через Англию заключались, во-первых, в строгости общих правил, установленных для въезда и выезда в Великобританию, и, во-вторых, в крайней недостаточности тоннажа. Я настаивал перед великобританским правительством об устранении для политических эмигрантов как того, так и другого рода препятствий… В конце моего пребывания в министерстве мне удалось получить от великобританского правительства обещание еженедельно доставлять возможность нескольким сотням эмигрантов возвращаться в Россию. Это было, вероятно, во второй половине апреля…

Единственный случай, мне известный, в котором я мог бы предположить желание английского правительства считаться с политическими убеждениями эмигрантов, был случай с Троцким. Относительно этого лица мне были официально сообщены великобританским правительством данные, что при отъезде его из Америки для него были собраны между германоамериканцами 10 000 долларов на предмет низвержения Временного правительства. Из более поздних сообщений американских корреспондентов я узнал, что действительно Троцкому были устроены проводы германским союзом, описанные в нью-йоркских газетах, каких именно, я не знаю, но обещали мне их прислать. Об этих проводах сообщали мне, между прочим, сотрудники американских газет — Герман Берштейн, еще другой сотрудник и один русский, фамилии которых я не помню, но передавали мне об описанном факте как очевидцы. Тем не менее немедленно по получении сведений о препятствиях, чинимых Троцкому, [92] я обратился к великобританскому правительству с просьбою о его беспрепятственном пропуске в Россию, на что и получил немедленно согласие…» Но Милюков не только «добивался пропуска подозрительных лиц», но и запрещал их въезд в Россию. И об этом он «доверительно» сообщил Александрову, назвав для примера фамилию Гримма. «Роберт Гримм, — рассказывал он, — председатель Циммервальдской конференции и известный сторонник крайнего интернационалистского течения в социализме… Во всяком случае того, что мне было известно о Роберте Гримме, было достаточно для моего решения запретить въезд и этому лицу, как сносящемуся непосредственно с враждебным нам правительством. Мое решение, однако же, не удовлетворило Комиссию международных сношений при Совете рабочих и солдатских депутатов, и от имени этой Комиссии ко мне явился Скобелев [93] с настойчивым требованием пропустить Гримма…

Впоследствии я узнал, что мое отношение к пропуску Гримма явилось одним из мотивов для Совета рабочих и солдатских депутатов добиться моего удаления из состава правительства. Об этом, если не ошибаюсь, публично заявил Церетели в одном из публичных своих выступлений…». [94]