Избранное. Том 2 - Петраков Николай Яковлевич. Страница 26

Освобожу читателя от дальнейшего пересказа сего удивительного произведения, но просил бы зафиксировать: выдвигается некий новый принцип распределения результатов труда, но тут же признается, что он не является новым и присущим той системе производства, которая определяется как альтернатива рынку. О той, будущей, системе говорится, что единственным мотивом хозяйственной деятельности будут отношения товарищества, братства, сознательности и самодисциплины. Здесь же выдвигается идея самооценки труда: он должен стать первой жизненной потребностью для каждого без исключения человека. И при этом любой вид трудовой деятельности, включая и чисто механическую, исполнительскую работу, с необыкновенной легкостью мысли бросается в один котел с научным и художественным творчеством.

Удивляет во всем этом даже не очевидная наивность, поверхностность, туманность формулировок, которые, конечно же, никак нельзя отнести к научным, а то, что они сохранили свое значение и были перенесены в арсенал создателей советского социализма. За семьдесят лет «торжества» социалистических идей на огромной территории бывшей Российской империи идеологи коммунизма так и не нашли пристойной формулы, объясняющей, зачем подневольный участник «социалистического рая» должен трудиться, какие внутренние мотивы в отсутствие конкуренции и частной собственности должны заинтересовать его в том, чтобы строить коммунизм или иное светлое будущее? Реальный ответ находился в области повседневной хозяйственной практики. Это были внеэкономическое принуждение, дисциплина, опиравшаяся на жесткий контроль государства (чиновников) над деятельностью всех участников хозяйственного процесса, – от рабочего и колхозника до директора предприятия и министра. Повсеместно использовался принцип армейской дисциплины, основанный на жестком наказании за невыполнение приказов вышестоящих начальников, приказов, которые не обсуждаются. Вот механизм организации хозяйственного процесса при социализме.

Любой искренний и честный сторонник социалистической идеи должен признать, что если отбросить всю демагогическую шелуху, призванную в свое время завуалировать принудительный характер работы в условиях социализма, то останется только этот армейский принцип. Не случайно в первые месяцы существования советской власти Троцкий стал создавать трудовые армии (именно армии, а не что-либо другое). С армией их роднило не единообразие формы, не наличие оружия, а в первую очередь – жесткая дисциплина. Ленин еще что-то пытался говорить о сознательном труде, о труде без расчета на вознаграждение, о коммунистических субботниках, но это были привычные ходы профессионального политика. Он отлично понимал, что такого рода призывы к коммунистической сознательности – не что иное, как дымовая завеса, скрывающая необходимость жесткого принуждения. В период коллективизации и индустриализации Сталин применял разветвленную систему принуждения, включавшую ограничения миграции рабочей силы по территории страны, уголовные наказания за опоздание и самовольный уход с работы, категорический запрет забастовок. В этой своей деятельности он был лишь учеником Ленина и Троцкого, использовавших во время Гражданской войны еще более жестокие меры расправы с рабочими и служащими, недовольными условиями организации и оплаты труда.

Однако справедливости ради хотелось бы отметить, что в последний период существования коммунистического режима, когда неэффективность социалистической системы производства, основанной на принуждении и централизованном распределении ресурсов, стала очевидной, упомянутые мною высказывания Маркса о материальном стимулировании и экономической заинтересованности производителей в результатах своей хозяйственной деятельности были реанимированы. Из центральных партийных органов ученым срочно были спущены директивы о разработке различных систем и шкал премирования рабочих и инженерно-технического персонала. Должен признаться, что я с энтузиазмом участвовал в данной работе, поскольку еще не отдавал себе отчета в конечной ее бесперспективности. В то время многие экономисты жили иллюзией, будто можно внедрить элементы рыночной системы, сохраняя государственную собственность как господствующую форму. Мне также представлялось, что можно создать конкурентное пространство, освободив государственные предприятия от чиновничьей опеки, наделив их широкой свободой в хозяйственной деятельности. Однако практические предложения, связанные с внедрением элементов рынка в хозяйственную систему социализма, оказались несостоятельными.

Но и в теоретическом отношении идея, намеченная буквально пунктиром в так называемой теории научного социализма, вызывает целый ряд сомнений. Я имею в виду уже упомянутую формулу «От каждого – по способностям, каждому – по труду».

Что значит «по труду»? Каков критерий отделения трудовых доходов от нетрудовых? Хозяйственное законодательство? Но ведь его создателями являются опять-таки государственные чиновники. Прежде всего к нетрудовым доходам относились доходы от спекуляции. Но в принципиальном плане спекулятивный доход не противоречит рыночным основам ведения хозяйства. Фундамент так называемой социалистической спекуляции составляло государственное регулирование цен. Принцип свободного ценообразования изгонялся как из теории, так и из практики социалистического хозяйствования. Это приводило лишь к тому, что игра на разнице государственных цен и цен «черного рынка» стала очень существенной сферой экономики. В отдельные периоды до трети потребительских товаров проходило через систему «черного рынка» (а изделий легкой промышленности, мебели и бытовой техники – около 50 %).

Но при классификации доходов на трудовые и нетрудовые есть и более тонкие моменты. Например, получение фиксированной государственной зарплаты при производстве низкокачественной, не пользующейся спросом продукции по государственной классификации относилось к трудовому доходу, а по существу никакого отношения к результатам труда такой доход не имел. Здесь возникал и более существенный в теоретическом и практическом отношении вопрос, ставящий под сомнение всю конструкцию принципа распределения по труду. Дело в том, что понятие затрат труда (или в более широком понимании – издержек производства) в формуле Маркса не ставится в прямую зависимость от результативности труда, т. е. от степени признания полезности данного вида деятельности. Это понятно студенту первого курса экономического факультета. Труд может быть более результативным и менее результативным в зависимости от целого ряда факторов, как лежащих в сфере производства, так и относящихся к рыночной конъюнктуре. В связи с этим возникает вопрос к К. Марксу: «Какой труд или какая норма измерения труда заложена в формулу; должно ли распределение осуществляться по фактическим, усредненным затратам труда или по общественно значимым результатам трудовых усилий?»

Конечно, никакого ответа на данный естественный вопрос ни у Маркса, ни у Энгельса, ни у Ленина, ни тем более у идеологов-партократов более позднего периода не найти. Сродни этому и другой вопрос, который оставался за пределами внимания создателей марксистской концепции: «О каком труде идет речь: о текущих его затратах (текущих издержках), либо во внимание при распределении принимается и накопленный труд (т. е. капитал)?» Все это представлялось создателям марксистской теории досужими вымыслами буржуазной профессуры.

Централизованная плановая система, основанная на принудительном характере распределения ресурсов, шаг за шагом демонстрировала свою недееспособность, неэффективность. Причем хотелось бы подчеркнуть, и это со всей очевидностью вытекает из всех предыдущих моих рассуждений, что данная неэффективность – отнюдь не результат чьих-то субъективных ошибок, тактических и стратегических просчетов тех или иных конкретных коммунистических лидеров, а органическое следствие господства концепции системы управления экономикой социализма. Можно сколько угодно ругать Ленина за его политический и экономический авантюризм, Сталина – за драконовские методы принуждения и насилия над своим народом, Хрущёва – за его верхоглядство, Брежнева – за безынициативность и необычайный либерализм в отношении казнокрадства, Андропова – за попытку представить страну как огромный Комитет государственной безопасности, Горбачёва – за медлительность и непоследовательность экономических реформ. Все это справедливо. Но главное, в чем их ошибка, – они верили в возможность существования и эффективного функционирования системы управления экономикой, альтернативной рынку. Они так и не поняли, что социалистическая идея способна выполнять лишь роль дополняющего фактора в организации общественной жизни.