Проект «Миссури» - Дубинянская Яна. Страница 31
— Значит, процент погрешности.
И вот тут он действительно вздрогнул. По-настоящему, без метафор, содрогнулся всем телом, неловким движением задел бокал с вином и опрокинул на пол рюмочку для ликера. Официант со всех ног бросился восполнять разрушения, и эти пару минут Андрей мучительно пытался придумать, как же быть дальше. Теперь — когда и в самом деле обложили со всех сторон. Когда…
Не придумал.
— Скажи мне, чего ты боишься, — тихо попросила Звенислава. — Расскажи, Андрей.
— …И не читаешь газет. Я угадал? Символ нации выше этого… Так вот, Палыч… Владимир Николаенко… вот кто и вправду боится. Он не может подкопаться лично под меня и потому копает под «Миссури».
— Но это же естественно. Ты делаешь ставку на свое образование — твой противник, разумеется, обязан доказать, что оно ничего не стоит. Однако тут у тебя реально больше шансов.
Теперь Звенислава смотрела на него в упор, положив подбородок на переплетенные пальцы. А ведь она вовсе не романтическое существо из другого мира… пожалуй, она ничуть не глупее Алины. Второй пресс-секретарь и имиджмейкер команды Багалия… Андрей представил себе подобный расклад и нервно усмехнулся.
— Разумеется. Он паникует, доходит до уголовщины. Пару дней назад его люди — больше некому — ограбили профессора Румянцеву…
— Кого?
— Юлию Николаевну Румянцеву, в девичестве Сухую. Вынесли всю оргтехнику, в том числе древний компьютер, которым она пользовалась еще в общежитии, разыскали где-то на чердаке… ради него, собственно, и старались.
Звенислава вскинула брови:
— Зачем?
— Николаенко пытается убедить избирателей, что наш институт выпускал монстров. Не-людей. И он слишком далеко продвинулся, чтобы я мог не обращать на это внимания. В провластной прессе подняли материалы дела об убийстве Влада Санина… помнишь?
Она кивнула почти незаметно: легкое-легкое движение подбородка и ресниц. Все, с кем Андрей пытался говорить об этом в последнее время, предпочитали не помнить. Даже Алина. Слишком страшно, слишком давно, слишком хорошо забыто. Он залпом выпил полбокала вина и перевел дыхание.
— Тогда следствие пришло к выводу, что там были какие-то криминальные разборки, рэкет. Исполнителей взяли на другой же день. Те клялись, будто бы хотели только припугнуть, разбить пару компьютеров, а программист, Влад, почему-то оказался ночью на работе. Черт, столько лет прошло… Теперь Палыч заявляет во всеуслышание, что официальная версия была сфабрикована. Что от Санина избавилось руководство «Миссури»… потому что он слишком близко подошел к раскрытию тайны.
— И есть доказательства?
Андрей пожал плечами:
— Не знаю. Не знаю, что ему удалось выжать из компьютера Сухой, да и вообще настоящие факты могут придерживаться в рукаве вплоть до последнего дня предвыборной агитации. А пока идет банальное нагнетание истерии. Каждый день в прессе сумасшедшие откровения якобы выпускников МИИСУРО о том, как их препарировали в секретных лабораториях… всяческие гомункулусы, големы и прочая мистическая ерунда. Но я уже не могу ее игнорировать, пойми!..
— Не можешь.
Андрей вскинул голову. На голос — резкий и чужой.
Звенислава не сводила с него глаз, сузившихся, длинных, как на египетской фреске. Тяжелый, прям-таки неподъемный взгляд. Ни малейшего сочувствия. Обвинение.
— Что… ты имеешь в виду?
— Ты знаешь. Знаешь, что это действительно правда. Про Влада. Ты уже тогда это знал.
Ее пальцы быстро-быстро — аллегретто — барабанили по краю столика. Андрей накрыл их ладонью. Жест получился топорным, ни капли мужского обаяния. И чужая женщина машинально, без протеста, отняла руку.
— Не говори так, Зво… Звенислава. Что я тогда мог знать? Были каникулы, еще целую неделю, если не больше. Мы с ребятами как раз сидели в общежитии, отмечали начало семестра, когда… сообщили…
— Вы и в тот вечер сидели в общежитии. Накануне. И Влад обо всем вам рассказал— неужели не помнишь? Ему оставалось только проверить свои подозрения, проникнуть через сеть в ту лабораторию… ты знал.
— Подожди. — Он стиснул пальцами виски: сосредоточиться, не упустить… — А ты? Тебя-то с нами не было. Мы ведь… поссорились… именно тогда, помнишь?
Даже не усмехнулась — хохотнула звеняще и зло. И наконец отвернулась в сторону моря. Андрей перевел дыхание, и не попытавшись скрыть облегчения. Но это уже слишком. Ехать сюда, как за спасительной соломинкой, а найти врага. Женщины не прощают: слишком банальная истина, чтобы Алина произнесла ее вслух, но нет сомнения, что она и об этом подумала, предугадала… Черт возьми. Сегодня же вернуться под ее спасительное крыло. Но…
— Да, именно тогда… — Она говорила теперь очень ровно. — Просто мне потом все пересказали в подробностях… один человек.
И тут Андрей неожиданно для себя вспылил. Почти потерял контроль над голосом и эмоциями. Один человек!..
— Этот «один человек», чтоб ты знала, вот-вот женится — на ком бы ты думала?.. на Ниночке Владимировне Николаенко! У вас с Палычем, получается, один и тот же источник информации; забавно. И много он тебе… пересказал?
Звенислава снова смотрела на него. Удивленно и уже мягче:
— Андрей, это было пятнадцать лет назад. Успокойся.
Она, конечно, решила, что он ревнует. Да, смешно: пятнадцать лет. Что ж, было бы неплохо оставить ее при таком мнении, хоть как-то компенсируя и маскируя реальное равнодушие. Он попытался припомнить собственную реакцию — тогда, во втором семестре третьего курса, — на маленькую сенсацию, потрясшую «Миссури»: Звенислава и Жека. Ну, тот мальчик из общаги, футболист, на три года ее моложе… И она! ОНА!!!
Не вспомнил. Скорее всего ему с самого начала было все равно.
И сейчас его волнует совершенно другое. Рейтинг по версии внутренней социологической службы, медленно, но неуклонно скользящий вниз под тяжестью николаенковских разоблачений, пусть пока и бездоказательных. Тщательно скрываемое замешательство Али, которая до сих пор была железно уверена в победе. И вчерашний телефонный звонок некоего Руслана Цыбы — ни малейшей информации, пожелания либо вопроса, вообще никакого содержания разговора! — а потому оставивший жутковатое ощущение безнадежности и гулкой пустоты.
«Он ЗНАЕТ», — говорила Алина.
…И еще это: процент погрешности.
— Помоги мне, — хрипло сказал Андрей. — Звоночек… помоги.
— И что это тебе даст? — спросила она.
Не отказала. Слава богу, не отказала сразу.
— Тебе поверят. Ты — символ нации. Моральный авторитет. Тебе даже не придется упоминать моего имени: говори только о «Миссури». Об альма-матер, институте, который слишком много тебе дал, чтоб ты могла спокойно выносить грязную кампанию против него. Только возьми верный тон. Чтобы ни малейших… ты сумеешь. Созови пресс-конференцию, я очень тебя прошу. Ради…
Он запнулся. Действительно: ради чего? Их великой любви? Но попытка возродить у этой женщины не то что саму любовь — хотя бы воспоминание о ней — потерпела абсолютный крах. Справедливости? Честных и прозрачных выборов?.. Он не сумел сдержать иронической усмешки; жалкая карикатура на прославленную улыбку Андрея Багалия.
— Ради твоей победы, — сказала Звенислава. — Только давай будем честными, Андрей. ИХ победы.
— Чьей?
Он и вправду не понял. Понял через четверть секунды; но то недоумение, что успело проскочить в его взгляде, было искренним. А ведь если бы не это, вдруг осознал он, она бы сейчас встала и ушла. Навсегда.
— Тебе так легче, — медленно выговорила она. — Верить, что это и в самом деле твоя жизнь, твой успех, твоя победа. Я бы тоже так хотела, но не могу. Я помню… ту ночь, Андрей. ОНИ сделали с тобой что-то страшное. Со мной, наверное, тоже… но по себе никто этого не чувствует. ОНИ хотят, чтобы ты победил на выборах, и вряд ли перед чем-то остановятся. Ты мог бы и не приезжать… Хотя и это, наверное, была ИХ идея.
Резко помотал головой:
— Моя.