«Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира - Фридман Джордж. Страница 44
Финансовый кризис разразился, когда казавшиеся абсолютно надежными инвестиции вдруг оказались чрезвычайно рискованными. Цены на жилую недвижимость неуклонно росли в течение всего времени после окончания Второй мировой войны. Американцы уверились, что так будет всегда, а покупка домов является очевидным путем для вложения денег и формирования собственного капитала. Одновременно сформировалось представление, что кредитование покупок жилой недвижимости — это инвестиции, не несущие никаких рисков.
Однако постепенно то, что лежало в основе системы ипотечного кредитования, претерпело серьезнейшие изменения. Сначала все было просто: банки выдавали займы под залог приобретаемой недвижимости, затем через некоторое время деньги им возвращались. Предполагалось, что банки сами несут ответственность за то, что заемщик будет в состоянии вернуть кредит, в противном случае банку доставался бы малоликвидный залог в виде дома. Но система постепенно эволюционировала до такой ситуации, когда основной доход банкам стали приносить не собственно выданные кредиты — в виде процентов по ним, а кредитные транзакции как таковые. Банки продавали права по кредитам другим фирмам. Заемщики — ипотечные брокеры и вообще любые другие лица — получали значительные суммы наличными [31] для закрытия сделки. Поскольку у них появлялся солидный актив для залога при покупке и наличные при продаже, они не сомневались, что смогут вернуть долг займодавцам, так же как и кредиторы не беспокоились о возврате в конечном счете своих средств. При такой системе получалось, что чем больше кредитов банк выдаст, тем больше он заработает — рисков ведь нет. Поэтому основной целью банков было выдать как можно больше ипотечных займов, а забота об их условиях, проверке кредитоспособности клиентов и т. п. отходила на десятый план. Кредиторы и их брокеры взвинчивали число и объемы выдаваемых под минимальные проценты займов, практически ничем не обеспеченных, кроме покупаемой недвижимости, которая в итоге зачастую оказывалась дешевле, чем объем кредитования. Это приняло повальный характер в течение последних пяти лет перед кризисом. Надувавшийся рыночный пузырь затягивал покупателей недвижимости, поэтому цены на дома взлетали еще выше.
Кредиты, в свою очередь, стали продаваться крупным консервативным инвесторам в виде пакетов. Никто особо не был озабочен проверкой того, что же входит в состав этих пакетов, потому что магические слова «недвижимость» и «ипотека» автоматически ассоциировались с понятием «безрисковые инвестиции». Итак, финансовые корпорации делали деньги на каждой транзакции. Они изобретали все новые инструменты для роста своих прибылей — то есть для увеличения количества сделок и объема кредитования, которые были настолько сложны, что лишь немногие опытнейшие и изощреннейшие игроки этого рынка могли разобраться в них. За всем этим лежала слепая вера в то, что цены на жилую недвижимость будут только расти, а потому вложения в эту сферу не несут никаких рисков. Кажущаяся надежность привлекла на этот рынок инвестиционные банки и пенсионные фонды, которые начали не только предоставлять свои средства в этот рынок, но и играть на нем (то есть не только продавать, но и покупать на нем). В результате сложилась ситуация, когда множество людей, которые по общепринятым стандартам вообще-то не могли позволить себе покупку домов, получали кредиты на это, а инвесторы, остававшиеся в неведении по поводу степени рискованности своих вложений, просто сидели и ждали, что доходы с их вложений будут исправно к ним поступать.
К 15 сентября 2008 года три вещи, которые были неизбежны, реализовались на практике. Первое — цены на недвижимость упали. Второе — миллионы неквалифицированных покупателей (в смысле непрофессиональных риэлторов), столкнувшись с необходимостью выплат по ипотеке в больших объемах, оказались неплатежеспособными и прекратили выполнять обязательства. Третье — рынки внезапно осознали, что они не имеют представления о том, сколько на самом деле стоят все их активы, связанные с ипотекой. Огромный инвестиционный банк Lehman Brothers, являясь крупнейшим держателем ценных бумаг, так или иначе завязанных на рынок ипотеки, оказался неспособен привлечь даже краткосрочные кредиты под залог этих своих активов, чтобы обеспечить свою текущую деятельность. Государство отказалось его спасать, и банк стал банкротом, так ничего и не заплатив по своим долгам. По рынкам прокатилась паника, в результате которой никто более не осмеливался выдавать какие-либо кредиты, а многие были вынуждены объявить дефолт, то есть отказаться от платежей по собственным обязательствам.
На самом деле ничего нового не случилось. Еще в 1637 году цены на луковицы тюльпанов взлетели до таких высот, что их продажи стали выражаться астрономическими величинами, была даже создана специальная тюльпановая биржа. Все просто сошли с ума, покупая все подряд, и действительно, пока цены шли вверх, очень многие люди сколотили приличные состояния. Существовала такая же твердая уверенность, что цены на луковицы могут только расти. В результате кто-то обогатился, но очень и очень многие оказались у разбитого корыта, когда цены с неизбежностью обвалились. Поэтому-то и можно сказать, что крах на рынке «subprime» [32] — это в какой-то мере дежавю.
Американская история тоже знает аналогичные примеры, причем не столь давние. Ипотечный кризис стал четвертой подобной ситуацией с момента окончания Второй мировой войны, когда активы, которые «никогда не подешевеют», резко падали в цене, провоцируя финансовый кризис. В 1970-е годы многие города и штаты оказались на грани дефолта по своим муниципальным облигациям, потому что общая рецессия привела к уменьшению налоговых сборов. Все были уверены, что правительство будет неизменно выполнять свои обязательства… В 1980-х случился долговой кризис стран третьего мира. Видя, что цены на энергоносители и другие минеральные ресурсы рвутся ввысь, в развивающиеся страны потекла широкая река инвестиций — в основном в государственные и частные компании, разрабатывавшие эти ресурсы. Опять мы видели ту же картину: никто не ожидал потерь, так как цены на природные ресурсы, по всеобщему мнению, могли только расти. А они взяли и упали, и целые страны объявили дефолт. Также в 1980-е годы произошел кризис сбережений и заимствований, после того как банкам было разрешено инвестировать в коммерческую недвижимость, тоже воспринимаемую как безрисковый актив. Когда цены рухнули, вслед за ними отправились и банки.
Федеральное правительство реагировало на такие кризисы каждый раз одинаково: оно печатало деньги для рефинансирования всей системы. Это было болезненно, не слишком эффективно, это увеличивало беспорядок, но тем не менее это как-то работало. Поэтому когда разразился кризис 2008 года, у правительства был готовый образец действий — совместно с Федеральным резервным банком (ФРС). Вообще-то каждый кризис имеет свои особенности, хотя каждый поначалу выглядит апокалиптически. Но в результате накопления опыта предыдущих кризисов был быстро разработан сценарий борьбы с текущими проблемами, который включал в себя и политические и, можно сказать, технические аспекты. Итак, после коллапса банка Lehman Brothers состоялась многосторонняя встреча основных чиновников американского правительства, Федерального резерва и глав крупнейших банков США, на которой была выработана стратегия борьбы с кризисом. Ее достоинством являлось то, что в центр были поставлены финансовые методы, которые мог контролировать ФРС, а политические аспекты должны были оказаться подстроенными под них. Таким образом, все начали в среднем двигаться в одном направлении, хотя движения каждого отдельного игрока во многом носили хаотичный характер.
В Европе были свои проблемы с ипотекой, хотя основные проблемы пришли в Европу в связи с тем, что многие европейские финансовые структуры имели в своих инвестиционных портфелях очень большую долю ценных бумаг, завязанных на американский рынок ипотеки. В отличие от США, у европейцев не оказалось своего сценария борьбы с кризисом — Европейский Союз не располагал опытом решения проблем таких масштабов. Европейский центробанк (ЕЦБ) был основан менее чем за десять лет до рассматриваемых событий, и он должен был выстраивать свою политику в условиях необходимости ее согласования со множеством национальных правительств стран — членов ЕС. Процесс принятия важных решений был медленным и сложным. А политические интересы тех или иных стран могли быть противоположными.