«Горячие» точки. Геополитика, кризис и будущее мира - Фридман Джордж. Страница 45

В состав Евросоюза входили не все европейские государства, и не все страны — члены ЕС использовали евро как свою валюту. В свою очередь, в еврозону входили такие совершенно разные страны, как Германия и Греция. Какое-либо последовательное решение по выходу из кризиса оказалось невозможным, так как общеевропейские органы не имели соответствующих властных полномочий. В этом очень ярко проявились внутренние противоречия Евросоюза. Национальные правительства сохраняли последнее слово при принятии решений; органы Евросоюза контролировали Европейский центробанк, притом что решающее влияние на него имели несколько сильнейших государств. Нежелание стран — членов ЕС отдавать свой суверенитет центральным органам союза привело к тому, что обладавшие реальной властью политические фигуры не были уполномочены говорить от лица всей Европы, и наоборот, те, кто должен был представлять общеевропейские институты и интересы, имели очень мало рычагов реальной власти.

Центром ЕС, своеобразным якорем Евросоюза всегда были отношения между Францией и Германией. Но с некоторого времени это партнерство стало неравным. Германия до сегодняшнего дня является сильнейшей экономикой ЕС, причем, используя спортивную терминологию, за явным преимуществом. А так как Европейский Союз до сих пор по своей сути строился вокруг экономической интеграции, то Германию можно с полным правом считать лидером ЕС. Франция со своей стороны не только значительно уступает Германии в мощи, но и внутри себя достаточно фрагментирована. Поэтому для французов задача «говорить одним голосом» часто представляется затруднительным делом. В результате Германия имеет самый громкий голос в Евросоюзе, но ее канцлер не имеет права говорить от имени всей Европы, а объективные интересы Германии отнюдь не совпадают с интересами остальных европейцев.

Немецкий экспорт в настоящее время составляет 35–40 % от всего ВВП страны. Это огромная величина. Для сравнения, экспорт США меньше 10 % от ВВП, а у Китая — около 30 %. Конечно, есть еще более экспортно ориентированные страны, но размеры их экономик на порядки меньше немецкой. Ни одно государство в мире, обладающее крупным народным хозяйством, не зависит от экспорта в такой степени, как Германия. Получается палка о двух концах: с одной стороны, Германия является чрезвычайно эффективным производителем, а с другой стороны, ее экономическое благополучие в сильнейшей степени зависит от благополучия потребителей ее продукции. Германия производит столько, сколько сама не в состоянии потребить, причем излишки сопоставимы с внутренним потреблением. Если пострадает немецкий экспорт, если внешние клиенты не захотят или не смогут оплачивать немецкие товары, то Германия окажется перед лицом серьезнейшего кризиса. Это — корень всего, что произошло в ЕС; без понимания именно вот этой сути трудно объяснить все текущие европейские проблемы.

Половина всего немецкого экспорта идет в страны Евросоюза, зона свободной торговли которого является залогом процветания Германии. Безотносительно высочайшей эффективности немецкой промышленности без открытости европейских рынков, без отсутствия таможенных тарифов Германия не сможет удерживать текущий объем своей экономики на достигнутом уровне, а это означает неминуемый рост безработицы. Поэтому Германия заинтересована в существовании Европейского Союза более, чем кто бы то ни было. Все остальные страны — члены сообщества зависят от экспорта своих товаров в значительно меньшей степени. Германия, как крупнейшая экономика и одновременно крупнейший кредитор Евросоюза, обладает огромным, даже непропорционально огромным влиянием на политику ЕС. Она во многом формирует монетарную стратегию Европейского центробанка — естественно, в своих интересах; она в значительной степени определяет правила игры на общем рынке, задавая тон в принятии регулятивных актов.

После того как финансовый кризис пришел в Европу, Германия не была настроена на излишнюю поддержку банковской системы. Внутри страны ситуация оставалась под контролем властей, предпринятые меры работали достаточно хорошо. Проблемы были с другими странами союза, избиратели которых не имеют голос при выборах федерального канцлера. Ангеле Меркель в первую очередь необходимо отвечать чаяниям ее электората, тех миллионов немцев, которые не обязаны глубоко разбираться в вопросах, почему их личное благосостояние и их рабочие места зависят от способности остальных европейцев покупать немецкие продукты. С точки зрения обычного бюргера, проблемы остальной Европы проистекали от лени и желания потакать своим слабостям. С точки зрения некоторых продвинутых аналитиков в других странах ЕС, источником этих проблем явилось то, что Германия отстроила европейскую систему, отталкиваясь только от собственных нужд. Вот это противоречие и является главным в современном Евросоюзе, постепенно увеличивая расстояние, отделяющее Германию от остальных европейских стран.

Таким образом, проблемы, как будто бы касающиеся только ипотеки, вызвали кризис суверенных (то есть государственных) долгов. Меры жесткой экономии, предпринятые для стабилизации финансового и банковского рынка, вызвали замедление европейской экономики. Сокращение государственных расходов означало сокращение госслужащих и госзакупок. Это привело к дальнейшему замедлению экономик. Уменьшились налоговые поступления, поэтому некоторые европейские правительства столкнулись с трудностями по выплате своих долгов. Это, в свою очередь, послужило катализатором нового банковского кризиса, так как многие европейские банки имели большой портфель европейских государственных облигаций как абсолютно надежную часть своих активов — как «инвестиции, которые невозможно потерять». Если такие страны, как Греция или Испания, оказываются не в состоянии обслуживать свои долги, то банки — держатели этих долгов оказываются под серьезнейшей угрозой, которая вполне реально ведет к коллапсу всей европейской финансовой системы.

Были возможны три стратегии борьбы с финансовыми проблемами. Первая предполагала, что самые стабильные и богатые страны ЕС, в первую очередь Германия, покроют долги Греции и других южноевропейских должников. Противоположная стратегия заключалась в том, что Греция должна сама вернуть свои долги, максимально сократив государственные расходы. Третий вариант предусматривал, что за все заплатят банки, фактически списав «плохие долги». Это было отвергнуто сразу, поскольку все понимали, что европейские банки не выдержат такого удара и будут просто разрушены, хотя этот путь означал расплату банков за свои собственные ошибки (в оценке рисков). Германия выступала за второй путь, Греция — ожидаемо за первый. Понятно, что в такой ситуации требовалось достичь некоторого компромисса — он и был достигнут. Банки согласились простить Греции некоторый объем долга, другая часть была покрыта из средств Евросоюза, ЕЦБ и Международного валютного фонда (МВФ). В ответ Греция обязалась сократить госрасходы и придерживаться политики жесткой экономии.

Все это выглядело разумным. Однако влияние сокращения госрасходов на экономику Греции оказалось заметно более значительным, чем ожидалось. Как и во многих других европейских странах, в Греции очень многие виды экономической и общественной жизни были завязаны на государство. Например, вся система здравоохранения, некоторые другие совершенно необходимые в повседневной жизни сферы. Врачи, остальной медицинский персонал были государственными служащими. Сокращение госрасходов привело к снижению доходов госслужащих, сокращению рабочих мест в госсекторе экономики, уровень благосостояния греческого среднего класса резко упал.

За несколько лет безработица в Греции достигла 25 %, что выше, чем было в США во времена Великой депрессии. Некоторые наблюдатели считали, что теневой сектор греческой экономики некоторым образом компенсировал трудности, и поэтому дела обстояли не так плохо. С этим можно согласиться до определенного предела, но все равно положение оказалось плачевным. Теневая экономика являлась продолжением всей остальной греческой экономики и также зависела от общей ситуации — бизнесу было плохо и в тени, и «на свету». Скоро оказалось, что ситуация стала еще хуже, чем выглядела вначале. Множество госслужащих, которые все еще числились как работающие, на самом деле стали получать в разы меньшие зарплаты, чем до кризиса, — выплаты были урезаны во многих случаях на две трети.