Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования - Цымбурский Вадим Леонидович. Страница 22
Дагестанские бои 1999 года, являющиеся для нас не больше и не меньше чем войной за доступ к Каспию, принадлежат к цепи событий, в которых определится – быть ли Великому Лимитрофу «миром междумирий», пространством, разделяющим и связующим выходящие на него цивилизации, или он окажется внутри себя сцеплен принесенной стратегической связью, которая противопоставит его этим цивилизациям и замкнет его в качестве агента прямо на евроатлантический униполь. Дагестан-99 – часть той жестокой схватки на Великом Лимитрофе, где на самом деле противостоят альтернативы для миропорядка, зависшего между моно– и многополярностью. Если говорить об исламе, то в этой борьбе различные группы мусульман окажутся по разные стороны: в основном разделительная линия пройдет между суннизмом и иранским шиизмом, но делимитация ни в коем случае не абсолютна. Тюрки-шииты Азербайджана – в основном на стороне униполя, а в Дагестане черта (неведомо для сражающихся) идет внутри суннизма: между ваххабизмом и «народным исламом».
Что делать России при таком раскладе? Сообразно с используемым масштабом стратегической карты ответ можно сформулировать дифференцированно для трех разных уровней игры.
На уровне Дагестана. После отражения чеченской агрессии должен быть сделан упор на систематическое уничтожение ваххабитских банд в самой Чечне без «увязания» российских сухопутных войск на ее территории.
В возрождение хозяйства Дагестана должен быть встроен ряд решений, прочно привязывающих этот регион к России [6]. Хотелось бы обратить внимание на то, что сейчас Азербайджан с его политикой, часто противоречащей российским интересам, является держателем Бакинского аэропорта, служащего важнейшим транзитным пунктом для хаджа российских мусульман. Следует поставить задачу в ближайшие годы, дооборудовав, выдвинуть на роль такого пункта Махачкалинский аэропорт, резко подняв его значение для экономики республики. Вместе с тем важнейший узел, связующий российское мусульманство с его второй «основной землей» – ближневосточным миром, – смещался бы в область Великого Лимитрофа, не только подвластную России, но и обнаружившую свою приверженность к ней.
Другой пример. В прессе отмечалось, что автодорожная транспортировка местными шоферами азербайджанских фруктов в Россию через Дагестан служит обычным прикрытием для доставки оружия в Чечню. В принципе можно перекрыть этот наземный транзит и завозить фрукты, например, по воде средствами Астраханской флотилии. Однако важно то, что большинство видов экспортируемых фруктов могли бы выращиваться в хозяйствах самого Дагестана – и дагестанские шоферы развозили бы по России фрукты из своей собственной республики.
Можно назвать немало подобных мер, которые обогащали бы Дагестан и вместе с тем геоэкономически упрочивали российское присутствие на Каспии.
В масштабе Кавказа Россия должна иметь авторитетных агентов влияния как в малых «империях», так и среди всех сил, противостоящих этим «империям» и стремящихся к их разрушению (что уже едва не было достигнуто в первой половине 1990-х). Ни при каких обстоятельствах Россия не имеет права предавать этих людей, как она поступила с С. Гусейновым. Она обязана постараться убедить руководства Баку и Тбилиси в том, что только внимание к российским интересам может служить гарантией от нового возвращения к хаосу 1992–1994 годов, который, в крайнем случае, тоже может стать вариантом перекрытия пути НАТО в хартленд. И, наконец, до урегулирования абхазского вопроса Россия ради спокойствия своего Северо-Западного Кавказа не может уходить из Абхазии.
Наконец, в масштабе евроазиатского Великого Лимитрофа Россия не вправе спокойно смотреть на то, как евроатлантистские силовые структуры возьмут под свою руку его кавказский и центрально-азиатский сектора, опираясь на межцивилизационные малые «империи» (Турцию, Грузию, Азербайджан, Узбекистан), а также манипулируя исламизмом как средством разрыхления иноцивилизационных центров мощи. Сейчас она обязана идти на сближение с Китаем и Ираном. В создающихся условиях трем державам необходимо согласовать свои позиции по режиму безопасности в центральноазиатском и околокаспийском пространстве. В частности, России следует твердо поддержать мнение Ирана о недопустимости появления евроатлантистских или турецких баз в Закавказье. Очень важно, чтобы основные пункты соглашения трех держав нашли понимание и получили поддержку со стороны центральноазиатских республик – участниц бишкекской встречи 1999 года, и прежде всего – со стороны Казахстана, а также были восприняты руководством законно отстаивающей свой нейтралитет Туркмении, земли которой, так же как и казахские, отрезают Узбекистан от Каспия. На Кавказе к соглашению могла бы присоединиться Армения, получив российские и иранские гарантии безопасности. Собственно, речь бы шла о стратегической схеме «Челюстей», охватывающих тремя цивилизационными центрами силы околокаспийские области Великого Лимитрофа, – «Челюстей», между которыми оказалась бы четвертая сила, если бы она попыталась внедриться в эти области по Лимитрофу с запада.
Вопреки мнению таких отечественных геополитиков-эксцентриков, как А. Г. Дугин или А. В. Митрофанов, соглашение России с азиатскими державами не может быть направлено на претенциозные и расплывчатые глобальные цели вроде обеспечения мирового противовеса «атлантизму». Цели такого уровня не способны стать надежным основанием для сближения и взаимопонимания. Очевидно, что любая из сторон легко пожертвует подобными декларациями – а точнее, попросту молчаливо обойдет их ради тех выгод, которые может принести сотрудничество с «атлантистскими» странами в конкретных вопросах. Речь между Россией, Ираном и Китаем должна идти о международном порядке в регионе, ситуация в котором имеет жизненное значение для всех трех стран – ведь каждая из них должна быть уверена в том, что над ней не нависнет угроза со стороны Центральной Азии. А для первых двух из них не меньшее значение имеет и подступ с запада к Каспию – Кавказу. Бжезинский смеется над подобным «союзом бедняков» и надеется, что Запад сумеет разобщить своих потенциальных противников, столкнув их интересы. Это было бы правдой, если бы США действовали по совету Бжезинского – науськивая римленд на глубинку материка. Но Великий Лимитроф представляет для Евро-Атлантики слишком большой стратегический соблазн прямого прорыва в хартленд. И здесь три восточных центра должны будут соединиться в единые «Челюсти» просто ради своего выживания.
В иных регионах мира их интересы могут существенно разниться просто в силу различного географического положения этих стран. Но очевидно, что очерченное соглашение способно было бы обеспечить Китаю прочный тыл в его тихоокеанской игре, Ирану – в его ближневосточных делах, а России – в ее восточноевропейских хлопотах. Кроме того, думается, такое стратегическое соглашение должно быть поддержано масштабным геоэкономическим, прежде всего транспортным, сотрудничеством. К нему побуждает намечающаяся транспортная олигополия этих трех держав, в руках которых, скорее всего, окажутся в начале XXI века важнейшие трансконтинентальные товарные потоки по железным дорогам со стороны Тихого и Индийского океанов в Западную Евро-Азию.
Что касается Узбекистана, то Россия и Иран обязаны сделать все возможное, дабы эта сильная республика не воспринимала их исключительно как своих противников. Они должны быть открытыми для разных форм хозяйственного партнерства с Ташкентом. Кроме того, его с ними сближает – во многом разделяемое и Китаем – неприятие вариантов, связанных с пакистано-пуштунским Большим Пространством и присоединением к нему части «новой» Центральной Азии. Высказанная как-то И. Каримовым смелая мысль о возможности для Узбекистана расширить свое влияние на Среднем Востоке по «пути Бабура» – на маршрутах, ведущих к Индийскому океану, – способна представлять интерес и для Ирана, и для России перспективами континентального соприкосновения «новой» Центральной Азии с Индией.