Содержательное единство 2001-2006 - Кургинян Сергей Ервандович. Страница 53
Десятое. Россия все равно продолжит борьбу. Отказ тех или иных лидеров от борьбы ровно ничего не значит постольку, поскольку для России отсутствие борьбы означает смерть. Как бы слаба Россия ни была – она не согласится на смерть сразу и без попыток выжить. А значит, борьба не кончится.
Одиннадцатое. Дантон когда-то сказал: "Нет ничего хуже, чем отказ от борьбы, когда борьба необходима".
Двенадцатое. Борьба сегодня необходима, как никогда.
Тринадцатое. Эта борьба невозможна без радикального перевооружения.
Четырнадцатое. Раз так, то перевооружение будет произведено.
23.09.2004 : После Беслана
Что делать со страной и что в ней реально происходит? Внутренняя сдержанность диктует мне и стиль, и форму изложения происходящего, и она связана совсем не с тем, что вокруг, благоговея, кричат какие-то отдельные авторитеты. Дело совершенно в другом – страна действительно дышит на ладан. А вы ощущаете, как вдруг всё стало дышать на ладан?
Может быть, очень высокостатусная публика этого не ощущает до конца. Иногда бывает впечатление, что достаточно человеку появиться "там" (синдром "за зубцами"), в некоей специальное зоне, особенно кремлевской, чтобы для него реальность вдруг перестала существовать. А реальным стало другое, узкое, локальное, никак или почти никак не связанное с жизнью страны.
Но каждый, кто в какой-то степени сохраняет контакт с другими уровнями происходящего, понимает: после бесланского толчка всё "посыпалось" очень быстро. И моя тревога вызвана, во-первых, тем, что это осыпание может иметь далеко не локальный характер и касаться не отдельных кабинетов и коридоров, а зон с гораздо большим радиусом. И, во-вторых, она вызвана тем, что совершенно неизвестно, что произойдет в результате колебаний собственно государственной системы.
Всё это вынуждает меня проявлять предельную сдержанность в жанре, стиле, избегать ярких и хлестких слов. Но не говорить об этом событии тоже нельзя, хотя некое единство содержания и интонации должно быть соблюдено. Это первое.
Второе в значительной степени вытекает из первого и расширяет его. Оказавшись за рубежом (об этом я обязательно отчитаюсь) и имея возможность наблюдать реакцию сотен и сотен людей одновременно, я вдруг понял, что некоторые наши типы реакций и реакции вокруг, в мире – совершенно разные. Вся логика внешних реакций, поведения, оценки происходящего – не те, которые существуют и в российских газетах, и в российском истеблишменте.
Эта оценка со стороны будет, конечно, важнейшим слагаемым, она будет иметь гораздо большее значение, к сожалению моему, чем завоевание новых этажей мышления членами партии "Единая Россия" или какими-нибудь другими, столь же массивными и почтенными, политическими силами нашего общества.
Однажды я выхожу из какого-то высокостатусного объекта, а шофер ждет меня в машине. Шофер что-то слушает и хочет, когда я сажусь, выключить радио. Я же говорю: "Не надо, мне интересно!", и далее слушаю безумно длинное интервью руководителя новой коммунистической партии ВКП(б) радио "Свобода". Мне нужно было доехать до загородного дома, да еще пробки… Я всё слушаю и слушаю. Все слова приличные, все позиции вменяемые, интонация солидная, не очень напряженная, но и не беспомощная. На протяжении моей 55-минутной поездки радио "Свобода" в очень комплиментарном стиле интервьюировало главу новой коммунистической партии.
Поскольку я с какого-то момента всё понял про диалектический материализм, теорию спирали и всё остальное, то я доехал и пошел домой, а интервью продолжалось.
Дураков нет, и все понимают, что у радио "Свобода" есть широкий спектр интонаций, способов подачи материала (а также замалчивания материала), и что радио "Свобода" не является коммунистической организацией, крайне заинтересованной в том, чтобы идеология коммунизма была подробно обсуждена с новыми представителями новых субнаправлений в рамках любимого ею мейнстрима.
Речь идет о чем-то другом. Когда вам выдается 55 минут важнейшего медиа-ресурса – значит, вы очень нужны силе, которая его выдает. Это совсем не означает, что выступающее лицо – агент мирового империализма, и что данное лицо не должно использовать шанс выступить на радио "Свобода". Это означает, что есть люди, в руках которых находятся реальные ресурсы и позиции, а также люди, которые начинают крупную игру.
Причем далеко не всегда те люди, которые имеют в руках позиции и ресурсы, сами инициируют начало каких бы то ни было игр. Более того, наличие властных возможностей нередко означает, что люди могут неадекватно оценивать, что находится в их руках. Например, если министр внутренних дел, директор ФСБ, министр обороны находятся в высочайшем кабинете и готовы выполнять приказы, – значит ли это, что в руках высшей власти армия, ФСБ и так далее? Нет, не значит. Всем здесь сидящим понятно, что это не так.
Тем не менее, я не исключаю, что какой-то синдром высокопоставленного мышления говорит: "Ну, здесь же сидят три начальника ведомства. Когда они вызывают своих подчиненных, те трепещут? Трепещут. Всё исполняют? Исполняют. Ведомства у нас? У нас! Вперед! Ресурс наш". Это совершенно не так.
Всё время возникает ощущение, что попытка использовать эти ресурсы сталкивается с вопросом, до какой степени и в чьих руках реально находятся подлинные, а не виртуальные потенциалы для будущей игры, "означаемые", а не "означающие". В условиях всеобщего пиаровского безумия все уже путают форму с содержанием. "У меня в погонах столько-то звезд, значит, я сейчас скажу – все всё сделают". Скорее всего, никто ничего не сделает!
Давний трагический вопрос, который я задавал – не как руководитель отдела расследований "Новой газеты", и не как криминолог, и не как любитель покопаться в грязном белье, а как специалист по социальным системам, – заключается в том, что, конечно, есть "оборотни в погонах" в чинах подполковников (я снова подчеркиваю: говорю это не с позиций криминолога или публициста, я говорю в Клубе), но дело не в этом.
Вопрос реального управления заключается в том, отстегивает ли подполковник полковнику (слово "отстегивает" здесь все знают, поскольку это часть нынешнего языка), делится ли "оборотень" получаемой взяткой и отстегивает ли полковник генерал-лейтененту, а тот – генерал-полковнику и так далее.
Я предлагаю вашему рассмотрению простейшую логическую схему: либо отстегивают, либо нет. Согласны, что это аристотелевская проблема? Это двузначная логика: он либо отстегивает, либо нет. А теперь я хочу у вас спросить: что страшнее?
Рассмотрим обе модели.
Предположим, что он отстегивает, – тогда мы имеем дело с некоей коррупционной вертикалью, и мы еще раз должны признать, что вертикаль власти – это вертикаль взятки.
Предположим, что он не отстегивает и где-то данная вертикаль прерывается. Но тогда он отстегивает вбок, потому что как-то он обязательно делится. И тогда мы имеем дело с существованием двух параллельных систем, которые сбоку контролируются одними структурами, а сверху – другими. Согласны?
Если иерархия коррупции где-то прервана, – прервана живая нить управления системами, потому что другой, увы, нет. И тогда всё, что находится выше, не управляет живыми, реальными процессами. Если же оно ими управляет, – то только на этой основе, потому что другой основы нет "по определению".
Я очень боюсь, что "там", наверху, действительно существуют разрывы, лакуны, несостыковки. Когда один из руководителей Министерства внутренних дел пришел на свою должность, он все лакуны и несостыковки снял, и образовалась тотальная система, которая действовала. Я это не к тому говорю, чтобы его осудить (я даже имени не называю), а к тому, что данный человек взял всё под контроль: "Ничего без меня, и такса известна". Может быть, ему лишь казалось, что всё известно, но он именно это пытался построить. Все говорили, как это ужасно. И это во многом действительно было ужасно.