Содержательное единство 2001-2006 - Кургинян Сергей Ервандович. Страница 54

Но если взятка останавливается на замах или на начальниках управлений, а выше не идет, – это значит, что выше сидят люди, которые вообще ничего не понимают в происходящем – ни в логике, ни в системе. Они тогда не управляют, а сидят и изображают собой означающее без означаемого, форму без содержания.

Более того, если свести все наши процессы к очень простым общим знаменателям (я сейчас начну заниматься более серьезными вещами, но это я тоже должен сказать) и все-таки разобраться, что имеется в виду под "чекизмом" в нашей ситуации – кто такие чекисты, или силовики, – то мы увидим следующее.

В пределах этих систем были три главных фракции. Одна фракция: люди, которые просто работали, хоть в КГБ, хоть в стройтресте. Там пристраивались "сынки", делались карьеры, работали "служебные отношения"… в общем, такая вот бюрократическая часть.

Вторая часть была – "люди служения". Люди приходили для того, чтобы служить, сражаться, воевать, отстаивать некую справедливость, свой строй, систему. Их было довольно много.

И третья часть была различными вариантами военно-криминальной или спецслужбистско-криминальной элиты. Я никакое ведомство не хочу обижать, поэтому скажу, что это было везде, хоть (или, как говорил Григорий Мелехов, "хучь") – "хучь" в МВД, "хучь" в армии, "хучь" где. Есть такая патетика, что, мол, КГБ было наименее коррумпированным… КГБ, я думаю, было несколько иначе коррумпировано, чем милиция, но не менее и не более.

Меня спросят, а откуда я это знаю и почему я об этом говорю? Что, я копаюсь в кадровых делах, мне поступают материалы из службы собственной безопасности? Нет, я ничего этого не делаю, я просто смотрю телевизор и по разным причинам обладаю каким-то опытом и навыком производства социальных моделей из фактур.

Иногда я смотрю телевизор, потому что мне хочется (это бывает крайне редко), иногда по профессиональной обязанности – я ведь должен следить за событиями в Беслане (это бывает чаще, но тоже не всегда). А иногда я смотрю телевизор по совершенно побочным и посторонним причинам.

Например, я приезжаю на обсуждение каких-то коммерческих или партнерско-деловых вопросов, а там включен телевизор на полную громкость (есть такая субкультура). Я, присутствуя при дискуссии, вынужден считаться с такой нормой, хотя не могу обсуждать серьезные вопросы при громко включенном телевизоре. Но – куда денешься: не будешь же, приходя в гости, говорить: "Выключите телевизор!"

Есть у нас люди, которые любят слушать передачу "Тайны разведки". И в очередной "Тайне разведки" (я могу вам её показать, если вам будет интересно, потому что, с моей точки зрения, это интересней, чем любой фильм) было рассказано, как именно разведка (это называлось "медовые ловушки") через женщин, адюльтеры и более грязные вещи вербовала агентуру. Описывалось, как именно этим занимался Грибанов, начальник Второго главка, в эпоху, весьма далекую от нас. И как именно всё это было устроено.

Если кто-то считает, что я это осуждаю или считаю, что это всё – ужас и кошмар, и так быть не должно, и все вербуемые должны быть только членами Коминтерна и полностью разделять идею, то, наверное, это люди, которые меня мало знают. Это одна из грязных и нелицеприятных страниц в жизни любого государства. Все так делают.

Другое дело, что в этом есть интересный культурологический результат. Ибо Центральное телевидение в 2004 году с патетикой и восторгом сообщает, что балерины Большого театра, а также актрисы других театров, которые были по совместительству штатными сотрудницами КГБ и которых вызывали для такой работы, в случае успеха получали новые звания и роли, и что это было важной составляющей в их продвижении по творческой лестнице. Я ни одного слова здесь не добавляю. Меня потрясли не слова, а интонация: "Но вы же понимаете, что эти люди решали сложнейшие государственные задачи!".

Можете представить себе такую передачу, предположим 10 лет назад, в этой же интонации? Интонация сменилась с точностью до наоборот. Раньше говорилось: "Мы знаем: это всё – агентессы, это всё – шваль!" Теперь иначе: "Но вы же понимаете, что эти женщины выполняли сложнейшую государственную работу!".

Я это понимаю. И не могу сказать, что подобные каналы вертикальной мобильности вызывают во мне восторг или, наоборот, что-то вроде возмущения. Но в конкретном случае данной "медовой ловушки" речь шла о том, как завербовали одного высокопоставленного француза за счет заманивания его в некий гомосексуальный очаг.

Хочу объяснить, где для меня начинается социология. Это культурологическое наблюдение: как в обществе исчезла всякая моральная оценка, а иногда сменилась на обратную. За что боролись-то, ради чего эти 10 лет всё так низвергали, – чтобы потом так говорить по телевизору? Ради чего нужно было так долго обсуждать, насколько несвободно советское общество? Чтобы потом крайне свободные люди сказали, что Путин – это всё наше конструктивное сегодня, завтра и всегда, и больше ничего другого нет?

Я не отношусь к Путину ни плохо, ни хорошо, я просто не понимаю: зачем это, это что такое? Синдром того, о чем 10 лет назад говорилось: "Вот он – совок!".

Да в этом совке было в 50 раз больше внутреннего достоинства, независимости, способности послать начальство "на три буквы", определить свою четкую позицию и т.д. Я понимаю, что этого было недостаточно, что были парткомы и всё прочее, не хочу идеализировать то, что было. Но то, что происходит сегодня, – это десятикратно ухудшенное то, что было тогда. А новая, творчески независимая молодежь – худшая копия того, что называлось "лизать"…

Такая интонация омерзительна: как, мол, это было замечательно, и как мы все понимаем, что это так и должно быть, и что балерины должны получать лучшие роли только поэтому, и что звания народных артистов должно присуждаться только потому. Но я даже не об этой отвратительной интонации сейчас говорю. Всякое государство так делает, это одна из слагаемых в данном типе деятельности и жизни. Есть грязные слагаемые, в том числе палачи, допросы с пристрастием, – всюду это есть, так устроено общество.

Однако социология начинается не здесь. ЦРУ в Лас-Вегасе или где-нибудь еще – тоже вербует, и французская спецслужба – вербует, и вербуют, прежде всего, на грязных вещах, а на чем еще? 90% вербовок есть грязь, идеологическое сотрудничество достаточно редко.

Но вы понимаете, в чем разница? Лас-Вегас – часть обычной буржуазной жизни. Злачная часть. А это – советское пуританское общество, для которого всё буржуазное – "город желтого дьявола". Какие игорные дома, какие притоны? Гомосексуализм – это статья УК, за него что было? 10 лет тюрьмы!

И вот в таком обществе посреди Москвы надо было разместить злачный притон, который будет работать. Он же не для одного посла должен работать! Вы понимаете, все-таки детей здесь нет, что его нельзя собрать из случайных элементов, изъятых из лагерей – по случаю одного посла. Притон должен функционировать непрерывно, и функционировать в нишах общества, которое построено по другим основаниям. Он же не может в него быть органически вписан – значит, он должен быть вписан параллельным образом. Согласны?

И не только притон, игорный дом тоже должен быть вписан параллельным образом. И какие-то более приближенные к норме, прошу прощения, места легкого поведения должны быть вписаны. И каждому милиционеру, который туда "припрется" и начнет спрашивать, что за безобразие здесь происходит, – нужно совать ксиву и говорить: "Отвали!".

Хорошо, это построено и функционирует, и уже в 60-е годы – две Москвы. В одной Москве – "Волгу" иметь и то страшно (откуда, мол, деньги), а в другой – Виктор Луи или кто-нибудь еще ездит на "Порше". И всё это сосуществует рядом.

Пришли 80-е годы. Я для примера привожу наиболее яркие случаи. Итак, 80-е годы. Возникает вопрос: что, советское общество состояло из идиотов, которые не понимали, что жить надо свободной сексуальной жизнью? "Женщина, есть ли у вас мужчина по вызову?" – "Нет!" – "Вы больны или неполноценны! Вам сейчас психиатр объяснит". Выходит г-н Кон, или товарищ Кон, или другие, и объясняют, что это была больная, ущербная жизнь, и надо в этой сексуальной сфере всё в нашей стране заново создавать.