Собрание сочинений. Том 6 - Маркс Карл Генрих. Страница 105

Г-н Якоби знает это, вероятно, не хуже нас. Правые депутаты также знают, что Якоби это знает; к чему же тогда вся эта вздорная болтовня о почве законности, тем более, что берется под сомнение почва законности разогнанного собрания!

Г-н Шерер, адвокат и депутат от Дюссельдорфа и Эльберфельда, невероятно возмущен проектом адреса, предложенным Д'Эстером. Он считает, что за депутацией, которая вручит королю этот адрес, «должно последовать вооруженное восстание». Те люди, г-н Шерер, за действиями которых следует вооруженное восстание, разговаривают с королями совершенно иным языком!

Этот проект «бросает в страну факел». Но г-н Шерер уверен, что «факел не вызовет пожара, а лишь причинит вред тем, кто его несет».

Невозможно выразиться яснее. Г-н Шерер дает левым благожелательный совет взять проект обратно, в противном случае они в одно прекрасное утро окажутся под арестом, несмотря на депутатскую неприкосновенность. Весьма человеколюбивый совет, г-н Шерер!

Теперь на трибуну поднимается г-н Вальдек. Он нисколько не изменился; он — левый, но ни на йоту не левее, чем это допустимо при желании оставаться приемлемым. Г-н Вальдек начинает свое выступление выражением досады по поводу постоянного стремления правых возложить на него ответственность за злосчастный спор о ноябрьском государственном перевороте. Г-н Вальдек и «его партия» ведь «достаточно ясно высказались относительно того, что этот спор из-за принципов вообще не следовало поднимать». По его мнению, «собрание единодушно» (это очень плохо!) «в вопросе о том, как следует поступить с конституцией» — ее надо пересмотреть. Г-н Вальдек снова разъясняет, почему он считает спор из-за принципов излишним, и еще раз взывает к лучшим чувствам правых: «разве вы не можете на время оставить этот вопрос открытым… Ваши взгляды при этом совершенно не пострадают; пощадите же и взгляды других!»

Достойное обращение бывшего депутата разогнанного «народного представительства» к тому самому большинству, которое радостно потирает руки при воспоминании об удавшемся разгоне Национального собрания!

«Пощадите же и взгляды других!» Великий муж умоляет о пощаде!

Но когда выработка конституции будет закончена, тогда, «надеется» министр будущего, «тогда это собрание, благодаря парламентской деятельности, действительно поднимется на такую высоту, которая необходима для того, чтобы полностью осознать последствия подобного заявления» (о законности конституции)!

В самом деле! Наши новоиспеченные рыцари парламентской трибуны, имеющие лишь семимесячную парламентскую практику, разыгрывают столь многоопытных и мудрых парламентариев, как будто они по 50 лет сидели на скамьях церкви св. Стефана или участвовали в заседаниях всех парижских палат, начиная с «бесподобной палаты» 1815 г. до «бесподобной палаты» 24 февраля!^[288]

Но что верно, то верно. Наши рыцари парламентской трибуны за свою короткую карьеру до такой степени нахватались парламентского самодовольства и так растеряли всю революционную энергию — si jamais il у en avait {если только они когда-нибудь ею обладали. Ред.}, — как будто они состарились в парламентских дебатах.

После Вальдека свое ораторское искусство демонстрирует некогда его превосходительство, некогда всесильный г-н фон Бодельшвинг.

Подобно г-ну Мантёйфелю, его бывший начальник также стал сторонником конституционной монархии «по приказу его величества». Очень забавно слушать, как последний премьер абсолютной монархии защищает конституционную монархию.

Г-н Бодельшвинг до февральской революции считался лучшим оратором тогдашнего министерства. На заседаниях Соединенного ландтага он выступал удачнее других. Но когда читаешь его теперешнюю речь, то даже с его собственной точки зрения можно прийти в ужас от нелепого и вздорного характера этого странного выступления. Г-н Бодельшвинг стал конституционалистом по приказу; но кроме этого названия он — неизвестно, по приказу или без приказа — решительно ни в чем не изменился. Он оправдывается тем, что жил «в деревенском уединении»; но на самом деле можно подумать, что он позволил похоронить себя на целый год.

Он признается, что в высшей степени невинный проект адреса, предложенный левыми, «исчерпывающим образом разъяснил ему их взгляды во всем их объеме, о чем он до своего появления в палате не имел ровно никакого понятия».

Quel bonhomme! {Какой простак! Ред.} Когда г-н Бодельшвинг управлял Пруссией, видимо, его многочисленные шпионы за наши деньги так плохо его информировали, что он готов теперь допустить, будто подобные явления с тех пор внезапно выросли из-под земли!

Левые заявили, что они находятся в палате не на основе октроированной военно-полевой, хартии, а на основе всеобщего избирательного права. Что же отвечает на это г-н Бодельшвинг?

«Если мы считаем, что наши мандаты проистекают от всеобщего избирательного права, то все формальности» (проверки полномочий) «совершенно излишни. Нам достаточно только выйти на рыночную площадь и сказать: выбирайте меня! Я не знаю, сколько частичек всеобщего избирательного права требуется, по вашему мнению, для того, чтобы получить право входа в эту палату. Берите, сколько вам угодно; таким образом вы легко соберете достаточное количество голосов; в случае признания такого права помещение этой палаты вскоре было бы настолько заполнено, что для нас не осталось бы места; по крайней мере, я, со своей стороны, отказался бы в таком случае от мандата, и чем скорее, тем лучше».

Нас не удивило бы, если бы какой-нибудь вестфальский крестьянин или г-н Бодельшвинг в бытность свою министром высказался столь глубокомысленно относительно всеобщего избирательного права. Приведенное место его выступления представляет интерес в том отношении, что показывает, как можно быть прусским премьером и управлять всей вышколенной бюрократией, «не имея ровно никакого понятия» о самых важных вопросах европейского значения. Но после того как во Франции всеобщее избирательное право было осуществлено дважды, после того как то, что левые называют всеобщим избирательным правом, было осуществлено в Пруссии дважды и в результате самому г-ну Бодельшвингу было даже октроировано место в палате, — после всего этого пускаться в такие несусветные фантастические рассуждения о всеобщем избирательном праве может только допотопный прусский министр! Впрочем, не следует забывать, что г-н Боделыпвинг был похоронен и что он лишь недавно воскрес, чтобы «по приказу его величества» войти в палату!

Далее г-н Боделыпвинг говорит:

«Хотя мы никоим образом не разделяем того взгляда, что эта конституция вступит в силу только после ее пересмотра, мы все же абсолютно уверены, что корона не откажется удовлетворить пожелания (!)… палаты… мы сознаем, что нам незачем спорить с правительством и затевать тяжбу, как если бы мы были врагами; напротив, мы убеждены, что имеем дело с королевской властью, которая, подобно нам, заботится только о благе отечества… в добрые и тяжкие времена нам следует быть тесно связанными с нашими государями… принципы благочестия, уважения к закону, духа общности и т. д.»

Г-н Бодельшвинг вообразил, что он выступает еще в Соединенном ландтаге. Как прежде, так и теперь, он стоит на почве доверия. Но этот человек прав! Благодаря тому, что левые называют всеобщим избирательным правом, да еще с помощью параграфов о самостоятельности, косвенных выборов и махинаций Мантёйфеля, создана такая палата, которой вовсе не зазорно называться: высокий Соединенный ландтаг.

После незначительного выступления депутата Шульце-Делича слово получает некогда его превосходительство г-н граф Арним. В отличие от г-на Бодельшвинга г-н Арним последний год не проспал. Он знает, чего хочет.

Ясно, говорит он, почему мы должны немедленно признать всю конституцию в целом.

«Разве мы можем быть абсолютно уверены в том, что деятельность по пересмотру конституции приведет к какому-либо результату? А вдруг нет? Что будет считаться тогда основным законом? Значит, именно потому, что мы находимся в положении, при котором соглашение между тремя сторонами относительно подлежащих пересмотру пунктов конституции сомнительно, именно поэтому нам важно, чтобы и на этот случай народ получил конституцию».