Собрание сочинений. Том 6 - Маркс Карл Генрих. Страница 107

От маневренности пьемонтцев и военного энтузиазма ломбардцев будет зависеть, осуществят ли австрийцы это отступление без потерь и удастся ли им надолго задержать пьемонтцев. Ведь южные склоны Альп, т. е. Комо, Бриенца, Бергамские Альпы, Вельтлин (Вальтеллина) и Брешианская область, теперь уже большей частью оставленные австрийцами, в высшей степени приспособлены для национальной партизанской войны. Сконцентрированные на равнине австрийцы должны оставить горы. Начав быстрое наступление легко вооруженными войсками, пьемонтцы могут здесь, на правом фланге австрийцев, в короткий срок организовать партизанские отряды, которые будут угрожать фланговым частям австрийцев и, в случае поражения одного из корпусов, поставят под угрозу отступление австрийских войск, перережут их коммуникации и распространят восстание до самых Тридентинских Альп. Гарибальди был бы здесь на месте. Но ему и в голову не придет еще раз пойти на службу к изменнику Карлу-Альберту^[291].

Тосканско-римская армия, поддерживаемая Ла Марморой, должна будет занять линию По от Пиаченцы до Феррары, по возможности быстро форсировать По, а потом и Эч, отрезать Радецкого от австрийско-венецианского корпуса и оперировать на его левом фланге, а возможно и в тылу у него. Однако вряд ли эта армия подоспеет настолько быстро, чтобы оказать влияние на начало военных действий.

Но самым решающим из всех этих факторов является поведение пьемонтцев. Армия у них хорошая и воинственная; но если она опять будет предана, как в прошлом году, она непременно будет разбита. Ломбардцы требуют оружия, чтобы бороться против своих угнетателей; но если опять, как в прошлом году, нерешительное буржуазное правительство парализует восстание масс, то Радецкий сможет еще раз вступить в Милан.

Против измены и трусости правительства имеется только одно средство: революция. И возможно, что понадобится именно новая измена Карла-Альберта, новое вероломство ломбардского дворянства и буржуазии, чтобы довести до конца итальянскую революцию и одновременно с ней — войну Италии за свою независимость. Но тогда горе изменникам!

Написано Ф. Энгельсом 27 марта 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

ПОРАЖЕНИЕ ПЬЕМОНТЦЕВ

Кёльн, 30 марта. Предательство Раморино принесло свои плоды. Пьемонтская армия совершенно разбита под Новарой и отброшена к Боргоманеро, к подножью Альп. Австрийцы заняли Новару, Верчелли и Трино, и им открыт путь на Турин.

До сих пор еще нет более подробных сведений. Но одно несомненно: без Раморино, давшего австрийцам возможность вклиниться между различными пьемонтскими дивизиями и изолировать часть из них, победа австрийцев была бы невозможна.

Что Карл-Альберт тоже совершил предательство, в этом не может быть сомнений. Но совершил ли он его только через посредство Раморино или еще как-либо — об этом мы узнаем лишь впоследствии.

Раморино — это тот самый авантюрист, который, после более чем сомнительной карьеры во время польской войны 1830–1831 гг., в 1834 г., во время Савойского похода^[292], исчез со всей военной казной как раз в тот самый день, когда дело приняло серьезный оборот, а позже, в Лондоне, составил для экс-герцога Брауншвейгского за 1200 фунтов стерлингов план завоевания Германии.

Сам по себе факт, что подобный аферист мог получить такой пост, доказывает, что Карл-Альберт, который больше боится республиканцев Генуи и Турина, нежели австрийцев, уже с самого начала задумал предательство.

Что после этого поражения ожидают революции и провозглашения республики в Турине, — видно из того, что такой поворот событий хотят предотвратить отречением Карла-Альберта от престола в пользу его старшего сына.

Поражение пьемонтцев имеет большее значение, чем все немецкие императорские фарсы, вместе взятые. Это — поражение всей итальянской революции. После победы над Пьемонтом — очередь за Римом и Флоренцией.

Но если только все признаки не обманывают, то именно это поражение итальянской революции явится сигналом к взрыву европейской революции. Французский народ видит, что по мере того как собственная контрреволюция внутри страны все больше и больше порабощает его, вооруженная иностранная контрреволюция всо ближе подступает к его границам. Июньской победе и диктатуре Кавеньяка в Париже соответствовало победоносное наступление Радецкого вплоть до Минчо; избранию в президенты Бонапарта, министерству Барро и закону о клубах^[293] соответствуют победа при Новаре и продвижение австрийцев к Альпам. Париж созрел для новой революции. Савойя, которая уже в течение года подготовляет свое отложение от Пьемонта и присоединение к Франции, которая противилась участию в войне, — Савойя пожелает броситься в объятия Франции; Барро и Бонапарт должны будут ее отвергнуть. Генуя, а быть может, и Турин, если не будет уже слишком поздно, провозгласят республику и обратятся за помощью к Франции, а Одилон Барро с важностью ответит им, что он сумеет оградить целостность сардинской территории.

Но если министерство не желает этого знать, то парижский народ отлично знает, что Франция не должна терпеть австрийцев в Турине и Генуе. И парижский народ их там не потерпит. Он ответит итальянцам победоносным восстанием, и французская армия, единственная армия в Европе, не бывшая с 24 февраля^[294] на поле битвы, примкнет к нему.

Французская армия горит нетерпением перейти Альпы и померяться силами с австрийцами. Не в ее обычае выступать против революции, которая сулит ей новую славу и новые лавры, которая выступает под знаменем борьбы против коалиции. Французская армия — это не то, что «Моя доблестная армия».

Поражение итальянцев вызывает чувство горечи. Ни один народ, кроме поляков, не был так унижен и угнетен своими более сильными соседями, ни один не сделал столько отважных усилий, чтобы сбросить давившее его иго. И каждый раз этот несчастный народ принужден покоряться своим угнетателям. Единственный результат всех усилий, всей борьбы — новые поражения! Но если нынешнее поражение будет иметь своим последствием революцию в Париже и вызовет европейскую войну, предвестники которой видны повсюду; если это поражение послужит толчком к новому движению на всем континенте — движению, которое будет носить совсем иной характер, нежели прошлогоднее, — тогда даже у итальянцев будет основание поздравить себя с таким исходом.

Кёльн, 1 апреля. По последним сведениям, полученным из Италии, поражение пьемонтцев при Новаре отнюдь не имеет такого решающего значения, как об этом сообщалось в телеграфной депеше, посланной в Париж.

Пьемонтцы потерпели поражение, они отрезаны от Турина и отброшены в горы. И это все.

Если бы Пьемонт был республикой, если бы туринское правительство было революционным и имело мужество прибегнуть к революционным мерам, — ничто не было бы потеряно. Но итальянская независимость гибнет — не из-за непобедимости австрийского оружия, а из-за трусости пьемонтской королевской власти.

Чему обязаны австрийцы своей победой? Тому обстоятельству, что вследствие предательства Раморино в пьемонтской армии две дивизии были отрезаны от остальных трех, и эти три изолированные дивизии были разбиты численно превосходящими силами австрийцев. Эти три дивизии оттеснены теперь к подножыо Валлисских Альп {Итальянское название: Пеннинские Альпы. Ред.}.

Огромной ошибкой пьемонтцев с самого начала было то, что они противопоставили австрийцам только регулярную армию, что они хотели вести самую обычную, буржуазную, добропорядочную войну. Народ, который хочет завоевать себе независимость, не должен ограничиваться обычными способами ведения войны. Массовое восстание, революционная война, партизанские отряды повсюду — вот единственный способ, при помощи которого малый народ может одолеть большой, при помощи которого менее сильная армия может противостоять более сильной и лучше организованной.