Собрание сочинений. Том 6 - Маркс Карл Генрих. Страница 124
Если так продлится еще немного, то чего только не сделают из статьи 222!
Впрочем, дело Лассаля будет рассматриваться 3 мая в суде присяжных.
Написано ф. Энгельсом 26 апреля 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 283, 27 апреля 1849 г.
Перевод с немецкого
На русском языке публикуется впервые
РОСПУСК ВТОРОЙ ПАЛАТЫ
Кёльн, 28 апреля. Слух, распространившийся сегодня днем по городу, подтвердился сегодня вечером: король и его военно-полевое министерство распустили вторую палату[313]. Подробности ниже, de dato Berlin {в корреспонденции, помеченной Берлином. Ред.}.
Этим актом король и его военно-полевые министры еще раз нарушили свое слово. Согласно октроированной 5 декабря военно-полевой хартии, палаты определенно созывались для того, чтобы «пересмотреть конституцию». Лишь после того как первые созванные по этой конституции палаты произвели бы пересмотр этого жалкого творения, только после этого последнее должно было получить полную, окончательную силу» Таков был смысл того, что октроировали в декабре прошлого года.
Следовательно, палаты имели, по крайней мере частично, учредительные полномочия. Поэтому до тех пор, пока они этих полномочий не осуществили, пока они вместе с короной не произвели пересмотра конституции, они не могли быть распущены, как не могло быть распущено и блаженной памяти собрание, созванное для согласования прусской конституции.
И тем не менее ее разогнали, эту жалкую вторую палату, составленную при диктатуре сабли, под угрозой штыка, путем подкупа, застращивания и обмана! Это называется «прусской честью», «прусской верностью»!
Если бы министры подождали еще несколько недель, быть может венгерско-австрийская революция избавила бы их от труда и разогнала бы обе палаты.
Что же касается значения этого нового государственного переворота, то оно совершенно ясно. Над нами воцарится господство сабли в квадрате. Нам всемилостивейше октроируют законы о печати, о клубах, о мятежах, о плакатах и т. д., так что немецкому филистеру еще придется поплакать. Начнутся преследования, карательные меры, аресты; осадное положение будет сделано повсеместным, и, в довершение всего, будет введена, наконец, новая конституция с цензовым избирательным правом и палатой лордов, конституция, в которой нынешняя первая палата будет фигурировать в качестве второй.
Словом, пойдут так далеко, как только позволит прусская наглость.
Мы, со своей стороны, желали бы только, чтобы г-н Мантёйфель снова созвал блаженной памяти Соединенный ландтаг.
Написано Ф. Энгельсом 28 апреля 1849 г.
Напечатано во втором выпуске «Neue Rheinische Zeitung» № 285, 29 апреля 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
ПОЗНАНЬ
Кёльн, 28 апреля. Наши читатели будут нам благодарны, если мы время от времени будем возвращаться к вопросу о «блеске и могуществе» нашей гогенцоллернской королевской династии и об одновременном поразительном процветании главной опоры этого благородного трона — бранденбургского рыцарского клоповника, насажденного во всех провинциях.
Продолжая это поучительное исследование, мы остановимся сегодня на польской части нашего отечества в узком смысле слова {т. е. Пруссии, в отличие от Германии. Ред.}. Уже прошлым летом, в связи с пресловутой «пацификацией» и «реорганизацией» Польши при помощи шрапнели и адского камня[314], мы вскрыли немецко-еврейскую ложь о «преобладании немецкого населения» в городах, о «крупном немецком землевладении» в сельских местностях и о королевско-прусских заслугах в росте общего благосостояния. Читатели «Neue Rheinische Zeitung» помнят, как мы установили по официальным цифровым данным и по сообщениям архиепископа гнезненского и познанского буржуазному «переходному» министру Кампгаузену, что в частях этого края, включенных в прусскую демаркационную линию, немцы составляют не около половины, а едва-едва шестую часть населения[315]. Между тем лживые статистики прусского правительства все более и более увеличивали число этого мнимо-немецкого населения по мере того, как ход контрреволюции делал, казалось, возможным новый раздел и новое уменьшение польской части Познани. Мы установили тогда, что германские национал-остолопы и спекулянты из франкфуртского парламентского болота при этих подсчетах все еще причисляли к немцам и польских евреев, хотя эта отвратительнейшая порода ни по своему жаргону, ни по происхождению, а разве только по страсти к барышу может состоять в родственных отношениях с Франкфуртом. Мы установили, что во всяком случае сравнительно очень небольшое число мелких немецких землевладельцев поселилось в отдельных округах Познани, и то лишь в результате вероломной прусской спекуляции на польской нужде, ибо, по королевскому указу 1833 г., все продававшиеся с молотка имения могли приобретаться исключительно только прусскими захолустными юнкерами, которых правительство ссужало для этой цели деньгами. Наконец, как мы установили, отеческие благодеяния и заслуги Гогенцоллернов состояли в том, что поело мартовской революции они из трусости дали самые благие обещания «национальной реорганизации», а затем, с ростом контрреволюции, они пятикратными, все более обширными разделами все сильнее стягивали петлю на шее страны, затем обусловили «реорганизацию» «пацификацией», сдачей оружия и в конце концов, когда это условие было выполнено, напустили на безоружный доверчивый край «Мою доблестную армию», чтобы в союзе с евреями грабить церкви, сжигать деревни, до смерти избивать поляков в общественных местах шомполами или жечь адским камнем и, отомстив за веру в «мартовские обещания», воздавать на этом покрытом трупами поле хвалу господу богу и его христианско-германскому величеству.
Таковы были благодеяния прусской «реорганизации» в Познани. Обратимся теперь к происхождению крупного прусского землевладения, доменов и имений. Их история в немалой степени дополнит картину «блеска и могущества» династии Гогенцоллернов и доблести их возлюбленного бродячего рыцарства.
В 1793 г. три коронованных вора поделили между собой добычу — Польшу по тому же самому праву, по какому три разбойника с большой дороги делят между собой кошелек безоружного путника. Познань и Южная Пруссия получили тогда Гогенцоллернов в качестве наследственных властителей в том же самом порядке, в каком получила их на правах наследственных властителей Рейнская провинция в 1815 г., — в порядке торговли людьми и человеческими душами. Как только это право торговли людьми и человеческими душами будет уничтожено, поляки, как и жители Рейнской провинции, перечеркнут красной чертой права наследственного великого герцога Гогенцоллерна на владение ими.
Прежде всего отеческая прусско-гогенцоллернская благосклонность к добытой грабежом Польше проявилась в конфискации польских королевских и церковных имений. Вообще против такой конфискации мы нисколько не возражаем; больше того, мы надеемся, что скоро дойдет очередь и до других королевских имений. Мы только спрашиваем, в чьих интересах были использованы эти конфискованные имения? В интересах «общего благосостояния» страны, о котором так милостиво заботилось бранденбургское отеческое правительство во время «пацификации» и «реорганизации» в 1848 году? В интересах народа, потом и кровью которого созданы эти имения? Посмотрим.
На тогдашнего министра Хойма, который в течение двадцати лет управлял провинцией Силезией совершенно независимо, без всякого контроля и пользовался этой властью для самого отъявленного юнкерского плутовства и вымогательства, было возложено также, в награду за его заслуги перед богом, королем и отечеством, управление Южной Пруссией. Хойм предложил своему господину и повелителю, в интересах «блеска и могущества» династии и ради создания преданного ей блестящего и могущественного захолустного юнкерства, раздарить так называемым «заслуженным людям» как можно больше церковных и казенных земель и конфискованных имений. Так и было сделано. Бродяги-рыцари, фавориты королевских любовниц, креатуры министров, сообщники, которым хотели заткнуть рот, во множестве одарялись крупнейшими и богатейшими поместьями ограбленного края, и таким образом были насаждены среди поляков «немецкие интересы» и «преобладающее немецкое землевладение».