Русский бой на Любки - Шевцов Александр А.. Страница 20

Думаю, такой подход сложился исторически. Было время, сотни миллионов лет, когда землей правили динозавры. Было и другое время — сотни лет, — когда исход всех битв решался закованной в тяжелую броню рыцарской конницей. Но динозавров сменили легкие и подвижные млекопитающие, а рыцарская броня вдруг сменилась на легкую кирасу и тонкую шпагу, а со временем на неприметный камуфляж. Чем это было вызвано?

Сила правит только пока у нее есть такая возможность. Но если возможность пропадает, тяжелые существа вымирают насовсем, поскольку умеют выживать только сверху. Легкие существа выживают и при сильных и без них. Пока не было оружия, способного пробивать рыцарскую броню, тяжелый бой был вершиной воинского искусства. Но появляется пуля, и доспехи становятся обузой, мешающей выживать в настоящем бою. Настоящие военные искусства становятся легкими и подвижными.

Вот и с рукопашкой в действительности происходит нечто сходное. Огромные спортивные сообщества по всему миру наплодили безмерное число тяжелых бойцов, прекрасно существующих в мире спортивных правил. И чем тяжелее борец, тем, считается, он сильнее. Поэтому главными боями спортивного мира являются бои тяжеловесов.

Но вот тот же борец или боксер высочайшего класса выходит на улицу и налетает на недоделка с ножом, и его уверенность в себе теряется. И если ему удается победить, он долго помнит этот бой, потому что для него это редкое испытание и проверка того, чему он учился столько лет. Но при этом противник мог быть какой-нибудь такой гнилью, которая без ножа постеснялась бы стоять рядом с нашим чемпионом. А нож сделал его достойным противником прославленного динозавра!.. Странно…

И означает это, что спортивное совершенство в боевых искусствах — это свой мирок, вовсе не так уж хорошо учащий действительному бою. До того, как в двадцатых-тридцатых годах в Советском союзе начались уголовные преследования за стеношные бои и вообще любые бойцовские развлечения, народ владел искусством настоящего боя. И парни не ходили без засапожника или поясного ножа. Сцепиться в поножовщине было так же привычно, как и просто подраться. Нож не был тем, что боялись, потому что знали его и умели пользоваться. Да и мировоззрение сохранялось еще древнее, отнюдь не естественнонаучное, убедившее нас, что ничего, кроме тела нет, а потому тельце надо беречь до дрожи в коленках.

Детей учили драться на кулачках, палках и ножах так же естественно, как и борьбе, с которой все начиналось. И это вполне естественно приводило к тому, что борьба ценилась, но в бою никто не увязал в ней, потому что даже удушаемый со спины противник всегда может успеть выхватить нож и воткнуть тебе в живот или бедро простым махом за спину. Бой исходно был легким, как подготовка к настоящей войне, где бороться некогда и опасно.

Иногда, посмотрев любки, спортсмены говорят мне: но ведь тебе поддаются! Вот как объяснить разницу между любками и поддавками? Могу ответить только одно: человек, готовый к настоящему бою, предельно бережен к себе. И там, где спортсмен вцепился бы и уперся, то есть неподдался, бойцу достаточно показать намерение ударить его в запрещенное для спортсмена место, и он становится гибким и легким.

Просто представьте себе, что вы ловите противника в свой коронный захват и начинаете вытаскивать его на прием, и в это время, сквозь вашу задумчивость к вашему глазу приближается палец. Хорошо, если палец, а не сучок или гвоздь. Вы будете по прежнему ломить свой прием, или вдруг помягчаете и станете гибкими, чтобы избежать этой опасности? Вот и весь секрет «поддавков» в любках.

Никаких поддавков в любках нет. Конечно, если кто-то не начнет портить любки, искусственно поддаваясь. Просто в любках действительно разрешены любые приемы и удары, какие ты только сможешь придумать в настоящем бою. И поэтому бой становится легким. В боях без правил такие приемы запрещены — правила все-таки есть, потому что без них спортсмены порвали бы друг друга. Все спортсмены бьются на зверки, то есть зверея, и поэтому их надо судить и ограничивать. Но в бою на любки ограничивать не надо, достаточно следить, на любки ли идет бой.

Если человек бьется на любки, если он любит того, с кем бьется, а чаще всего это либо отец, брат, либо друг, он и сам не доведет опасный прием до завершения. Он только обозначит его. Но ведь и он, и противник понимают, что в бою этот прием очень разрушителен. И если бьющий учится делать такой прием, то противник учится как видеть и избегать подобных ударов. И поэтому противник уходит от ударов или приемов не тогда, когда они уже прошли, а как только распознал их. И чем раньше ты умеешь распознать опасный прием, тем лучше, тем легче ты выживешь в настоящем бою.

Вот откуда это странное ощущение, что в любках поддаются.

Если честно, то мое мнение как раз обратное: поддаются в спортивных единоборствах. Там позволяют подходить к себе, брать в захваты. Если у самбиста срывается прием в уличной драке, он непроизвольно падает на землю лицом вниз и лежит, поджав руки под грудь, чтобы их не захватили для болевого. Лежит, пока его не приведут в чувства ударами тяжелых ботинок по почкам и голове. Классик же позволяет себе годами отрабатывать, как лежащего на животе противника отрывать от ковра и перекатывать через себя в то же самое положение лежащего на животе. Так они берут очко…

Спортивные единоборства — это поддавки, но это прекрасная школа овладения основами. В русские школы надо приходить, владея ими как можно лучше, чтобы добавлять к этому понимание настоящего боя. Но надо исходно принять: в любках надо биться легко, работая не над борьбой или ударными школами, а над тем, как вообще не быть там, куда бьют. В сущности, как выживать в бою, а не красиво гибнуть во славу отечества, спорта или собственного честолюбия. Этого нельзя добиться ни поддаваясь, ни упираясь. Это достигается пониманием того, чему ты пришел учиться. Это просто другой класс боевых искусств. Не знаю, выше или ниже, но точно другой. И в нем изучают другие предметы.

Глава 23. Позволение

По крестьянским понятиям, бой не должен быть тяжелым, как не должно быть любое ратное дело для ратая, то есть пахаря. Тяжелым он становится только в рамках правил, которые делают из него определенную задачу. К примеру, общество хочет определить, кто из молодых людей сильнее. И оно заставляет их бороться так, чтобы выявить именно силу. Или оно хочет научить молодежь работать руками, тогда оно ограничивает поединки правилом биться только на кулачки.

В итоге мир сужается, но зато становится глубже. Любое ограничение противоестественно с точки зрения борьбы за выживание, зато естественно и необходимо для учебы. Чем уже разрешенный коридор, тем более высокого мастерства можно достичь именно в этой части воинского искусства.

Иными словами, спортивные правила чрезвычайно полезны для изучения отдельных частей воинского искусства. Но в них есть один большой недостаток — они приучают бойцов к односторонности. И приучают сильно. Редкий парень, добившийся успеха в борьбе или боксе, пойдет учиться заново другому искусству. Его жизнь состоялась, он достиг почета и уважения, а часто и денег, и вовсе не хочет менять спокойную жизнь на состояние новичка. Чтобы пойти учиться дальше, нужно быть не спортсменом, а воином. Спортсмен же, если вспомнить исходное значение этого английского слова — это человек, который охотится не для пропитания, а так, с жиру балуется…

Второй недостаток правил в том, что они въедаются в сознание и от них очень трудно избавиться. Если ты привык играть в спортивные силовые поддавки, перейти на бой за жизнь может заставить, разве что война или тюрьма. Поэтому спортсменам трудно принимать любки — в них надо отказаться слишком от многих условностей, а при этом не озвереть.

Но любки не понять и не освоить, если не освободиться от всех правил. Любки — не могут вестись тяжело, это легкий бой, в котором возможны такие приемы, какие в спортивных единоборствах удаются, может, всего раз-другой за всю жизнь, да и то чемпионам мира. Бывает такое, когда, как говорится, достигается пик формы, что человек начинает совершать в бою чудеса, и ему все дается легко. Вот это состояние и надо принять как исходное для любков. Как это сделать?