Его грешные пути - Джеймс Саманта. Страница 2

Еще никогда в жизни Мередит не презирала себя так, как в этот момент. Она взяла в руку перо и, глядя на пергамент глазами, полными слез, написала:

Матушка Гвен и мои дражайшие сестры во Христе!

Как ни больно мне признаться в этом, но у меня нет выбора. Я не могу больше оставаться слугой Божьей. Мне очень стыдно, что я так некрепка в вере. Поэтому я должна положить всему конец. Простите меня, сестры, за то, что я должна сделать, и помолитесь за мою грешную душу, чтобы не лежало на ней вечное проклятие.

Она поставила свою подпись и отложила перо. Он пристально наблюдал за ней, и взгляд его пронзал ее насквозь. Он взял записку.

— «Помолитесь за мою грешную душу», — процитировал он. — Будем надеяться, что кто-нибудь сделает это. — Он положил письмо на середину стола. — Вставай, — приказал он.

Мередит хотела было возразить, но раздумала. По правде говоря, она была так рада, что все еще жива, что боялась не удержаться на ногах.

— Дай сюда руки.

Она молча подчинилась. Он подал знак, и один из его людей связал ей руки обрывком веревки. Сделав свое дело, человек распахнул дверь.

Горящие глаза главаря сердито взглянули на нее.

— Иди, — только и сказал он.

Мередит инстинктивно попятилась, однако его пальцы крепко сжали ее локоть. Она поежилась от его прикосновения, но все же пошла, стараясь не поддаваться отчаянию и страху. Кто он такой? И что ему нужно от нее? Почему он ее не прирезал? А зачем ему вообще убивать ее? Или он действительно хочет, чтобы она покончила с собой?

Они миновали апартаменты матушки Гвен. Мередит взглянула вперед и торопливо отвела взгляд в сторону. Они приближались к комнате, в которой спали монахини. Если сейчас крикнуть и поднять тревогу, то кто-нибудь из сестер, возможно, проснется. Возможно даже, что кто-нибудь уже проснулся, потому что пора было собираться к заутрене. Тогда непрошеных гостей сразу же обнаружили бы…

Он грубо дернул ее и прижал к себе. Все посторонние мысли моментально улетучились. У нее перехватило дыхание и чуть не остановилось сердце. Мередит вновь поразилась тому, что грудь его напоминает железную стену. Он наклонил голову так, что его губы прикоснулись к ее уху, и она перепугалась до смерти. Силы небесные, что он хочет ей сказать?

— Не делай этого, — прошептал он, — потому что если они попытаются броситься тебе на помощь, то могут пострадать ни за что ни про что. Ты тоже. Я сделаю то, что задумал, и никто меня не остановит.

«Ничего себе предупреждение», — подумала она.

В отчаянии от своей беспомощности и слабости, Мередит сжала в кулаки связанные руки и сердито отвернулась.

— Бороться можно не только мечом, но и другими способами, — пробурчала она, не глядя на него.

Он невесело рассмеялся.

— Да уж, что правда, то правда.

Произнеся эти загадочные слова, он взял ее за локоть и потащил за собой вниз по узкой лестнице. Его люди следовали за ними по пятам.

Видно было, что он здесь отлично ориентируется и знает, куда идти. Они прошли через неф церкви, обогнули алтарь, потом, торопливо пройдя через крытую аркаду, свернули возле трапезной налево и вскоре вышли из здания в залитую лунным светом ночь. Он даже ни разу не замедлил шаг. Миновав деревянные хозяйственные постройки и огороды, они вышли в сад. Еще немного — и они оказались за стенами монастыря.

Они остановились перед гранитным крестом святого Михаила, воздвигнутым несколько веков назад. Сюда доносился острый запах моря, но Мередит едва замечала его. Она с трудом подавила желание расплакаться, ведь здесь, на этом самом месте, она попрощалась с отцом.

Она уговорила его не приезжать сюда, пока сама не попросит его об этом, потому что боялась, что, если он приедет, она может поддаться искушению и вернуться вместе с ним в замок Монро — в замок, который был ее домом. У нее защемило сердце при воспоминании о том, как его голубые глаза, так похожие на ее глаза, наполнились слезами, которые он даже не пытался скрыть. Они плакали, не в силах оторваться друг от друга.

Господи, как давно это было. Она ненавидела себя за то, что разочаровала его. Она была его единственным ребенком, и он мечтал о том, что она когда-нибудь выйдет замуж и подарит ему внуков.

Но Мередит знала, что она никогда не выйдет замуж… Никогда.

Она не рассказала отцу о той ужасной ночи. И никогда не расскажет. По правде говоря, она вообще никому не рассказывала об этом. Хотя у нее сердце разрывалось от горя, когда она покидала замок Монро, оставаться там она не могла. Она не могла жить, опасаясь каждого мужчины и каждого подозревая в том, что именно он опозорил ее. Она не могла рассказать отцу правду о том, что произошло той страшной ночью… Откровенно говоря, она й сама не знала правды.

Именно поэтому она покинула своего горячо любимого отца. Именно поэтому она никогда не вернется домой.

Когда Мередит попросила отца отвезти ее в Конни-ридж и поведала о своем намерении принять постриг, он был озадачен. Естественно, он задал ей кое-какие вопросы, но в конце концов согласился исполнить ее просьбу. Он смирился с тем, что она останется в монастыре навсегда.

Монастырь стал ее убежищем. И именно здесь ужас, поселившийся в ней после той ночи, начал постепенно отступать. В этих стенах она вновь обрела себя, и в душе ее наступил мир и покой, которые она считала навсегда утраченными. Со временем ей стало даже уютно в монастыре, хотя холод, проникая сквозь подошвы сандалий, пробирал ее до костей. Недавно она приняла решение посвятить себя Господу Богу. Став монахиней, она была бы защищена от мужской похоти…

Однако ее не оставляли сомнения. Хотя она приняла решение исключительно по доброй воле, она не чувствовала прежней уверенности. Правильно ли она поступит, приняв постриг? В этом ли ее призвание? Ответ должно было подсказать сердце, а оно молчало. В течение нескольких последних недель она ежедневно молила Господа указать путь, по которому ей следовало идти.

Она должна была принять постриг в этом месяце… но кто знает, что будет с ней к тому времени?

Монастырская жизнь многим могла бы показаться тюремным заключением, потому что дни в обители были похожи один на другой и заполнены исключительно молитвами, работой, изучением богословских книг, сном да трапезой. Праздность считалась здесь врагом души. И поэтому у Мередит не оставалось времени думать о чем-то другом.

Но теперь она снова лишилась душевного покоя. И все из-за него…

Из-за еще одного мужчины, даже имени которого она не знала.

Мередит с опаской поглядывала на него. Во мраке ночи он казался черной безликой тенью. Она попыталась представить себе, как он выглядит при свете дня. Наверное, молодой, по крайней мере моложе, чем ее отец или дядюшка Роберт. Такой дурной человек должен быть безобразным, как сам сатана. У него, несомненно, желтые, гнилые зубы, а кожа наверняка побита оспой и темная, как у язычников. Ее передернуло от омерзения, и она подумала, что, может быть, даже хорошо, что сейчас темно, потому что при свете дня он мог бы испугать ее до смерти!

Он что-то вполголоса сказал своим людям, она не расслышала, что именно. Мужчины кивнули и куда-то ушли, а он направился к небольшой телеге, которую она не сразу заметила.

Потом он обернулся и поманил ее. Мередит, замирая от страха, подошла к нему и, не удержавшись, заглянула в телегу. Там лежала женщина, длинные рыжие волосы которой — грязные и спутанные — разметались по деревянным доскам. Голова ее была повернута под странным углом. Тусклые, немигающие глаза смотрели прямо на нее.

Женщина была мертва.

Крик застрял в горле Мередит, она покачнулась, но, к счастью, удержалась на ногах.

Крепкие пальцы схватили ее за локоть.

— Раздевайся, — приказал он, но, услышав его голос, она вновь почувствовала ужас.

Он развязал веревку, стягивавшую ее 'запястья. Может, она сошла с ума? Может, все это снится ей в дурном сне? Она зажмурилась, стараясь убедить себя, что все еще находится в своей келье и лежит, свернувшись калачиком, в своей постели, потом, судорожно глотнув воздух, медленно открыла глаза.