Бык из моря - Джеллис Роберта. Страница 47

Дионис попробовал довести Афродиту до кресла — и понял, что не может сделать ни шагу. Каждую ногу его держали отдельно; ручки были и на его талии, и на бедрах. Он взглянул вниз — на него уставились шесть или семь возмущенных рожиц. Самому старшему исполнилось лет восемь, но все они были полны решимости сражаться за свою богиню. Дионис не смог удержаться от смеха, и тогда Афродита тоже взглянула вниз. Он заметил, что губы ее дрогнули, но она прикусила язык и грустно покачала головой.

— Дети, дети. Ну-ка отпустите Диониса. Взгляните, что вы натворили. Он весь расцарапан и в синяках. Какие же вы злые!

— Он схватил тебя.

— Ты кричала.

— Он тебя тряс.

Три звонких голоска — и безмолвные возражения остальных.

— И вы кинулись меня спасать, — мягко проговорила Афродита. — Ладно, я вас прощаю, но Дионис — друг. Вы же это знаете. И знаете, что он никогда не причинит мне зла. Он пытался помешать мне сделать то, чего делать было нельзя и что принесло бы вред Эросу, а он и его друг. А теперь попросите прощения.

Они извинились — неохотно, но дружно. Дионис улыбнулся повешенным носам.

— Я понимаю, — сказал он. — Вы прощены. Вы не могли поступить иначе. Афродита бесценна, и ее надо защищать.

Мягкий серебристый смех Афродиты прозвучал чуть печально — лицо ее все еще было обращено к покоям Эроса. Потом она снова вздохнула.

— Уже поздно, дети. А ну марш в постель, вы все.

Они дружно двинулись прочь, хотя двое младших и оглядывались — с некоторым сомнением. Афродита улыбалась им, но молчала, пока звук их шагов не стих за закрытой дверью. Потом прислушалась, но дом был тих. Взмах руки — и вспыхнули волшебные лампы; стены были расписаны так, чтобы создавать впечатление сада; негромко звенел фонтан. Сияли ночные цветы. Афродита опустилась в кресло и указала на другое Дионису. Он сел не сразу — смотрел на покои Эроса.

— Можно мне пройти к нему?

— Он спит. С ним Асклепий.

Дионис с облегчением кивнул и сел. Поговаривали, что Асклепий может вылечить все — иногда даже смерть.

— Мои Уста сказали, Эрос любим Матерью, и еще — что Она послала мне Видение, чтобы защитить его.

— Хоть мне это и не нравится, твои Уста, возможно, сказали правду. Он едва мог говорить, но все время твердил: «Не трогай Психею. Не трогай ее». Ладно, я не трону — но она заплатит за то, что сделала. Почему, Дионис? Ты так и не ответил мне. Что сделала Психея — и зачем она это сделала?

— Что касается «зачем» — я и сам не знаю. Я задавал тот же вопрос моим Устам — и она сказала: мое Видение не объясняет этого. Спроси Психею. А что она сделала — легко понять. Ложе укрывала тьма. Психея наложила заклятие — и тьма исчезла. Хоть мои Уста и не истолковали этого, тут все достаточно ясно. Психея хотела разогнать тьму. Почему, зачем — не знаю. Единственное, что сказали об этом мои Уста, — что все делалось от великой любви и стремления помочь.

— Тупая шлюха! — Нежные черты Афродиты не были созданы для гнева, однако именно гнев отражали они сейчас. — Похоже, она едва не погубила Эроса просто из дурацкого любопытства — ей захотелось взглянуть, что скрывает тьма. — Она негромко всхлипнула. — Эти смертные! Твои Уста тоже смертная. Ты веришь ее словам?

— Да. Она никогда не ошибалась. — Он задумчиво нахмурился. — Мало того, когда я с ней — мне кажется, что-то касается... моей души. Она способна благословлять лозы не хуже, чем я. Как и Эрос, она обласкана любовью Матери. Я чувствовал, как Сила вливается в нее — и на виноградниках, и когда она танцует Хвалебный танец. Она больше, чем просто смертная.

Афродита склонила головку набок. Хоть она и прислушивалась все время, ловя малейший звук из покоев Эроса, последние слова Диониса привлекли ее внимание.

— Как Семела? — спросила она.

— Больше, чем Семела. Я отыскал Семелу, потому что она моя мать. Потому что считал, что Зевс обманул ее. Потому что... ладно, не важно. Я ошибался. Теперь — не ошибаюсь. Ариадна не боится меня. У нее нет в этом нужды — ей дано смирять мое... мое безумие.

— Смирять?.. — Теперь все внимание Афродиты было обращено на Диониса. — Ты уверен, что не ошибаешься насчет этой жрицы? — мягко спросила она. — Здесь был Силен — приходил рассказывать истории детям, — так он весь в синяках и шишках. Со мной он не говорил, но у него все на лице написано, да и по отметинам вполне можно догадаться, в какую... дикую историю он попал.

— Все верно, — мрачно согласился Дионис. — Я благословлял виноградники кровью и похотью. — Он поднял взгляд и пристыженно улыбнулся. — Больше кровью, чем похотью. Но вины моей жрицы в этом нет. Я поссорился с ней и не видел... два года.

Глаза Афродиты широко распахнулись.

— Она поссорилась с тобой — надо думать, достаточно серьезно, раз уж ты на два года оставил ее... — и до сих пор жива? Да уж, тогда ей и правда дано смирять твой гнев.

— Лучше сказать — успокаивать. Гнев не сливается в закупоренный сосуд, чтобы вырваться, как только будет вынута пробка, нет — она словно заливает мой огонь дождем.

— А ты не любишь, когда тебя гасят? — спросила Афродита. — Поэтому ты и ушел от нее?

— Нет. Она отреклась от меня. — Дионис повел плечами. — Она была права. Я понимал это, но... Помнишь, меня преследовало Видение белого быка с головой человека?

— Помню, конечно. — Судя по голосу, Афродита удивилась. — Ты зашел ко мне рассказать об этом — здесь еще был Гефест... или он пришел позже?.. В этом я не уверена, но о Видении про белого быка помню.

— Я не мог избавиться от него, потому-то и пришел к тебе. Я надеялся, разговор с тобой сотрет его из моей памяти. Не тут-то было. И только когда чуть позже Ариадна Призвала меня и объяснила, что же я Видел, — оно ушло. Потом мне было еще одно Видение на ту же тему, — рот Диониса скривился от отвращения, — и она сказала, что оно означает: ее мать в обличье коровы совокупилась с Посейдоном в обличье быка.

— Обычно это Зевсова маска, — заметила Афродита. — Она что, перепутала их?

— О нет. Все было правильно. После той ночи родилось чудовище — мальчик с головой быка.

— Ужас! Посейдон, должно быть, очень зол на семью твоей жрицы.

— Зол — и за дело. Он внял молитве Миноса послать знак, что именно Минос — истинный царь. Посейдон послал белого быка, которого после надо было принести в жертву. Но Минос так возлюбил этого быка, что не смог убить его. Он оставил его, чтобы случить со своими коровами.

Афродита расхохоталась.

— Из-за коров?.. Эти смертные! Ты должен был уйти, как только Видение сбылось.

— Я не смог. Я думал, что спасаю Ариадну от беды, и предложил показать ей, как убить младенца, не напугав и не причинив боли. Не только ради нее, но и ради ребенка, чтобы избежать страданий, на которые он уже обречен сам — и на которые обречет свой и ее народ. Но она сказала, что чудовище — это я, а не тот бедный маленький уродец, и что она не станет более служить мне... Тогда я и ушел от нее. Но она была права. То был урок мне от Матери.

При этом признании Афродита тревожно поджала губы. Многие на Олимпе отказывались поклоняться Матери. Эрос, напротив, почитал Ее. Саму Афродиту не трогало ни то, ни другое, она только не хотела, чтобы ее впутывали в споры.

— Так эта Ариадна может тушить твой огонь. — Афродита усмехнулась, не возражая, но и не соглашаясь с последним замечанием Диониса. — И ты давно нуждаешься в друге помимо убогого душой Вакха и вовсе бездушного Силена. Ты собираешься предложить ей перебраться на Олимп?

— Ты думаешь, это ошибка?

— Нет — если она действительно то, чем ты ее считаешь, и если ты сможешь убедить Персефону продлить ей жизнь.

— Я, конечно, поговорю с Персефоной, но не думаю, что ее вмешательство понадобится. Говорю тебе, Мать дарит Ариадну без всяких просьб. Нет, я хотел спросить — будешь ли ты добра к ней, если я приведу ее сюда, или она будет отверженной, как Семела?

— Дионис. — Афродита наклонилась к нему и нежно провела пальцами по щеке. — Семела была неразумна. Она хотела вернуть себе Зевса. — Она весело рассмеялась. — Кто в силах удержать Зевса? А потом, когда мы сказали ей это и еще то, что, хоть их отношения и выглядят странно, Зевс по-настоящему любит только Геру, она решила, что мы хотим ей зла. Она считала, мы против нее, потому что была обычной смертной. К Ариадне будут относиться... как к любому из нас. За Афину, Артемиду или Аполлона не поручусь, но в общем... все будет зависеть от нее самой.