Пес, который говорил с богами - Джессап Дайана. Страница 21

— Хороший мальчик, — мрачно сказала она, похлопав его по боку и следя глазами за приближающимися мужчинами. Пес, услышав шаги, обернулся. Он неподвижно стоял рядом с Элизабет, а та прижимала его к себе, вцепившись в ошейник.

Лицо у Хоффмана было красное. Даже издали было видно, как он зол. Она поставила под угрозу весь его проект, не говоря уже о том, чем рисковала, вмешиваясь в собачий бой. Два его ассистента поглядывали на Хоффмана. Они никогда не видели профессора в таком состоянии. Один нес электрошокер на 150 тысяч вольт, указывая им на Дамиана.

— Отойди от собаки, — отрывисто приказал Хоффман, — и подойди к нам. Быстро.

Элизабет заставила себя выдержать его рассерженный взгляд.

— Я думаю, будет лучше и безопаснее для всех, если я останусь рядом с ним. Со мной все в порядке, правда.

— Ты подвергаешь себя опасности. Я хочу, чтобы ты делала то, что я говорю: Отойди от собаки, сейчас же.

Она почувствовала, как Дамиан чуть подался вперед. Резкая команда Хоффмана звенела в голове, но внутри у нее все сжималось при мысли о том, что может случиться, если она отпустит ошейник.

— Мне очень жаль, что я пришла сюда. Я не знала, что может произойти. Если я отпущу его, вы не станете стрелять в него, бить или еще что-нибудь? — Она смотрела на черный предмет в руках светловолосого студента. — Он не виноват, что так вышло. Он…

Студент Хоффмана шагнул вперед, держа перед собой шокер, как рапиру.

— Ты слышала, что он сказал? Отпусти собаку и подойди сюда.

Элизабет еще могла стерпеть гнев Хоффмана, но кто такой этот парень, чтобы ей приказывать? Она почувствовала, как Дамиан напрягся еще сильнее, реагируя на агрессивный тон человека и его позу. Хоффман выступил вперед.

— Элизабет, для одного дня ты натворила достаточно. Отпусти собаку, и мы все вместе уйдем отсюда. Ты подвергаешь опасности себя и нарушаешь естественный ход вещей. Ты в состоянии это понять?

— Нет, — ответила она, поразившись сама себе, — нет ничего естественного в том, чтобы запихивать стаю собак в загон. Они никуда не могут деться друг от друга. А на свободе могли бы. Между Дамианом и этим белым псом все время будут драки, и одному придется убить другого или покалечить — только ради того, чтобы вы и ваши студенты, — она одарила презрительной улыбкой парня с шокером, — могли за этим наблюдать. Вот что это все значит.

«Ты определенно умеешь сглаживать углы, Элизабет, — недовольно сказала она себе, — хватила через край».

Повисло натянутое, угрожающее молчание, и Хоффман попытался взять себя в руки.

— Таг, хватит. Элизабет, не будете ли вы так любезны, вывести собаку с территории? Вы совершенно правы в одном: в колонии питбулю теперь не место. Все было прекрасно до вашего вторжения, но теперь его придется отсюда убрать. Я действительно надеялся, что мы нашли с вами общий язык и пришли к соглашению.

Своим тоном он дал ей понять, что не собирается больше с ней ругаться, но его разочарование было неподдельным. Решив, что она зашла уже так далеко, что терять нечего, Элизабет спросила:

— Что вы собираетесь с ним делать?

— Не знаю. Но я точно знаю, что нам всем нужно убираться отсюда как можно скорее, и очень осторожно. Не думаю, что это место и время — для дискуссий.

Она кивнула и вдруг почувствовала себя ужасно. Что же она натворила? Элизабет вся дрожала после собачьего боя и ссоры с профессором. Она оглянулась на ряды клеток ярдах в сорока. Как могло все так быстро измениться к худшему? Она ведь только хотела попрощаться, а теперь пса переведут отсюда бог знает куда. Из-за нее. Она чувствовала тошноту и слабость.

— Идем, Дамиан, сюда. — Пес хромал рядом с ней, и она заметила, что он держит искалеченную заднюю лапу на весу. — Прости, — тихонько сказала она ему. Он поднял голову и посмотрел ей в лицо сбоку, ловя ее взгляд. Какова бы ни была душа, живущая в этом теле, теперь они с ним — напарники, друзья.

Элизабет знала людей, которые держали дома собак и любили их, но ее дружба с Дамианом была чем-то другим. Они долго пробыли вместе, а теперь вместе вляпались в неприятности. Казалось, их судьбы связаны друг с другом, будто их душам проще вдвоем. Она знала, что питбуль напал на большого белого пса ради нее, и теперь чувствовала себя в долгу.

Они подошли к клетке, Элизабет открыла дверцу и кивнула ему — заходи.

Пес замешкался и снова взглянул на нее. Она опустилась рядом на одно колено. Не раздумывая, обняла его за шею и прижалась к его морде щекой. Она обнимала его, безмолвно скорбя, а затем поцеловала в макушку. Быстро повернув голову, пес лизнул ее в щеку пару раз, и она улыбнулась. Они скрепили свою дружбу незримой печатью. Они были вместе.

— Спасибо, что пытался меня спасти, Дамиан, — прошептала она. Сзади послышались шаги.

— Введите его внутрь, пожалуйста.

Она показала на клетку.

— Все хорошо, Дамиан, входи.

Пес покорно вошел внутрь, быстро оглянулся и увидел, как мужчина запер дверцу. Таг взял Элизабет за руку, пытаясь увести, но она отпихнула его.

— Не трогайте меня, я уйду.

Ничего больше не было сказано. Мужчины повели ее к выходу мимо смотровой башни. Элизабет видела белого пса и трех сук — те нервно бегали возле дальней ограды. Белый пес зализывал рану на шее.

Путь до ворот показался ей очень длинным, и всю дорогу у Элизабет перед глазами стоял Дамиан, сидящий рядом с нею на переднем сиденье машины. Но похищать его было слишком поздно. Она упустила шанс. Если пес пропадет, они поймут, кто это сделал, ее легко найти. Нечего даже и думать, что отец и дедушка позволят оставить собаку. Наоборот, грустно подумала она, первые постараются убрать пса от нее подальше и она даже не узнает, куда.

Когда они миновали ворота, Хоффман повернулся к ней.

— Мне бы не хотелось сейчас выдвигать против вас обвинения. Я верю, что вы не собирались причинить вреда, придя сюда, — по крайней мере я надеюсь, что это так. Однако вы создали большую проблему, и я не могу больше вам доверять. Если вы еще когда-нибудь даже близко подойдете к этому месту, я приму меры, будьте уверены. А теперь советую вам вернуться к своим занятиям.

Элизабет удивилась, что не чувствует никакого унижения перед троицей осуждающих ее мужчин. Раскаяние тоже не шевелилось — она гордилась мужеством маленького питбуля. Она ушла от них, гордо расправив плечи, но в глубине души ей было жутко за будущее Дамиана.

— Джо? Это Виктор. Я могу просить тебя об одной услуге? Помню, ты говорил что-то о новом проекте, ты как-то упоминал о нем Солу. Тебе ведь нужны собаки, верно? Отлично. И это длительный проект? Отлично — то, что надо. У меня тут есть пес, питбуль, которого ты вылечил, я тогда еще искал, куда его поселить, помнишь? Если ты заберешь его, окажешь мне большую услугу. Я не хотел бы только, чтоб его убивали. Твой протокол позволяет, так ведь? Прекрасно, когда ты сможешь его забрать? Отлично, я его пришлю.

глава 4

Дамиан жил теперь на новом месте, опять в неволе. Комнаты; люди приходят и уходят; ему здесь было плохо, ничего не нравилось. Тут стояли в ряд восемь стальных клеток. В соседней комнате через открытую дверь он видел двух человек — они о чем-то разговаривали. Третий, незнакомый, только что ушел, но этих двоих он знал. Те самые, что вставляли ему в горло трубки, когда он только прибыл сюда. Эти люди много чего с ним делали, и общение с ними означало боль и неприятности, поэтому он воспринимал их, как Плохих. Они вызывали у него тревогу.

В отличие от диких животных, гены Дамиана позволили ему преодолеть страх перед людьми, его окружавшими. Месяцы жизни в одиночестве, в лесу, не стерли потребности в человеческом руководстве, она постоянно жила в его собачьей душе. Ему эти люди не нравились, но в их присутствии имелось некое тоскливое очарование. Он нуждался в их одобрении. Он приходил в замешательство от собственных желаний, но ему не с кем было поделиться. Странные волны желания и ужаса охватывали его рядом с этими людьми. Они были для пса кем-то вроде богов, и поэтому он им подчинялся. Взгляд или слово одобрения заставляли его трепетать и надеяться, на что — он не знал, но когда он угождал им, это ощущалось, как Хорошо.