Пес, который говорил с богами - Джессап Дайана. Страница 23
Элизабет лежала в холодных предрассветных сумерках, укутавшись в одеяло. В открытое окно светила полная луна — почти касалась верхней границы тумана, гнездившегося у подножия холмов. Невидимое солнце уже освещало небосвод, и она смотрела, как заходит луна и одновременно поднимается солнце. В мире царила странная гармония. Луна опускалась медленно и отважно в темно-серую полосу тумана, уступая небо могучему солнцу, и она думала о том, может ли Дамиан видеть рассвет так же, как видит его она.
Первые осторожные расспросы ничего не дали. Она потратила несколько недель, между занятий расспрашивая лаборантов и хендлеров. Никто ничего не знал. Никаких официальных записей о переводе собаки не было. Дамиан словно сквозь землю провалился; чтобы найти его, требовались изобретательность и настойчивость. Она твердо решила, что должна узнать, что с ним случилось из-за нее.
Университет представлял собой огромный комплекс даже без вспомогательных территорий. Пес мог быть где угодно — в одной из сотен лабораторий. За последние несколько месяцев она выяснила, что, несмотря на кажущуюся открытость исследований, в большинство лабораторий обслуживающий персонал не допускался. Любой ученый мог просто сказать, что контакты с внешней средой влияют на результаты тестов, поэтому для уборщиков и хендлеров лабораторию они закрывают. Иногда целые отделы были помечены табличками «Не входить». Если Дамиан за одной из этих дверей, она никогда не сможет его найти.
Прошло три недели. Каждый день она с надеждой обходила клетки, но всякий раз ее ждало разочарование. Она даже сходила в лабораторию отца, чтобы с деланным безразличием посмотреть на животных, с которыми он работал. Она видела сотни собак — симпатичных собак, — но ни одна не ответила ей приветливой улыбкой, ни одна не узнала ее. Постепенно Элизабет впала в уныние — у нее нет никаких шансов случайно наткнуться на Дамиана. Она заручилась поддержкой Ханны и двух других хендлеров, описала им пса и с надеждой ждала новостей. В конце концов пришлось признать: и таким образом она ничего не узнает.
Она исходила огромные расстояния, объездила весь кампус вдоль и поперек, отрывая драгоценное время от занятий. Впервые в жизни она получила восемьдесят баллов за тест (органическая химия, конечно) и с трудом преодолела желание разжевать и проглотить эту бумажку, чтобы не увидел Тони.
А затем, в июньский день, разглядывая обложку учебника и слушая монотонный голос лектора, она вдруг поняла. Мысль взялась ниоткуда, Элизабет даже не думала в тот момент о Дамиане, но теперь зажмурилась и выпрямилась, пытаясь не упустить идею. Это правда, она не может спросить у профессора, где Дамиан, но Хоффман, кажется, был дружен с тем человеком, который лечил пса. Возможно, он сумеет узнать, куда забрали собаку.
Она откинулась на спинку стула. Но как к нему приблизиться? Севилл не похож на человека, к которому можно легко подойти поболтать. Лаборанты обзывали его ублюдком и, насколько она успела заметить, были недалеки от истины. А что насчет его помощника, молодого человека, который работал с ним? Тоже не выглядел дружелюбным, но не был и враждебен. А если Хоффман предупредил Севилла и его ассистента, что от нее одни неприятности? Хоффман говорил, что может вызвать охрану или подать в суд, если она снова появится около собаки. Сложная задача.
Она так тяжело вздохнула, что девушка, сидевшая рядом, вопросительно на нее посмотрела. Элизабет смущенно улыбнулась в ответ: а что сказала бы соседка, если б узнала, что она замышляет?
Операция под названием «Тень Севилла» началась на следующий день. Возможно, Севилл ничего не знал о собаке, но идеи получше у Элизабет все равно не было. Она отыскала его лабораторию в университетском справочнике и устроила засаду на ассистента.
Нужно было уйти из класса на десять минут раньше, чтобы к полудню выдвинуться на позицию. Она впервые отпрашивалась с занятий, и когда преподаватель посмотрел на нее, она почти передумала. Но все же ушла, съежившись от неловкости. Где бы он ни был, как бы ни сложилась его судьба, сказала она себе, тихо закрывая тяжелую дверь, это все из-за нее. Она понимала, сколько придется потратить времени и сил, чтобы застать ассистента одного. Лаборатория Севилла находилась на втором этаже колоссального здания, состоявшего, казалось, из одних длинных коридоров, покрытых старым линолеумом, и запертых металлических дверей. Эхо шагов гулко разносилось, предупреждая о появлении человека задолго до того, как он оказывался в поле зрения. В первый же день она выяснила, где расположены туалеты, и устроила там блокпост, чтобы не маячить в коридорах. На входе стояла охрана, но ее жетон хендлера с номером позволял войти без всяких вопросов. Оказавшись внутри, она стала прогуливаться по этажу с занятым, целеустремленным видом. Даже во время обеда здесь было на удивление мало людей, и никто ни о чем ее не спрашивал.
Она слонялась без дела перед графиками жизненного цикла моллюсков, висевшими на стене, когда вдруг ощутила всплеск адреналина: из кабинета, держа в руке спортивную сумку, вышел Севилл. Часто дыша, она двинулась прямо к двери, из которой он только что вышел. Тут дверь внезапно открылась. У нее замерло сердце — перед ней стоял ассистент Севилла. Один.
О господи. Вот оно.
Она смотрела на него, не двигаясь с места, а он аккуратно запер дверь и вежливо кивнул, проходя мимо.
— Простите меня, извините. — Элизабет пошла за ним, чувствуя себя полной дурой. Он обернулся, внимательно и бесстрастно посмотрел на нее сквозь очки в металлической оправе. Гораздо выше ее и лет на шесть старше. Выглядел уверенным и аккуратным — с короткими светлыми волосами и в безупречно белой рубашке. Его ровная осанка, спокойный взгляд и аккуратные усы заставляли ее чувствовать себя маленькой неудачницей.
Ну давай, спроси его, глупая курица.
— Простите, что беспокою вас, — с просительной улыбкой сказала она, — но я давно пытаюсь найти одну собаку. Я не думаю, что она в вашей лаборатории, но вдруг профессор Хоффман говорил вам или доктору Севиллу, куда он ее отправил?
Она почувствовала холодный укол страха: а если он сейчас спросит, почему она просто не узнает об этом у самого Хоффмана? Он должен был задать этот вопрос — она бы поставила сотню долларов, что Хоффман уже сказал им о ней. Но другого шанса у нее не было.
— Понимаете, это очень важно для меня.
Лицо Тома оставалось бесстрастным, и он молчал. Элизабет следила за выражением его глаз, затем отвернулась. Ее почему-то разозлил приятный запах его лосьона.
— Полосатый пес, — продолжала она, решив, что лучше немного надавить, чем позволить ему не отвечать, — полосатый, как тигр. Средних размеров, с короткими ушами, его зовут Дамиан. Вы не знаете, куда его забрали?
— Собака, которая умирала от голода? — спросил он наконец. — Да? Это вы были там.
Она поняла, что он ее узнал. Голос у ассистента был тихий, вежливый, низкий — похож на голос Джека Лероя, друга семьи, специалиста-кардиолога из Луизианского университета, который родился и вырос в дельте Миссисипи.
— Да, тот самый! Вы знаете, где он? — Она подалась вперед в надежде узнать что-нибудь о пропавшем друге, боясь, что новости окажутся нерадостными.
Ассистент Севилла колебался. У него не было привычки обсуждать дела шефа с посторонними. Но врать он не хотел, а придумать способ избежать ответа не сумел.
— Да, — ответил он, — собака здесь.
Он кивнул в сторону лаборатории. Элизабет прижала руки к груди.
— Спасибо! Спасибо огромное, что сказали мне, я вам так признательна.
Том попытался уйти, вежливо кивнув.
— Стойте! Подождите! Могу я задать еще один вопрос?
Том остановился, всем своим видом давая понять, как ему не нравится, когда вмешиваются в дела его работодателя.
— Что вы с ним делаете? Вы знаете, какого рода исследования?
Взгляд молодого человека стал другим — казалось, только сейчас Том впервые ее увидел.
— Доктор Севилл проводит базовые исследования, — ответил он осторожно, дипломатично, отстранение Элизабет изменилась в лице.